Сначала Аврам нашел в кузове трех новопосвященных сестер–госпитальеров, почти девочек. Старшая из них, Клавдия, заявила, что они убежали и спрятались, когда начались ужасы. Потом, на мосту к Перигелию, абордажник наткнулся — вернее, чуть не наехал — на пожилую и полуслепую сестру Мадлен, которая ухаживала за часовенками у переправы. Так путников стало шесть.
Сантино чувствовал себя ответственным за каждую из сестер. Должен же хоть кто–нибудь пережить эту проклятую ночь!
— Ехать в город нельзя, — произнес он. — Как далеко до Вигиланса, старшая матерь?
— В такую погоду… добираться часа четыре, может, пять, — ответила Соланис, — но Бдящий шпиль — странное место, боец.
— Почему?
— Он не находится в ведении Последней Свечи. — Госпитальер покачала головой. — Канонисса–просветитель договорилась о… передаче вершины незадолго до того, как пропала без вести. Причины мне не известны, однако вход туда закрыт.
Сантино нахмурился:
— Так кто же там заправляет?
Ему ответила юная Клавдия, с дрожью восхищения в голосе:
— Лучезарные!
Асената мчалась по истерзанному бурей городу, перебегая от дверных проемов к брошенным машинам, но лучшим укрытием ей служили человеческие толпы, волнами несущиеся по улицам. Основная масса жителей Софии–Аргентум стремилась туда же, куда и Гиад, — люди искали убежища в соборе на вершине Перигелия. Кто–то на бегу стонал молитвы или изрыгал проклятия, однако большинство безмолвствовали. С лицами, от шока словно обвисшими, они неотрывно смотрели на благой путеводный свет.
Над толчеей завывал штормовой ветер, несущий облака колючей пыли и мусора. Время от времени он усиливался до свирепых порывов, которые сбивали горожан с ног или утаскивали ввысь. Брыкаясь и кружась, они исчезали в небе.
Сквозь шквалы молотил черный ливень. На улицах вода поднималась до лодыжек, а узкие проходы затапливала полностью и, извиваясь по–змеиному, обретала некое подобие жизни. В некоторых местах влага вздымалась потоками–колоннами, которые внезапно бросались на людей и заглатывали всех, кто подходил слишком близко.
И еще по городу распространялся неудержимый многоцветный пожар. Как правило, огонь не пожирал здания, а цеплялся к ним, будто сверкающий плющ. Ветер и дождь развеивали пламя, но никогда не тушили его до конца: стихии словно сотрудничали в уничтожении Софии–Аргентум.
Над бойней царила «Каллиопа» — неистово кружащий исполин, который рыскал над вершиной горы, разрушая все и вся хлесткими ударами хвоста своей воронки. По стенкам смерча, возникая и тут же исчезая, проползали расплывчатые глаза и рты, а вокруг воронки метались обтекаемые тени, слишком хорошо знакомые Гиад. Вопя громче бури, штормовые твари то и дело устремлялись вниз, чтобы схватить горожан и унести их в круговорот.
Одним из чудовищ правил кошмарный наездник с головой в форме лунного серпа, поливавший толпу струями калейдоскопического огня из громадных полых пальцев. Касаясь витарнцев, пламя мерзостно искажало их плоть.
«Одни ужасы явились на наше низложение, чтобы насытиться, другие — просто повеселиться, — с горечью подумала Асената. — Они видят в нас лишь мясо или глину для лепки».
Услышав, что в толчее разносятся крики, Гиад замедлила бег и остановилась. С неугасимо горящих крыш по обеим сторонам улицы на горожан бросались какие–то люди.
«Мертвые люди», — осознала сестра, когда один из трупов рухнул рядом с ней.
Тлеющий вурдалак рывком поднялся на колени и схватил Асенату за рясу обугленной лапой. Гиад пнула его в лицо. Из глазниц упыря посыпались жареные личинки, но хватку он не ослабил.
Какой–то живой здоровяк раздробил череп мертвеца ударом кувалды, и сестра вырвалась.
— Сюда! — крикнул ей мужчина, убегая в проулок.
— Нет!
Асената опоздала с предупреждением: скопившаяся в узком проходе вода поглотила ее спасителя.
«Я не сумею помочь каждому», — поняла Гиад, и собственное равнодушие потрясло ее.
Обернувшись, она увидела, что упыри также подходят к толпе сзади, отрезая пути к отступлению. Над проклятыми тварями нависало громадное раздутое отродье, похожее на слизняка. Его бесформенную голову венчал клубок щупалец–трубок, которые мотались в разные стороны и изрыгали нечто омерзительное и липкое на вид. Глупо щеря клыкастую пасть под мозаикой глаз, чудовище с идиотским взглядом хлюпало вперед, давя ходячие трупы в стремлении поскорее добраться до живых людей. Жертвы, угодившие под струю его рвоты, пронзительно вопили, но быстро замолкали, когда их тела и души растекались гноем.
«Выпусти меня, сестра!» — крикнула Милосердие, резко пробудившись.
— Нет! — вскинув руки, Асената протолкнулась через толпу к ближайшему дому и бросилась в окно.
Приземлившись в россыпи осколков, она перекатом вскочила на ноги и побежала через комнату, перепрыгивая горящую, однако совершенно целую мебель. Когда Гиад пролетала над языками пламени, они жеманно хихикали, но не опаляли ее.
В соседнем помещении Асената наткнулась на семейство, сидящее за столом. Тела людей застыли в кристаллизованном лазурном свете. Лица горожан выражали лишь слабый намек на тревогу, как будто их парализовало в первую секунду катастрофы.
«Уже не выдерживаешь, да? — ласково спросила Милосердие. — Хочешь, я понесу груз твоих страданий?»
Под шум падающей кладки нечто ворвалось в комнату, откуда только что выбежала Гиад. Следом она услышала горестное слюнявое хныканье.
«Тварь взяла наш след, сестра!»
Игнорируя двойняшку, Асената промчалась через весь дом и распахнула окно в дальней стене. Улица снаружи оказалась пустой, но ее заливала вода. Гиад с подозрением оглядела скопившуюся снаружи влагу: достаточно ли она глубока, чтобы представлять опасность?
Повторный грохот где–то сзади решил вопрос.
Асената с плеском погрузилась по лодыжки, и вода жадно обвилась вокруг ее ног, но жидкости не хватило массы, чтобы повалить добычу. Вырвавшись, Гиад понеслась вверх по улице. За ее спиной жалобно стонал преследователь.
— Смотри на свет, — повторяла Асената на бегу, хватая воздух. Фраза стала для нее мантрой.
Безотчетно подняв взгляд, она отыскала глазами собор у вершины горы. Его главная башня возносилась над городскими крышами, его огонь блистал в круговерти шторма, подобно маяку. Пока сияние не угасло, надежда жила.
Теперь ненавистный свет находился гораздо ближе. Несомая им боль усиливалась с каждым шагом, что лишь подгоняло мертвеца к цели. Упыри уже не шли по тайным путям, ибо возле пика их не существовало. Последняя часть паломничества оказалась долгой, но и плодотворной, поскольку город кишел новообращенными.
Когда процессия достигла внутренних районов, ее повелитель уже ступал во главе огромной толпы: к потерянным душам из Сакрасты присоединились тысячи менее почтенных жертв заразы. Орда разрасталась с каждой улицей, по которой проходила. В ее ряды вливались не только вурдалаки, ведь буря открыла путь и для эфирных тварей.
Среди ходячих трупов скользили распухшие слизевые демоны, которые радостно брызгали желчью из гибко извивающихся щупалец. Вокруг них жужжали облака мух, не обращавшие внимания на опасность: чудовища то и дело взмахивали толстыми липкими языками, ловили насекомых сотнями и отправляли их в пасть. Правда, сколько бы ни пировали монстры, паразитов меньше не становилось, ибо новые постоянно вылуплялись из пустул на шкурах тварей.
В воздухе парили на кожистых крыльях громадные кошмарные существа. Вращая раздутыми головами, они дотрагивались цепкими хоботками до скальпов неупокоенных мертвецов внизу. Иногда чудища не справлялись с жадностью и сдергивали с головы всю плоть, после чего упырю приходилось ковылять дальше с покрытым слизью голым черепом на плечах.
Некоторые демоны рождались из самих вурдалаков, созревая в их гниющих телах. Избранный мертвец вдруг начинал трястись на ходу, его кожа приобретала синюшно–зеленый цвет и рвалась, растянутая изнутри поспевшими органами. Далее из вздувшегося живота вурдалака вываливались кишки, что повисали над ногами, словно жуткая юбка с бахромой. Потом протодемон издавал вой, и на месте его лопнувших глаз возникал один слезящийся шар, а под звуки повторного стона из черепа твари вырастал рог, зачастую настолько длинный и закрученный, что владелец сгибался под его тяжестью.
