— Да, — признал он. — Я уже заждался.

— Тогда я буду молиться, что наши пути разойдутся не здесь, Иона.

— Они все равно совьются в одну дорогу, Асената, — ответил он, а затем улыбнулся. В кои–то веки получилось искренне. — Хотя… мне–то откуда знать?

Абордажник Рем Райнфельд пластом лежал в кровати, обливаясь потом. Изнывая от тупой боли, он вслушивался в ночь. Его товарищи спали беспокойно. Кашель, храп и стоны сливались в заунывный хор, почти заглушавший настойчивый скрип и шорохи старого здания, но бойца интересовали совсем другие шумы.

— Пропали, — удивленно пробормотал он.

Хотя в последние дни плавания мухи куда–то скрылись, Рем продолжал слышать их коварное жужжание, но здесь… оно смолкло. Гвардеец ухмыльнулся. Он так настрадался, ужасаясь мыслям о том, что паразиты захватят его, как случилось с Глике, но уж теперь можно расслабиться. Наконец–то.

— Они пропали, — повторил Райнфельд с болезненной улыбкой.

Боец взглянул на лейтенанта, сидящего в кресле в дальнем конце палаты. Тот дремал, уронив голову на грудь. Райсс и комиссар дежурили по очереди, не говоря ничего остальным. Неужели они не знают, что все наконец закончилось? Неужели они не слышат?

Райнфельд обернулся на шелест, с которым открылись двойные двери палаты. В проеме возник силуэт высокой нечеловечески худой женщины. Руки она держала перед грудью, сложив ладони, а выпуклые линзы над ее глазами тускло светились в сумраке. Гвардеец замер. Женщина вошла и двинулась вдоль кроватей. Ее шаги громко звенели, словно она носила обувь с металлической оковкой, но никто даже не пошевелился.

Она останавливалась у каждой кровати, внимательно изучала пациента и шла дальше, совсем как добрая сестра Темная Звезда. Но эта женщина, хотя и носила такое же красное одеяние госпитальера, была совсем иной. Усиленное горячкой чутье Райнфельда не могло подвести.

— Крадущий Дыхание, — прошептал он.

Боец был слишком слаб, и на большее его не хватило. Он судорожно закрыл глаза и стал ждать, отлично понимая, за кем пришли на сей раз.

Прошлой ночью в моем повторяющемся кошмаре впервые случился неожиданный поворот. Взбираясь по спиральному пути в никуда, я услышала, что преследователь зовет меня по имени, произнося его как ласковое проклятие. Изумившись, я резко обернулась, поскользнулась на гладкой дороге и неуклюже рухнула навзничь. Так перед моими глазами впервые предстала неотступная сущность — высокая и очень худая фигура, сплетенная из теней. Силуэт, пусть и совершенно черный, словно очерченный на фоне белой пустоты, определенно принадлежал женщине. Пока она широко ступала ко мне на острых ногах–ходулях, над ее плечами развевалась копна неприбранных волос, подобная непроглядной туманности. Руки ее свободно покачивались у талии, а расставленные пальцы, оканчивающиеся длинными иглами, сочились тьмой. На каждом шагу тело создания мерцало, как будто оно рывками продиралось сквозь время.

— Теперь ты видишь меня, сестричка, да еще как! — промурлыкало существо. Его голос показался мне скрежетом ногтей по кровоточащему металлу. — А та, кого увидели, уже не скроется из виду, нет–нет!

Застонав от ужаса, я кое–как поднялась на ноги и ринулась прочь от демоницы — не сомневаясь, что за мной гонится именно такая сущность. Но, даже напрягая все силы, я понимала, что не сумею увеличить разрыв между нами. Однажды утраченного уже не вернуть.

Неизмеримо долгое время спустя я обернулась, молясь, чтобы моя преследовательница вновь растворилась в незримости, но и такой милости меня лишили. Как она и обещала, увиденное богохульство уже не станет невидимым и не сгинет невоспетым! Несомненно, теперь создание будет являться мне еженощно, все прочнее укрепляясь в яви с каждым моим взглядом на него. А взамен, серая сестра, я подарю тебе немножечко СТИЛЯ.

Достигнув наконец Кольца Коронатус, я приблизилась к искуплению, но, словно для сохранения некоего губительного равновесия, ко мне сразу же подобралось проклятие. Чего бы ни требовал от меня Бог–Император, мне нужно исполнить Его поручение быстро, иначе тьма во мне пересилит свет. Но что же нашей гонке конца нет? И чего стоит победа?

Однако мне нужно открыть вам еще кое–что, моя госпожа. Никогда прежде я не рассказывала вам о палатине–хирургеоне Бхатори, повелительнице Бронзовой Свечи, и не имею намерения рассуждать о ней сейчас, но думаю, что именно встреча с ней усугубила мой кошмар. Вне сомнений, Акаиси считает себя верной слугой Трона, а также не имеет себе равных на выбранном поприще, и все же я ненавижу ее каждой клеточкой своего существа. Именно она посеяла во мне семена мрака и, вполне возможно, грехопадения. Раскрепощения! Если со мной произойдет что–либо неблагоприятное, призываю вас в первую очередь заподозрить палатину Бхатори, ибо расследование я поведу в отношении нее.

Асената закрыла путевой дневник. Чтобы исполнить замысел, ей следовало поторопиться. Близилась Первая заря, а значит, Акаиси скоро приляжет отдохнуть на несколько часов, что даст сестре свободу действий. Правда, если палатина отошла от прежнего распорядка дня, Гиад рисковала серьезно осложнить себе жизнь.

— Все нормально, — заверила себя Асената. — Карга никогда не менялась.

Выйдя в коридор, сестра покосилась на дверь Ионы. Скорее всего, он давно уже ушел и сейчас находился на полпути к шпилю Веритас, где располагался Люкс–Новус. Неужели ректор схолы и в самом деле причастен к медленному разложению Витарна, а то и управляет оным? Гиад не помнила, встречалась ли когда–нибудь с теологом–экзегетом, хотя период учебы ярко запечатлелся в ее памяти. Как и всех перспективных отпрысков Свечного Мира, сестру записали в Люкс–Новус семи лет от роду. Последующие три года сложились для нее из непрерывных уроков, молебнов и испытаний, призванных отсеять просто одаренных ребят от исключительно талантливых. Непростые времена, но и вдохновляющие: именно тогда Асената обрела глубокую веру в священное предназначение человечества. Казалось невероятным, что в подобном заведении — или человеке, определяющем его курс, — может завестись скверна.

Гиад выбросила эти мысли из головы. У нее имелись более неотложные дела. После сегодняшнего кошмара стало ясно, что срок, отведенный сестре, подходит к концу.

Выпрямив спину, она двинулась к цели. Как и предполагала Асената, лечебница не спала даже в ранний час, однако пара–тройка сотрудниц, встретившихся ей, или вежливо поздоровались, или промолчали. Очевидно, они решили, что сестра направляется к своим пациентам. Пусть и посторонняя здесь, Гиад оставалась старшим госпитальером, а ореол властности служил лучшей маскировкой в таких ситуациях.

Асенату удивило другое — то, как хорошо она помнит все углы и закоулки в лабиринте коридоров. Впрочем, если подумать, то ничего странного…

— Я пять лет провела здесь, словно в тюрьме, — пробормотала Гиад, с отвращением взирая на нескончаемое полотно из красного и белого кафеля, перемежавшегося бронзовыми декоративными деталями.

Здесь не прогрессировало ничего, кроме распада, который мелькал повсюду, рыская среди трещин, пятен сырости и наростов черной плесени, благоденствующей в щелях между плитками. В отдельных местах тошнотворно–сладкий запах гнили усиливался так, что казалось, будто в стенах сейчас раскроются — или расцветут — некротические язвы.

«Здание должно выглядеть совсем иначе», — вдруг осознала Асената, но ничем не смогла подкрепить свою интуицию. Все, что подтвердило бы догадку, уже стерли из ее воспоминаний.

— Сейчас на это нельзя отвлекаться, — напомнила себе Гиад. — Сосредоточься.

Когда сестра спустилась на нижний этаж, ее задача усложнилась, поскольку дальнейший маршрут пролегал в заднюю часть комплекса, а отделение абордажников располагалось в другой стороне. Решив не таиться, Асената бодро зашагала дальше, пока не добралась до лестницы в подвал. Если бы Гиад заметили сейчас, она уже не сумела бы вразумительно объяснить, зачем пришла сюда.