И дать ей войти.
— Нет, — говорит Толанд Фейзт, как и в предыдущую тысячу раз. Вот только он уже не помнит, почему. — Нет.
Когда Асената наконец удовлетворилась тем, как разместили ее пациентов, уже наступила ночь. В отведенной им палате пол, стены и потолок были выложены красными и белыми плитками — только стройные ряды кроватей у стен прерывали рисунок. Молчаливые госпитальеры ходили между постелями, готовя лежачих бойцов ко сну. Комиссар и ходячие раненые еще не вернулись из трапезной, но Гиад решила, что неразумно заставлять владелицу Сакрасты ждать дольше, чем нужно.
С неохотой она все же направилась к двери. Старшая матерь Соланис подтвердила, что кабинет палатины Бхатори находится все там же, на верхнем этаже, прямо под центральной башней лечебницы. «Гнездо Карги» — так Асената и другие послушницы звали это место. Вызов туда никогда не сулил ничего хорошего, ибо означал, что какой–то проступок удостоился внимания палатины и теперь последует кара. Наказания, которые отмеряла Бхатори, в лучшем случае оказывались суровыми, а то и мстительными, но Гиад по наивности тогда не понимала этого. Позже ей открылась истина: Акаиси Бхатори нравилось мучить людей.
«Этот урок ты хорошо запомнила, сестричка…»
— Я не могу, ваше преподобие, — умоляет Асената, осознав, чего от нее хочет ее покровитель. — Пожалуйста, не просите меня об этом.
— Прости меня, дочь моя, но я должен, — отвечает отче Избавитель. — Сестры Терния Вечного с радостью взяли бы на себя эту обязанность, но, боюсь, они скорее пылки, чем искусны в подобных… процедурах. Я сомневаюсь, что они склонят нашего пленника к сотрудничеству до того, как он испустит дух.
Священник печально опускает взгляд:
— К сожалению, подобные занятия требуют особого мастерства.
Они снова одни в его аскетичных покоях на борту флагмана. Исповедник призывает ее сюда каждый раз, когда тревожится, а сейчас для этого есть веские основания.
Несколько недель прошло с тех пор, как их флот уничтожил армаду Арканского Союза, но вопреки предсказанию коммодора Рэнда победа не далась бескровно. Более того, самую высокую цену за успех заплатил сам Рэнд — офицер погиб, когда флагман арканцев протаранил мостик его крейсера в отчаянной попытке отомстить. С этого момента ситуация постоянно ухудшалась: сопротивление Имперскому Кредо росло по всей системе Провидения. Арканцы не имели шансов одолеть даже ничтожную крупицу военной мощи Империума, но отказывались сдаваться.
— Мы ошиблись, когда спустили на них Ангелов Сияющих, — тихо произносит отче Избавитель. — Я ошибся.
Пять дней назад он приказал космодесантникам атаковать одну из главных крепостей врага. Имперцы рассчитывали, что столь жестокая бойня неимоверно ошеломит врагов и внушит им благоговейный страх, вследствие чего удастся избежать неуправляемого разрастания конфликта. Капитан–творец Червантес высказался против, но подчинился.
Затем пятьдесят штурмовых десантников обрушились на элиту Арканского Союза с небес, десантировавшись с нескольких «Громовых ястребов», которые легко ускользнули от примитивных сенсоров форта. Бой длился не более десяти минут. В итоге погибли тысячи вражеских солдат, а их командующего офицера взяли в плен. Адептус Астартес потерь не понесли.
Прежде Гиад мечтала увидеть, как сражаются их величественные союзники, но, послушав жуткие кровавые истории об этой резне, сестра возблагодарила Бога–Императора за то, что не видела битву своими глазами.
— Ангелы Сияющие ушли, — бормочет отче Избавитель, взглянув на нее со слезами на глазах. — Они покинули нас.
Асената замирает на месте. Наверняка тут какое–то недоразумение.
— Хуже того, мой Бдящий Паладин, — продолжает отче, — арканцы не вняли нашему последнему предупреждению. Они заявили, что будут бороться до самой смерти, и теперь канонисса–истязатель настаивает, чтобы мы исполнили их желание. — Исповедник умолкает, и губы его дрожат. — Она также потребовала, чтобы мы попросили Ордо Еретикус прислать охотника на ведьм.
— Но арканцы не еретики, — возражает потрясенная Асената.
— Возможно, не для нас, но даже не сомневайся: охотник на ведьм не увидит здесь ничего, кроме ереси. Всю систему сожгут, и все пойдет прахом!
Затем, как и ожидала Гиад, он кладет руку ей на плечо и убедительно смотрит на нее:
— Только ты можешь предотвратить катастрофу, дочь моя. Пленный, которого доставили нам Сияющие, обладает значительным влиянием на арканцев. Воспользуйся своим талантом и обрати его в Имперское Кредо. Сделай его нашим глашатаем, и, возможно, его народ последует за ним.
Асената удрученно качает головой. Почти сразу после того, как ее призвали в крестовый поход, она исповедалась в том, что изучала у палатины Бхатори ужасные искусства. Вернее, достигла в них мастерства. Когда отче Избавитель отпустил ей грехи, сестре показалось, будто из ее души вытащили железный шип.
Нынешняя просьба звучит для нее как предательство.
— Вы сотворите из меня чудовище, отче.
— Нет, спасительницу! — Его взгляд светлеет. — Спасение через муки! В этой ипостаси ты будешь зваться сестрой Милосердие, ведь ты несешь дар искупления. — Пастырь нежно гладит ее по щеке. — Даю слово, что больше не попрошу тебя ни о чем подобном, дочь моя.
Асената закрывает глаза, и внутри нее расползается ледяное спокойствие. Когда выбора нет, выбирать легче.
— Мне понадобятся иглы, — произносит она.
— Император, прости меня, — шепчет Асената.
Гиад осознала, что стоит у кабинета палатины. Пока разум сестры блуждал, ноги сами принесли ее сюда.
«Они слишком хорошо помнят дорогу».
Дверь перед ней украшало абстрактное изображение человеческой мускулатуры, с нездоровым усердием вырезанное самой Бхатори. Глядя на растрескавшуюся деревянную створку, Асената снова почувствовала себя послушницей, тревожно ждущей наказания. Эта мысль разозлила Гиад, и она постучала громче, чем собиралась.
— Войди, — раздалось изнутри.
«Она больше не властна надо мной», — сказала себе Асената, подчиняясь.
Темное и тесное гнездо палатины совсем не изменилось со времен юности Гиад. Вдоль стен впритык стояли стеллажи с толстыми книгами и медицинскими инструментами неизвестного назначения. Между ними были втиснуты запечатанные стеклянные банки с анатомическими образцами, плавающими в какой–то жидкости. По слухам, в одной из них хранился мозг сестры Орланды, которая покончила с собой из–за болезненной меланхолии.
«А ведь я дружила с ней, — нервозно подумала Асената, вспоминая ту девочку — скромную, но с дикими глазами, принятую в сестринство вместе с ней. — Ну, или что–то вроде того».
Дальний конец комнаты занимал массивный стол, расположенный под стрельчатым окном с красными стеклами. Там сидела женщина, которая, как и сама комната, ничуть не изменилась за минувшие годы. Она держалась прямо и неподвижно, ее руки с шишковатыми пальцами лежали на поверхности стола, словно гигантские пауки, а длинные ногти поблескивали сталью. Исхудалое тело старухи окутывали алые одеяния с вышитым символом ее ордена — свечой, обвитой двойной спиралью, — увешанные разнообразными скальпелями, щипцами и маленькими молоточками. Голову ее венчал вытянутый назад апостольник, завязанный под подбородком. Он наподобие бинта стягивал лицо, изрезанное глубокими морщинами.
Палатина–хирургеон Акаиси Бхатори еще тридцать лет назад выглядела как мумифицированный труп, и всеобщий распад до сих пор ее не затронул. Ее кожу покрывала белая пудра, а строго сжатые губы, пронзенные шпильками из красного стекла, — черная помада. Она происходила из коренных витарнцев, но глаза, способные указать на ее принадлежность к народу икирю, давно заменила вычурная аугментика. Зубчатые бронзовые кольца, обрамлявшие линзы, провернулись со щелчком, и взгляд Бхатори сфокусировался на Асенате.
