Мисс Пиджон, вспыхнув румянцем, подала руку преподобному Пэгриджу.

Крики «вива!» и аплодисменты собравшихся зевак сопровождали шествие местной знати на всем его пути.

— Так вот что придумал этот дьявол в образе человека, чтобы заставить нас всех плясать под его дудку, — прошептала Анжелика сквозь зубы.

— Но это был ловкий ход, не правда ли? — ответил Колен. — Я до сих пор не приду в себя от изумления. Его душевная сила меня просто поразила.

— Как же вы смогли принять это от него?

— Я не хотел. Но он использовал аргумент, который заставил меня согласиться с его планами.

— И какой же это аргумент?

— Я пока еще не могу открыть вам его, — ответил Колен с задумчивым видом.

— Возможно, когда-нибудь…

— Да-да, конечно, я, разумеется, слишком глупа, чтобы разделить всю широту ваших взглядов и ваших планов, монсеньоры.

Ее пальцы судорожно сжали рукав камзола Колена.

— Поистине, вы оба будто созданы для того, чтобы сторговаться, как два мошенника на ярмарке; я должна была догадаться об этом раньше. Какая же я дура, что отдала столько души заботам о вас. Колен Патюрель! Мужчины всегда столкуются за счет женщин!..

Трубили трубы, ветер трепал флаги.

Зал примыкал к таверне, успевшей всем так понравиться, что вскоре она прославилась на сотню лье вокруг, как «Таверна-под-фортом».

По песчаным берегам бухты и у причала были разложены костры. На вертелах жарилась дичь. Для матросов, простого люда и индейцев были открыты бочки с вином.

Пока гости собирались, рассаживаясь за огромным столом, Анжелика незаметно проскользнула на кухню.

Ей обязательно надо было чем-то подкрепиться, иначе можно не выдержать. Она была на грани нервного срыва и чувствовала, что вот-вот или разрыдается или разразится диким хохотом. Жоффрей, потеряв всякое чувство меры, открыто насмехался над ней.

— Налей-ка мне кружку вон того вина, — обратилась она к Давиду Карреру, предварительно осмотрев винные бочонки в кладовой.

— Кружку! — удивился Давид, и глаза его округлились. — Вам? Это же белое бордо, мадам. Вы же знаете, оно обжигает, как солнце!

— Это как раз то, что мне надо!

С кружкой в руке она вернулась на кухню. Направляясь к очагу, где крутились вертела, она не преминула бросить насмешливый взгляд в сторону местных дам, что-то горячо обсуждавших.

Госпожи Маниго, Мерсело и другие оказались здесь под предлогом чем-нибудь помочь, на самом же деле их интересовали прически приглашенных дам.

— Ну, и что же вы думаете о вашем новом губернаторе? — спросила Анжелика и громко рассмеялась, откинув голову назад. — Я понимаю, что вас смущает, мои красавицы! Обо мне так много сплетничали, что вы не ожидали такого финала. Я вам сейчас раскрою секрет. В давние времена, в стране варваров, Золотая Борода был рядом со мной и спас мне жизнь. Разве можно забыть мужчину, спасшего тебе жизнь?.. Как не броситься к нему на шею, если морские ветры занесли его к нам?.. И сразу же пошли сплетни, пересуды, и дружеская встреча превратилась в гнусную измену, стала яблоком раздора… Вы слишком спешите увидеть зло там, где его нет…

Насмешливая тирада и смех графини де Пейрак прозвучали довольно язвительно.

Анжелика, зная, что говорит всего лишь полуправду, почти уверовала, что так оно и было, и продолжала разыгрывать комедию. Курт Риц, он был далеко, бедняга. И никто не мог заставить его публично засвидетельствовать то, что он видел собственными глазами — или то, что ему показалось, — при свете коптящей свечи, в ночь своего побега.

— Знайте же, дорогие дамы, сплетни погубят Новый Свет, как они уже погубили Старый, — закончила Анжелика, осушая до дна кружку белого вина.

Чья-то голова просунулась в полуоткрытую дверь.

— Мадам, вас приглашают в большой зал.

— Сейчас иду!

— А теперь настала моя очередь сделать вам подарок по случаю такого радостного события, — заявила Анжелика, усаживаясь за банкетным столом.

Зал оживился.

— Бочонок чистого арманьяка, который я получила на прошлой неделе от одного галантного баскского капитана.

Все зааплодировали.

— Пришлите ко мне Адемара, — тихо попросила она одного из слуг, разносивших блюда.

Когда солдат, еще не успевший прийти в себя от растерянности, явился, она попросила его отправиться в лагерь Шамплена и забрать багаж, который она оставила там вечером в день своего прибытия. Он ушел.

Забавная фигура солдата короля Франции тут же вызвала всевозможные вопросы, пересуды. Анжелика рассказала историю о подвигах славного малого, после чего разговор стал еще веселее, посыпались анекдоты.

Огромные блюда с кушаньями одно вкуснее другого сменялись беспрерывно. По случаю торжества был принесен в жертву кабан. Для американцев тех времен устрицы, омары, индейка, семга, дичь были, из-за почти каждодневного употребления, пищей для бедных.

Место Анжелики оказалось справа от Колена, сидевшего на одном конце стола. На другом восседал Жоффрей де Пейрак, справа от него находилась прекрасная Инее, слева Абигель, напротив мадам Маниго. Чуть поодаль от нее сидел Жиль Ванерек, фламандец с Круглым лицом. Он буквально пожирал Анжелику своими черными горящими глазами. Дальше занимали места мужчины и женщины вперемежку, французы и англичане, одни в нарядных ливреях, другие в строгих темных одеяниях с белыми воротниками, и особы духовного сана: монах-реформат, бретонский священник с корабля «Бесстрашный» отец Бор, несколько грубоватый жизнелюб аббат Лошмер. Его нисколько не смущало соседство пасторов Бокера и Пэтриджа. Акадийский дворянин, господин де Рандон, прибывший только утром из Порт-Руаяля, вел беседу со своим побратимом, великим вождем Мик-Маком, который, хотя и вытирал рот своими космами волос, все же казался самой важной персоной, благодаря поистине королевской осанке.

Его присутствие удивляло и даже шокировало англосаксов, но они воспринимали это как одно из проявлений свойственной французам оригинальности, которая часто раздражала их, но вместе с тем казалась и созданной для того, чтобы позволять иностранцам познать радости вседозволенности, экстравагантности, причуд и даже греха, не проявляя при этом никакой инициативы. И даже очень суровый Джон Нокс Мазер нисколько не заботился о воздержании и не чувствовал вины, лихо опорожняя оловянную кружку — вина-то были французские.

Хозяин и хозяйка были французами. И уже одно это давало хозяйке право быть поразительно красивой и роскошно одетой, вызывая у мужчин нескрываемый восторг. И тем хуже, если это грозило неизбежным нарушением шестой заповеди, ведь даже в глазах самого Господа Бога французский грех — наполовину прощенный грех. Ну, а если рядом с тобой оказалась испанская гостья, благоухающая жасминными духами, запах которых столь же тяжел, сколь и взгляд ее бархатистых черных глаз, наполовину скрытых веером из черных кружев, то страх и ужас от такого соседства смягчался тем, что все это происходило за французским столом, на земле французской концессии.

Разве сама природа этой нации, ветреной и легкомысленной, не состоит в том, чтобы уметь привносить во все ситуации немного фривольности?

Разве не правда, что только французы обладают секретом допускать в своих колониях такое смешение народов, которое, вместо того, чтобы вести к кровопролитию, вызывает лишь легкую пьянящую эйфорию, позволяющую, уже час спустя, думать, что все люди братья, и на земле вполне может воцариться мир?.. Английский адмирал заявил:

— Голдсборо вскоре станет самым роскошным местом на всем американском побережье. Я даже не уверен, могут ли испанцы, в своих укрепленных городах во Флориде, вести такую веселую жизнь. Правда, вы совсем не даете им для этого свободного времени, господа флибустьеры, — сказал он Ванереку.

— Они получают по заслугам — ответил тот. — Вот поэтому я и нахожусь здесь. И полностью разделяю ваше мнение, что в Голдсборо гораздо лучше, чем в каком-либо другом месте.