…Это была жуткая схватка. Она конвульсивно вцепилась в него, ему пришлось оглушить ее. Раз двадцать море уносило их так далеко, что берег казался недосягаемым видением, и выбрались они, в конце концов, далеко от того места, где началась борьба.

Легкие Анжелики пылали. Она не могла дышать. При каждой попытке сделать вдох ей казалось, что грудь вот-вот разорвется.

Она попыталась встать на четвереньки, как погибающее животное. Пытаясь наощупь найти поддержку, она уцепилась за мужчину, лежавшего рядом. Но здесь тошнота подступила к горлу, и началась неудержимая рвота. Казалось, соленая вода разъела ей грудь. Она опять упала на песок.

Джек Мэуин встал. Усталость сменилась ясным сознанием, что ему надо делать. Он сорвал с себя и отбросил жилет, потом снял рубашку, выжал из нее воду, отжал и красный берет.

Склонившись к Анжелике, он взял ее за руку, поставил сперва на колени, потом — на ноги.

— А ну! Шагайте! Go on note 17!

Он толкал ее вперед, потом тянул за собой, и в голосе его слышались и сдержанный гнев, и потрясение… Она попыталась сделать несколько шагов, но ноги ее не шли. Голова кружилась. Она упала лицом в песок.

«Жоффрей! Жоффрей!… „Они“ хотят убить меня. „Они“ давно хотят меня убить».

Мэуин еще раз попытался поставить ее на ноги. Она опять упала. Она плакала и не могла остановить рвоту. Грудь и ноздри разрывались от боли. Она дрожала, зубы отбивали дробь. Рыдая, она пыталась вытереть лицо. «Оставьте меня… Дайте умереть… Здесь я могу умереть… Лишь бы не в море… Лишь бы не утонуть…»

Джек Мэуин, не дожидаясь ее, пошел вперед. Потом обернулся, с отчаянием увидел, что она опять лежит на земле, и вернулся. Решительным движением он уложил ее на живот, вытянул ее руки вперед, а голову повернул набок.

Сняв с пояса нож, он разрезал ей на спине платье, отделил намокшую ткань от ледяного, израненного тела и обнажил ее до пояса.

Затем обеими руками надавил несколько раз на бока, и ей тут же стало легче. Эти ритмичные движения восстановили дыхание. Анжелика смогла глубоко вдохнуть и выдохнуть.

Потом он с силой стал растирать ладонями ей спину. Постепенно кровь ее стала циркулировать. Спазмы прекратились. Нервы расслабились, зубы перестали стучать, ей стало тепло, а мысли успокоились и понеслись куда-то прочь.

«Этот человек зол, как дьявол.., но руки у него добрые, да, добрые… Как хорошо!.. Как хорошо!.. Какое блаженство — жизнь!»

Голова больше не кружилась, земля стала прочной и мягкой.

«Этак он с меня кожу сдерет… Заметил ли он клеймо?… Страшно… Да ладно! Может, он тоже разбойник какой-нибудь, беглый висельник… А если он выдаст меня… Так ведь он — англичанин. Небось и не знает, что за штука — клеймо в виде королевской лилии».

Почувствовав облегчение, Анжелика сама поднялась, села.

— Thank you, — проговорила она тихо. — I am sorry note 18!

— Everything's right note 19? — спросил сухо Мэуин.

— I am pretty well, yes note 20.

Однако она переоценила свои силы: вновь в глазах у нее потемнело. Голова упала на плечо Джека Мэуина Плечо было твердым, как камень, но с мягким и приятным углублением. Плечо мужчины.

— Мне хорошо, — прошептала она по-французски.

У нее началась галлюцинация. Вдруг она поняла, что платье с нее спало, и стыдливым движением инстинктивно попыталась прикрыть грудь.

Мэуин обхватил ее одной рукой под плечи, другой — под коленки и легко понес на руках. Анжелика почувствовала себя ребенком. Ей ничто не угрожало. Шум моря утихал по мере того, как они удалялись в глубь леса. Наверно, это длилось недолго. Она не соображала как следует, вероятно, заснула. Это был не обморок, а короткий, но крепкий сон. Через несколько минут она проснулась, отдохнувшая, и увидела, что сидит, опершись о ствол дерева, положив голову себе на колени. Властным голосом Джек Мэуин приказал Эстер снять с себя одну из юбок и рубашку и отдать их Анжелике. Девушка забежала за кустики и тут же вернулась, протягивая даме свою одежду. Тогда и Анжелика встала и тоже зашла в чащу.

Юбка и рубашка юной англичанки еще сохраняли тепло ее тела, и это было приятно. Анжелика вымыла волосы, слипшиеся от морской воды, в ближайшем роднике, пробивавшемся из мха, и вернулась к своим спутникам. Илай Кемптон развел костер, чтобы согреть Сэмми, которого он закутал в плащ. Все они смотрели на Анжелику широко раскрытыми глазами: они думали, что уже никогда ее не увидят.

— Садитесь поближе к мистеру Уилаби, мистрис Пейрак, — настаивал бродячий торговец. — Да, да! Вот увидите, от него станет теплее.

— Пора уходить, — вмешался Мэуин. — На другой стороне острова нам окажут помощь.

Один за другим они встали и углубились в сосновый лес. Теплый и сухой ночной воздух словно искрился. Да и ночь ли это была?.. Меж ветвей светилось бирюзовое небо.

— Это ночь перед праздником святого Жана, — сказал Адемар, — ночь, когда солнце почти не заходит, когда папоротник цветет маленькими оранжевыми цветочками, и это волшебное цветение длится лишь несколько часов. Говорят, кто увидит эти цветы — исчезает навсегда. Поспешим выйти из этого леса… Здесь полно папоротников, а вот-вот наступит ночь… Ночь на святого Жана…

Анжелика шла как во сне. Ей смертельно хотелось спать, а в глубине живота все еще оставался ледяной комок.

По временам Мэуин бросал на нее короткие взгляды.

— How are you feeling note 21?

— Quite well! note 22 — отвечала она. Но неплохо бы выпить глоток рому или съесть чего-нибудь горячего.

Наконец за поворотом тропинки они увидели противоположный берег острова и деревню в лучах заходящего солнца, до них донесся гомон птиц, крики рыбаков. Резкий запах рыбы и растопленного жира перебивал все другие запахи.

При входе в хутор, у первой же фермы, Джек Мэуин позвал хозяев.

Никто не откликнулся, и он без церемоний вошел в дом, а за ним и вся компания. Зная священный закон гостеприимства в этих глухих краях Нового Света, где голодный путник — хозяин в хижине, посланной провидением на его пути, он подошел к деревянному шкафчику, взял там глубокую тарелку и оловянную ложку, приоткрыл крышки котлов, что стояли в очаге.

Из одного он зачерпнул порцию горячего блюда из морских петушков и других моллюсков, из другого котла взял три вареных картофелины, залил все это горячим молоком.

— Ешьте, — сказал он, поставив на стол перед Анжеликой миску, — ешьте, да побыстрее.

И он продолжал проворно раздавать всем тарелки с супом, как будто всю жизнь только и делал, что кормил бедняков благотворительными обедами от отца Венсана.

Потом Анжелика не раз признавалась себе и другим, что никогда она не пробовала ничего вкуснее, ароматнее и питательнее, чем этот суп из моллюсков, который она ела в бедной хижине на острове Монеган, в день, когда чуть не утонула в море.

Так она познакомилась с национальной кухней этих мест, от мыса Код до залива Сен-Лоран, включая Французский залив и Новую Шотландию. Французы называют это блюдо «Ля Шодре», англичане «Чаудер». Этот божественный, очень питательный суп сочетает в себе все, что любят жители побережья: американское растение — картофель, спасительные дары моря — моллюски, и молоко — богатство Старого Света, память о далекой стране с тучными пастбищами, в Новом Свете — роскошь, ибо осваивать здесь землю трудно, а коровы, неизвестно как оказавшиеся на опушке леса, полного индейцами, кажутся здесь чудом…

И все это — в миске душистого супа. Добавьте головку тающего во рту лука, щепотку перца или мускатного ореха, несколько кусочков соленой свинины, а в последний момент — положите в каждую порцию по кусочку сливочного масла.