Алеша перевел взгляд с лица отца на зеленый веселый огонек.

— Я доведу корабль, — негромко сказал он, хмуря брови, — я доведу его, что бы ни случилось! Ведь я очень хочу, чтобы все проснулись, особенно ты, папка.

Тяжелая отцовская рука взлохматила ему волосы.

— Дай Бог, Алешка, — чудно и непонятно сказал он, глядя куда-то вдаль, поверх головы сына, — дай Бог.

Тинка со страхом и восторгом смотрела на Виктора Михайловича.

— И он довел корабль?

— Довел, Тинка.

— Один?

— Один. Кто же мог ему помочь?

Тинка порывисто вздохнула и прижала ладони к раскаленным щекам.

— А когда их разбудят? Скоро он увидит отца?

В глазах Виктора Михайловича мелькнуло изумление.

— Тинка, — он даже запнулся на первом слоге, — ты разве не поняла?

Румянец медленно сбежал с лица девочки.

— Тинка, — тихо проговорил Виктор Михайлович, — ну, Тинка, ты ведь уже большая! Они не засыпали, Тинка, они умирали. Кто от болезней, кто от ран, а кто и просто неизвестно почему. Их хоронили в той камере с зеленым огоньком. Алеша ведь никогда не видел смерти, вот отец и придумал все это. Чтобы ему было легче, чтобы он не чувствовал себя таким одиноким.

Тинка затрясла головой:

— Это неправда!

Виктор Михайлович вздохнул и отвернулся к окну.

— Это неправда! — закричала Тинка ему в затылок, но она уже знала, что это правда.

— Ликвидируя аварию, отец Алеши получил смертельное лучевое поражение, — не оборачиваясь, сказал Виктор Михайлович. — Он мог бы прожить месяца два. Но как бы воспринял его мучительную смерть Алеша? И через три недели, закончив все свои дела, он сам закрыл за собой дверь с зеленым огоньком.

Он помолчал и пожал плечами:

— Кто знает? Тела погибших все время хранились и хранятся в гелиевых камерах. Может быть, когда-нибудь ученые и сумеют вернуть им жизнь. Но когда? Кто знает об этом?

Виктор Михайлович помолчал и потер ладонью лоб.

— Что ты молчишь, Тинка?

Он обернулся, Тинки в комнате уже не было.

Едва забрезжил рассвет, Тинка уже сбегала по лестнице к морю. Стволы деревьев, листва, цветы и песок — все казалось одинаково серым и тусклым в блеклом свете. Только над самой гладью воды наливалась ясными алыми красками заря. Тинка не ошиблась: Алеша сидел на том же самом камне, что и вчера. Он еще издали заметил девочку, но промолчал и не повернул головы.

— Я тебе не помешаю? — спросила Тинка, останавливаясь в нескольких шагах.

— Нет, — ответил Алеша.

Тинка подошла ближе и села прямо на сыпучий прохладный песок. Помолчала и спросила негромко:

— Ты ждешь отца?

Алеша обернулся:

— Откуда ты знаешь?

Тинка вздохнула:

— Знаю. — Обхватила руками коленки и добавила: — Я ведь тоже ждала маму. Она была на Юпитере. Была, была — и вдруг пропала связь.

Она покосилась на Алешу. Мальчик смотрел на нее, затаив дыхание.

— Я ее долго ждала, — вздохнула Тинка, — знаешь сколько? Целых два года. А потом пришли и сказали, чтобы я не ждала. Мама не вернется, никогда! — Она передохнула. — А иногда думаю, что это неправда. Неправда, вот и все! Кому нужна такая несправедливость? Зачем? И вот я думаю — возьмет мама и вернется. Понимаешь? Возьмет и всем им назло вернется!

Тинка замолчала, закусив губу.

Алеша сидел молча, лицо его было спокойно и сосредоточенно. Покосившись на девочку, он осторожно коснулся ее руки.

— Смотри, сейчас взойдет солнце. А мой папка… — У него сорвался голос, но он набычился и упрямо повторил: — А мой папка говорил, что нет ничего красивее того, как над морем восходит солнце.

Лунца разбудило гудение зуммера. Открыв глаза, он покосился на экран видеофона и нахмурился. Его вызывала ходовая рубка. Опять, наверное, какой-нибудь пустяк. Надо будет собрать начальников вахт и серьезно поговорить. Пора им учиться самостоятельности. Не вечно же они будут иметь за спиной командира! А Дмитрий Сергеевич Лунц был именно командиром пассажирского лайнера, совершающего регулярные рейсы по маршруту Земля Марс — Титан и обратно.

— Слушаю, — коротко бросил Лунц.

Экран вызова осветился, и на нем появилось обеспокоенное лицо вахтенного начальника.

— Неполадки в аккумуляторной, — негромко доложил тот, — по-моему, дело серьезное.

— Сейчас буду.

Экран вызова погас, а Лунц поднялся с дивана и принялся размеренно, на первый взгляд неторопливо приводить себя в порядок. Застегивая «молнию» легкого костюма-скафандра, он на секунду задержал взгляд на своей встревоженной физиономии, отражавшейся в зеркале, усмехнулся и тут же вздохнул. Не до смеха! Аккумуляторная — самый каверзный отсек лайнера. Там хранятся запасы гипервещества, служащего топливом для ходового двигателя. Запасы энергии в гипервеществе колоссальны, именно это обстоятельство позволяет лайнеру, презрев поля тяготения, почти напрямую пересекать пространство. Однако, если гипервещество вдруг начнет распадаться, превращаясь в обычные частицы, главным образом в нуклоны, то выделится энергия, достаточная, чтобы вскипятить Аральское море. Это будет не только катастрофа, а космическое бедствие. Хуже всего, что прецеденты такого рода уже случались, стоит вспомнить судьбу танкера «Сибирь». Конечно, гипервещество изучено вдоль и поперек и взято под контроль, надежность которого не вызывает сомнения, однако же недаром его запрещают хранить на Земле. Все вещества, заряженные энергией, капризны. Даже обыкновеннейший невинный тротил иногда взрывается без видимых причин, превращая в руины гигантские химические заводы, а по сравнению с этой овечкой гипервещество — лютый тигр.

В ходовой рубке Лунца встретил вахтенный начальник.

— Я вызвал и главного инженера, — словно извиняясь, доложил он.

Лунц одобрительно кивнул и прошел к головному щиту аккумуляторной, за которым колдовал оператор. Он не сразу понял тревогу вахтенного и даже мысленно выругал его за ненужную панику — уровень радиации в аккумуляторной несколько превышал норму, но до опасного предела было еще далеко. И вдруг слегка змеившаяся линия развертки, отмечавшая уровень радиации, вздыбилась крутым горбом и полезла вверх. Замигали сигнальные лампы, забегали стрелки приборов — это сработала автоматика, приводя в действие систему гашения радиации.

— Я подключил на гашение все резервы, — сказал за спиной Лунца вахтенный начальник. — Все, какие только возможно.

Командир рассеянно кивнул — это разумелось само собой.

— Объявите тревогу, — не оборачиваясь, сказал он. — Экипажу и пассажирам занять стартовые места.

— Выполняю.

Главный инженер вошел в ходовую рубку вместе с гудками сирен.

— Что случилось? — удивленно спросил он, тараща свои маленькие заспанные глазки.

— Займись аккумуляторной, — бросил ему через плечо Лунц, зная, что старый Вилли поймет его с полуслова.

— Ясно.

Прошло несколько томительных секунд, кривая развертки нехотя опала и, извиваясь, точно раненая змея, с трудом успокоилась. Оператор вздохнул и покосился на командира.

— Флюктуации, — устало пояснил он. — Это уже третий пик.

Лунц хорошо понимал его состояние — ведь на «Сибири» все началось именно с флюктуации. Стоило сейчас не справиться системе гашения, как… Впрочем, никто не знает, что произошло бы. Может быть, все ограничилось бы радиационной тревогой, включением резервных систем гашения, а может быть, паразитная реакция стала бы развиваться дальше. Думать об этом не хотелось, а самое главное — это было совершенно бесполезно.

— Тревога объявлена, экипаж и пассажиры на местах, — доложил вахтенный.

— Приготовьте пассажирский отсек к катапультированию, — проговорил Лунц, по-прежнему не отрывая глаз от осциллографа. Он скорее почувствовал, чем увидел, что вахтенный начальник замялся и повернул голову. «Может быть, не торопиться? Может быть, подождать?» — говорил просительный взгляд молодого человека. Отвернувшись к приборам, Лунц спросил суховато и негромко: