На «Голдсборо» привезли для нее французские платья.

Жоффрей подошел к сундуку, стоящему в глубине комнаты, и откинул крышку. Он перебирал переливающийся муар, воздушные кружева, и пальцы его невольно придавали тяжелым складкам юбок и корсажам формы тела женщины, для которой они предназначались.

«Как она была бы прекрасна во всем этом! Это серебристо-розовое платье подчеркнет красоту ее королевских плеч!.. Я взял бы ее с собой в Квебек… Она всех покорила бы там!..»

Пальцы его судорожно сжались, словно желая уничтожить, стереть, смять этот женский образ.

Он порывисто поднес скомканную материю к своему лицу, и долго стоял так, отрешенный от мира, с грустью вдыхая запах цветов, запах женщины, который шел от этих роскошных нарядов.

В утреннем тумане возникли два бегущих силуэта. — Мессир! Сам Бог нам помогает. Корабль этого проклятого пирата, Золотой Бороды, недалеко отсюда…

Его видели у архипелага.

В Голдсборо было множество детей. Они бегали веселой босоногой стайкой. Девочки с волосами, выбивавшимися из-под круглых шапочек или белых чепцов, растрепанные мальчишки. Юбочки подвернуты, а штанишки закатаны, чтобы легче было шлепать по лужам, залезать в лодки, прыгать по песчаному берегу, гоняться за тюленями, которых тут называли «морскими волками»… Они носились здесь и там, в компании голых индейских детишек, на ходу засовывая в рот то моллюска из раковины, то яйцо чайки, то какой-нибудь цветок.

Прижимаясь мордашками к доскам сарая, они с любопытством разглядывали в щелочку взятых в плен пиратов, и неслись к гавани, чтобы полюбоваться живописным зрелищем: осевшим па корму кораблем «Сердце Марии», захваченным этим утром. Потом, сбегав за водой к лесному источнику, они, встав на коленки, поили раненых.

Этот день в Голдсборо закончился поражением пирата Золотая Борода.

Утром Анжелику разбудил отдаленный грохот пушечных выстрелов.

Она чувствовала боль и в душе, и во всем теле, не понимала, что с ней произошло, и долго не могла сообразить, что находится в Голдсборо. Глянув в зеркало, она увидела в нем свое распухшее лицо. Одна сторона его представляла собой сплошной синяк, губы вздулись. Она с трудом могла повернуть голову. Анжелика осмотрела комнату и, обнаружив в сундуках белье и одежду, которые уложила туда перед тем, как покинуть форт, оделась и причесалась, по-прежнему плохо соображая. Нужно было найти какую-нибудь мазь или бальзам, чтобы смазать изуродованное лицо.

Открыв окно, она увидела внизу бегущие под ветром на полных парусах корабли. На фоне серого дождливого неба изредка там и сям загорались красные всполохи. Потом докатывался выстрел. Перед Голдсборо шло морское сражение, три или четыре корабля преследовали убегавшего противника, который ловко увернулся от атаки, и развернув паруса, исчез из поля зрения. Чей-то голос окликнул ее из глубины дома:

— Мадам Анжелика! Мадам Анжелика!.. Где вы? А, вот вы где! Слава Создателю! Пойдемте! Пойдемте скорее, моя дорогая! Столько раненых! Столько крови!

Анжелика узнала в этой взывающей к ней женщине маленькую госпожу Каррер из Ла-Рошели, эмигрировавшую в Новый Свет в прошлом году вместе со своим мужем-адвокатом и десятью детьми.

— Что происходит? Откуда раненые?

— Они рассчитались наконец с этим проклятым Золотой Бородой!

— Кто это «они»?

— Граф, флибустьер Ванерек, английский адмирал, ну, словом, все, кто поклялся расправиться с этим негодяем! Утром узнали, что он снова появился у островов. Господин граф тут же погнался за ним. Его вынудили принять сражение. Господин д'Урвилль только что принес сообщение о победе. Но похоже, что при абордаже произошла настоящая резня… Корабли вернулись в порт с добычей, и там полно раненых. Господин де Пейрак послал за вами, чтобы вы оказали помощь всем этим несчастным.

— Вы.., вы уверены, что об этом просил мой муж?

— Ну, конечно! Что можно сделать без вас? Говорят, хирург с «Бесстрашного» сам ранен, и не может выполнять свои обязанности. А нашего врача, Парри, вы знаете. От него мало толку, когда идет такая бойня… Господи! А с вами-то что случилось, бедняжка?.. Вы ранены!

— Это пустяки!

Анжелика поднесла ладонь к щеке.

— Я.., я попала в кораблекрушение у берегов острова Монеган, и меня ударило о скалы… Подождите, я сейчас пойду с вами. Только возьму сумку и положу в нее несколько необходимых инструментов… Есть у вас запас корпии? ..

Двигаясь как автомат, она тщательно собрала все необходимое, в то время как в голове ее теснились мучительные мысли.

Колен… Колен погиб от руки Жоффрея де Пейрака… Если бы она сказала вчера вечером… Если бы у нее хватило смелости сказать… А теперь Жоффрей де Пейрак убил Золотую Бороду… И зовет ее помочь раненым… Значит, он вспомнил о ее существовании. Но почему? Замышляет какую-то новую месть? А вдруг он бросит ей под ноги труп Колена? Этого она не вынесет. Она не сможет удержаться, упадет на колени и, плача, обхватит голову Колена руками.

— Господи! — молилась она. — Помешай Жоффрею совершить этот ужасный поступок. О, Господи, как могло случиться, что мы с Жоффреем вдруг стали такими врагами?..

Вслед за мадам Каррер она спустилась по лестнице, и они побежали к площади, куда обитатели Голдсборо стаскивали тюфяки, набитые водорослями, кожаные ведра с пресной водой, покрывала. С баркасов начали носить первых раненых и укладывать их прямо на землю. Одни из них стонали, другие изрыгали громкие проклятия.

Утро это стало для Анжелики сплошным кошмаром. Она уже ни о чем больше не могла думать. Она резала по живой плоти, зашивала, промывала раны, делала перевязки, перебегая от одного раненого к другому, требовала помощи, организовывала лазарет, гоняла ребятишек то за травами, то за полотном, водой, ромом, маслом, нитками, иголками, ножницами.

Закатав рукава, с руками в крови по локти, она в течение многих часов оказывала раненым срочную помощь, определяла, насколько серьезно ранение, давала распоряжения по уходу за ранеными и по составлению нужных лекарств. Очень быстро вокруг нее возникла прежняя атмосфера. Она узнавала многих из тех женщин, что принялись ей помогать. Абигель, подвижная и ловкая, несмотря на свою беременность. Энергичная мадам Каррер. Проворные и послушные девушки, по примеру старших смело смотрящие в лицо страданиям и смерти. Вдруг около нее появилась, подавая ей хирургические инструменты, тетушка Анна, аккуратная и внимательная. Она увидела старую Ребекку, склонившуюся над умирающим.

Один из мальчиков повсюду носил за ней большой медный таз, постоянно меняя в нем воду, чтобы она могла вымыть руки или намочить полотно для перевязок. Прошло какое-то время, прежде чем она узнала в нем Марсьяла, старшего сына мадам Берн.

Она тут же заняла среди них свое прежнее место. Но, предаваясь делу со своей обычной энергией, она тем не менее почувствовала, благодаря своей проницательности, что их отношение к ней изменилось. Проскользнувшее в голосе легкое презрение, поджатые губы, враждебный взгляд… Может быть, ей это только казалось… Нет! Жители Голдсборо все знали… Все все знали.

Только мадам Каррер держала себя просто и сердечно. Но мадам Каррер никогда не была сплетницей и не хотела верить слухам о том, что графиня де Пейрак изменила своему мужу с пиратом… В то время, как Анжелика усердно, забыв об усталости, помогала раненым, за ней украдкой следили все утро, пытаясь отгадать, верны ли были эти слухи… И самое ужасное было то, что ведь это были не сплетни, это была правда… Во всяком случае, почти правда. Она действительно была в объятиях Золотой Бороды и отвечала на его ласки. Ей хотелось крикнуть им всем в лицо, что она невиновна. Убедить в этом саму себя. Стать «такой как раньше». И она склонялась над ранеными с бесконечной нежностью и состраданием, так как сама словно носила в себе кровоточащую рану, причинявшую ей с каждым мгновением все больше страданий, и ей так хотелось чьего-нибудь сочувствия. Но ей никто не поможет.