«Потому что ты вкусила истины, — с хитринкой заметил внутренний голос. — Нет ничего, кроме ощущений, и важно лишь одно: довести их до идеала».

— Неправда.

«Себя ты не обманешь, маленькая грешница! Я ведь вижу нас насквозь!»

По залу разнесся хохот, насмешливый и злобный, но неоспоримо задушевный. Асената в сердцах огляделась по сторонам, однако не увидела никого, кроме Фейзта и Анжелики.

«Анжелика…»

Гиад пристально посмотрела на сервитора в багряной рясе. Тот стоял неподвижно, обратив на нее безразличный взор. Фарфоровое лицо существа — кажущееся женским, как и тело, — обладало почти царственными чертами, словно создатель киборга похитил для него посмертную маску какой–нибудь сраженной героини. Ровную поверхность личины с гладкими овалами глаз не марал ни один видимый датчик.

— Ты замечаешь меня, — прошептала Асената. Лишь через несколько секунд она осознала, что смех прекратился. — Может, и понимаешь?

Подняв правую руку, Анжелика указала на люк изолятора сбоку от нее. Рельефный рисунок на двери камеры изображал Измученного Умельца шпиля Хумилитас — Воплощенную Добродетель всех, кто трудился без признания и стремления обрести оное.

Шесть костлявых рук аватара, симметрично вытянутых в разные стороны, образовывали кольцо вокруг его изможденного тела. В каждой из них Умелец держал тот или иной инструмент с крошечным, но очень важным изъяном, который лишил бы его творения безупречности. Хотя благородное лицо сущности, обрамленное длинными прямыми волосами, исхудало от голода и неудач, на нем по–прежнему виднелась слабая улыбка.

— Чего тебя от меня надо? — спросила Гиад, хотя ответ был очевиден. — Нет!

Она покачала головой, припомнив искаженных созданий, которых палатина запирала в изоляторы. «Особо значимых пациентов» Бхатори…

— Я не хочу видеть дело ее рук, — добавила Асената.

«А вот и хочешь!»

Сервитор наклонил голову, словно услышал мысли гостьи.

«Разве ты пришла сюда не за ответами, сестра? Где же еще их искать?»

Гиад извлекла Тристэсс из сумки и осторожно подошла к киборгу. Тот никак не отреагировал на оружие, даже не проследил глазами за Асенатой, пересекающей зал. Просто глядел в пустое пространство, где только что стояла сестра.

— Почему именно эта? — пробормотала Гиад, встав перед люком.

Над барельефом имелось смотровое окошечко, закрытое шторкой и завешенное свитком с претенциозным текстом. Слова высокого готика, начертанные на документе, сплетались из причудливых букв в замысловатые фразы, однако их значение оказалось вполне понятным.

— Колдун! — прошипела Асената, гадливо отшатнувшись от двери.

«Какой именно?»

— У нас в Свечном Мире нет колдунов.

«Или тебе о них не говорили!»

Анжелика вновь обратила на Гиад взор пустых глаз и застыла в немом ожидании.

«Что там Пророк сказал об истине, сестра?»

Неохотно протянув руку, Асената взялась за рычажок ставня. Тот был холодным на ощупь.

— Истина — наш первый и последний неугасимый свет, — провозгласила Гиад.

И отдернула шторку.

Иона пересек мост шпиля Клеменция как раз к началу Первой зари. Кирпично–красное сияние Проклятия излилось на гору подобно мутной крови, пробудив мир и преобразив его в абстрактный пейзаж преисподней.

Остановившись, Тайт прищурился и взглянул на разбухшего алого гиганта, нависшего над далекой вершиной.

Страннику доводилось видеть и более уродливые светила, однако Проклятие словно излучало гнев, смешанный с ленью. Казалось, ему нужен лишь один последний толчок, чтобы превратиться в новую звезду и испепелить всю систему.

— Может, ты меня ждало? — дерзко спросил Иона у гибнущего солнца.

Тайт иногда терял счет планетам, по которым ступал, и годам, на протяжении которых странствовал в космосе, меняя имена и биографии. Со временем он перестал отмечать в памяти и людей, погубленных им, — порой умышленно, но чаще всего ненамеренно. Когда–то список смертей беспокоил его, потом мучил, но в конце концов Иона сумел выбросить мысли об убитых из головы и с тех пор думал только о дороге впереди. А что еще оставалось?

— Ты мог бы просто уйти, — разумно предлагает офицер, преградивший путь Тайту.

— Что? — растерянно спрашивает Иона.

— Проваливай, говорю! — рычит военный, поведение которого меняется так резко, словно в мозгу у него щелкнули переключателем. — Тут запретная зона, гражданин!

Подчиненные офицера тут же наводят на Тайта автовинтовки с костяными прикладами. Бойцов десятеро, и они стоят на продуваемой ветром темной улице рядом с нужным Ионе строением. Все солдаты. — крупные мужчины с густой бородой, одетые в белые шинели и меховые шапки–ушанки. Несмотря на их полевую форму, странник понимает, что перед ним — лишь привилегированные бандиты без единой толики кинжальной отваги в душе. Органы безопасности в этом жалком мире больше привыкли держать собственный народ в узде, чем биться с врагами, способными дать отпор, — не говоря уже о сущностях вроде той, что затаилась в охраняемом здании.

— Я не гражданин твоей планеты, — ровно отвечает странник, — а полномочный агент Священной Инквизиции, получивший задание искоренить ересь вон там! — Он тычет пальцем в постройку. — Считай, что перешел под мое командование.

Тайт нагло лжет, причем даже не стремится к правдоподобию и не показывает бойцам фальшивую инквизиторскую печать. Он слишком устал и невероятно напряжен, чтобы тратить силы на глупцов, воняющих страхом. Тем более что солдаты хотят только одного — избавиться от штуковины внутри здания. Вернее, чтобы кто–нибудь другой избавил их от нее.

— Инквизиция, — бормочет офицер. В выражении его лица надежда борется с растущим ужасом. — Я не хотел оскорбить вас, господин!

— Когда все случилось? — резко спрашивает Иона.

— О происшествии доложили пару часов назад, господин. Раньше всех сюда добралось отделение сержанта Торана. Они… они зашли внутрь. Когда мы прибыли, то услышали крики и… еще что–то. Нечто…

— Больше туда никто не входил?

— Нет, господин.

— Стой здесь, никого не пускай.

— Есть, господин! — Во взгляде офицера читается такое облегчение, что при других обстоятельствах оно позабавило бы Тайта.

Не уделяя внимания перепуганным рядовым, Иона внимательно изучает постройку. Перед ним рыбозавод — громадная безобразная коробка, кое–как собранная из листов гофрированной пластали. Она мало чем отличается от других зданий в промышленном районе города, но обладает некоей… настороженностью. Хотя Тайт впервые видит эту конструкцию, он мгновенно узнаёт ее. Путник уже описывал строение с лихорадочной ясностью, занося на страницы книги подробности о нем и планете, обреченной породить его.

С тех пор минуло больше двух лет, и почти все это время Иона скрывался в здешних трущобах, ожидая, когда скованный льдом город, зовущий себя ульем, даст жизнь пророчеству из тома. Но теперь, когда час настал, Тайт медлит. Да, после бегства из Сарастуса он предрек и затем узрел бессчетное множество кошмаров, однако нынешний ощущается как–то иначе.

— Ты знаешь, что я приду, не так ли? — шепчет Иона существу внутри.

— Мой господин? — переспрашивает офицер.

— Не ходи за мной, — приказывает Тайт. Вероятно, он еще никогда не отдавал настолько ненужных команд.

Вытащив гротескную «Элегию», Иона снимает антикварный пистолет с предохранителя. Пусть однозарядный, он превосходит в убойной силе обычное личное оружие, а патрон в стволе даже более грозен, чем сам пистолет. Пуля громадного калибра — из тех шести, которые Тайт выплавил и благословил лично, напитав их до последнего атома своим презрением ко всему чужеродному и искаженному. Порох смешан с растертым в порошок стеклом, одним из фрагментов зеркала, подобранных путником в первую ночь его бесконечного похода. За прошедшие годы Иона прекрасно понял, сколь драгоценны эти осколки.