— Сестра Женевьева! — крикнул Тайт, после того как оглядел кристаллическую платформу и никого не отыскал. Очевидно, машина отвергла целестинку. — Прости, сестра. Мне следовало прийти сюда одному.

Площадка оказалась совершенно гладкой, за исключением тонкого шипа, который вытягивался над ее центром и состоял из того же кристалла, что и поверхность. Вокруг него обращались девять больших призм. Плывя по воздуху, они испускали разноцветные лучи в небо, скованное движущейся клеткой.

— Где ты, Ведас? — вызывающе произнес Иона, направляясь к шипу. — К чему тянуть? — Выхватив том из–под одежды, Тайт воздел его, будто священное писание. — Я принес твою книгу!

Платформа замерцала — прожилки в ней вспыхнули сине–фиолетовым светом. Сияние словно бы сдернуло завесу с мира, показав Ионе, что он здесь не один. Ближе к центру стояли на коленях сотни людей, опоясавшие шпиль девятью сужающимися концентрическими кругами. Обратив лица вверх, незнакомцы держались с соседями за вытянутые руки.

— Книга твоя, — нараспев произнесла толпа, но слова хоровой речи донеслись не по воздуху, а через толщу кристалла. — Так было всегда. — Голоса принадлежали мужчинам и женщинам, молодым и старым, однако звучали они одинаково равнодушно. Тайт не сомневался, чей разум управляет ими. — Своими глазами, рукой и всем сердцем, — продолжили создания, — ты соткал твой мир из твоих слов, Зеркальный Странник.

Застыв, Иона присмотрелся к ним. С такого расстояния он не мог разглядеть существ как следует, но их неподвижность казалась нечеловеческой.

— Ты обманул меня! — рявкнул Тайт.

— Я ответил тебе, — отозвалась паства. — Дал тебе то, в чем ты нуждался.

— Я просто хотел, чтобы мне заплатили, порченый ты ублюдок! — Иона бросился вперед. Гнев вспыхнул в нем так неистово, что испугал самого Тайта. — Я просто хотел свалить с моей удушенной ночью планеты!

— Неважно. Душу подпитывает то, что тебе нужно, а не то, чего ты хочешь.

— Не смей решать за меня, черт подери!

— Я говорю лишь о том, что вижу, — настаивал хор. — Точно как ты, когда творил слова кровью, пером и духом, друг мой.

— Мы не друзья!

— И все же я твой друг, Иона Тайт, ибо мы разделили одно мытарство. Самые крепкие узы куются в страдании, особенно если принять его добровольно.

— Я ни о чем из этого не просил!

— Но ты спросил: «Почему?»

— Что? — Иона сдвинул брови. Его ярость отступила, застигнутая врасплох.

— Почему? — повторил хор. — Почему погиб твой мир? Почему так вышло с твоей сестрой? Тебе нужно было разобраться в Хаосе, Иона Тайт. Я дал тебе орудия и стойкость, необходимые для попытки.

Подойдя к первому кольцу молельщиков, Иона увидел, что на их белых одеяниях вышито Осиянное свечами Око Истины. Судя по всему, сотрудники и ученики схолы избежали судьбы других жителей Веритаса, но рок все же не пощадил их. На лице каждого человека пучился единственный глаз, обрамленный складками плоти, которые образовались из остатков прежних черт. Нос, губы, щеки — все отползло в стороны, освобождая место для нового органа зрения, огромного и немигающего. Толпа циклопов пристально смотрела вверх.

Проследив за их взором, Тайт осознал, что в бездне над ним пылает круговорот образов — зазубренное текучее полотно, склеенное из обретших разум метафор, каждая из которых мучилась собственной значимостью. Предвестия невоспетых чудес состязались там с мрачными предзнаменованиями еще не прозвучавших темных песен, корчась в спазмах несочетаемых переплетений, что объединяли их в безудержную дисгармонию. То была схема освежеванной души, на которой каждую искорку злобы подзуживали рассказать свою историю, а любой изъян возвеличивали и приглашали потанцевать.

— Здесь есть закономерность, — нараспев произнесла паства, лишенная ртов. — Приливы и отливы имматериума подчиняются логичным правилам, однако любой творец должен искать везде и всюду, чтобы различить их — и лишь тогда ему удастся создать нечто свое.

«Вот зачем тебе понадобилось столько глаз», — предположил Иона, вспомнив, как его враг — зависимый безумец, никакой не творец, — не мог отвести взор от машины. Несомненно, все рабы–циклопы подчинялись Ведасу, служа его цели каждой клеткой своего существа. Но даже набрав себе помощников, даже заполучив сотни, тысячи, миллионы подобных созданий, он не достиг бы успеха.

— Свечной Мир предоставляет уникальную точку зрения на головоломку, — хором произнесла толпа. — Он резонирует с Морем Душ, как ни одно из ранее исследованных мною мест. Вот почему символы здесь обладают таким могуществом. Вот почему они способны воплощаться и ходить среди людей. Я ощутил это в ту же секунду, как ступил на Перигелий. Весь архипелаг — оптическая линза, направленная на тонкий мир, а Планетарий — ее фокусирующая призма.

— Зря тратишь время, — бросил Тайт, оторвав взгляд от грандиозного кошмара в небесах. — Ты таращился в выгребную яму.

— Значит, это выгребная яма наших душ! — Последовал многоголосый невеселый смешок. — Но ты ошибаешься. Там, где ты видишь Хаос, я замечаю Порядок.

— Ты слишком долго смотрел туда.

— Достаточно долго, чтобы понять: твое высказывание лишено смысла. Время — не то, чем ты его воображаешь.

— Сто тридцать одна тысяча шестьдесят девять дней, — с горечью сказал Иона. — Реальных, а не воображаемых.

Он начал подсчет в первую ночь своей охоты, но никогда прежде не называл число вслух.

— Триста пятьдесят восемь лет, — отозвался хор, без запинки переведя сутки в годы. — Минули в одно мгновение для пробужденного разума.

— Я прочувствовал каждый из чертовых дней!

— Иначе они оказались бы бессмысленными. Я тоже ощущаю груз моего опыта, утяжеленный жизнями всех вариантов меня, — множественным восприятием, что отражается в бесконечности миров, не тускнея ни на йоту. Ничто никогда не теряется.

— Тогда где она? — требовательно спросил Тайт, шагнув к первому кругу молящихся. К отвращению своему, Иона увидел, что их соединенные руки срослись кистями, образовав неразрывную цепь. — Где моя сестра? Что ты с ней сделал?

— Ничего.

— Мне нужна истина! — взревел Тайт, опуская меч на пару сплетенных рук.

Потрескивая разрядами энергии, клинок разрубил плоть и кристаллизовавшиеся кости. Рассеченные конечности раздробились, словно промороженные насквозь, а из раны вместо крови брызнула радужная эктоплазма. По плечам созданий поползли тонкие трещинки, однако и тот и другой остались недвижимы. Зарычав, Иона обезглавил левого раба, крутнулся на месте и снес голову правому.

Убитые циклопы по–прежнему стояли на коленях, но линии раскола протянулись с их тел к соседям. Черепа следующих за ними существ разбились с резким звоном, будто стеклянные, и цепная реакция уничтожения помчалась по кругу в обоих направлениях.

— Хватит лжи! — крикнул Тайт, направляясь ко второму кольцу паствы. — Открой мне истину, или я перебью их всех!

— Так ты ничего не изменишь, — спокойно сказал хор, безразличный к бойне. — Я не приносил смерть твоему миру, Иона Тайт. — Последовала пауза. — Как и твоей сестре…

Иона замер с занесенным мечом.

— Мина мертва? — прошептал он.

— Как ты всегда знал, но отказывался принять.

— Это не… Я не…

— Взгляни и увидишь сам.

— Нет… Я…

— Смотри! — приказал хор.

Осознав, что выбора нет и не было, Тайт поднял глаза к небосводу, и преследовавшая его истина бросилась на добычу.

— Подожди, — говорит Иона, когда прошлое обволакивает его и утягивает в скованный ночью улей. — Не выходи сегодня вечером.