Когда я собиралась выйти из комнаты, дверь моей спальни открылась, и мой аба зашел в комнату. Он сел на кровать, удивленно рассматривая меня.
– Ты прекрасна, как и твоя мать. Меня это пугает.
– Ты предпочтешь увидеть меня неухоженной?
Его губы растянулись в усмешке.
– Возможно.
– Ты хочешь, чтобы я отменила свое свидание, чтобы ты смог лучше себя почувствовать? – серьезно спросила я.
Он поднял на меня свой взгляд.
– Нет, конечно же, нет.
– Хорошо, потому что я не собиралась этого делать.
– Эми… – в предупреждающем тоне сказал он.
– Папа, возьми себя в руки. Я не буду делать ничего из того, что ты не делал в моем возрасте.
Он поднялся.
– Вот и все. Твое свидание отменяется.
О’Снат вышла из комнаты, а позже вернулась со своей матерью. Дода Юки что–то сказала папе на иврите. Он с побежденным видом сел. Дода Юки проводила меня в фойе.
Эйви, увидев меня, улыбнулся, прикладывая руку к сердцу.
– Ничего себе.
Великолепная реакция.
Он взял меня за руку, сопровождая до своего автомобиля. О’Снат и О’Дейд ждали нас на заднем сиденье.
– Куда мы поедем?
– На диско.
На диско? Я действительно не представляла, что проведу последнюю ночь в Израиле в шумном прокуренном баре, где полно народу. Но я оставлю свое мнение при себе. Я пытаюсь смириться с этим, несмотря на то, что в моем сердце поселилась грусть.
Когда мы приехали к месту нашего свидания, я заметила, что очередь стала длиннее, чем в наш последний визит. Великолепно, большую часть ночи я проведу в очереди. Какая досада!
Эйви подъехал к клубу. Когда О’Снат и О’Дейд вышли из машины, я открыла дверцу машины.
– Куда ты собралась?
– Э–э, я иду занимать очередь, как и все остальные люди – саркастично сказала я.
– Я отвезу тебя в другое место.
Я приподняла брови.
– Ты сказал, что мы едем на «диско». Я точно слышала, что ты сказал «диско».
– Мы лишь подвозили сюда О’Снат и О’Дейда.
Когда Эйви подмигнул мне, я забралась обратно в машину и закрыла дверь. В моем желудке запорхали бабочки от осознания того, что мы остались наедине. Я ни с кем себя так не чувствовала.
Отъезжая от клуба, он взял меня за руку. Мы едем по извилистой грунтовой дороге, по которой, вероятно, не ездили уже несколько веков.
Когда машина остановилась, он повернулся ко мне и протянул платок.
– Мне нужно высморкаться? – если это не намек, тогда что?
– Эми, закрой глаза, я хочу завязать тебе глаза.
Зажмурившись, я наклонилась ближе к нему. Завязав мне платком глаза, он нежно поцеловал меня в губы. После того, как он помог мне выйти из машины, он куда–то меня повел.
Все это очень эмоционально. Он очень взволнован. Не могу дождаться всех сюрпризов, которые он приготовил для меня.
Он снял платок.
– Открой глаза.
Я несколько раз моргнула, привыкая к темноте.
Свечи. Много свечей. Две подушки. Между подушками стояла пустая тарелка.
– Садись.
Я следую его указаниям.
– Ладно, жди меня здесь, – когда он нервничает, он кажется таким милым. Обычно он спокоен и холоден.
Я осматриваюсь. Мы находимся в середине пустоты, в бесплодной пустыне, и лишь стрекот сверчков окружает нас. Я села на подушку и жду его. Эйви вернулся с картонной коробкой в руках.
Он колеблется.
– Ты голодная?
– Что?
Его бровь вопросительно изогнулась.
– Скажи мне. Я принес еду, но если ты изголодалась по другим вещям…
– Еда – это здорово, – перебивая, сказала я.
Садясь рядом со мной, он подарил мне одну из своих потрясающих улыбок, а потом открыл коробку. Увидев, что лежит внутри, я почувствовала комок в горле.
– Ты принес мне суши! Мое самое любимое блюдо! Как ты узнал?
Суши словно маленькие круглые личики улыбались мне.
Он протянул мне набор палочек.
– Рон мне сказал.
– Я мечтала о суши с самого первого дня. Знаешь ли ты, что они могут заставить человека бросить курить?
Он смотрит на меня как на сумасшедшую, но меня это не волнует.
– Хочешь? – спросила я, пережёвывая острый тунец. Вкушая сладко–острые суши, я с удовольствием простонала.
Эйви признался, что никогда не ел суши, поэтому я показала ему, как их надо есть. Мы разложили еду по порциям. Эйви пытается разделить суши на маленькие кусочки, в то время как я кладу их целиком в рот. Мне нужно рассказать Джессике, что израильтяне готовят превосходные суши.
Как только мы закончили ужинать, Эйви поднялся.
– У меня для тебя есть еще один сюрприз.
– Что это? – взволнованно спросила я. До сих пор этот вечер был потрясающим.
– Черт, я кое–что забыл, – он ушел и вскоре вернулся с небольшим букетом цветом.
Я не хочу быть стервой, правда, но Савта получила от моего дедушки целый цветочный магазин. Эйви подумал, что я завтра буду делать с букетом во время двенадцатичасового перелета? Он поставил цветы передо мной. Я стараюсь не показывать свое разочарование, изо всех сладко улыбаясь.
– Тебе не нравятся цветы?
– Нравятся.
Он достал красную розу из букета и подогнул стебелек, а потом сел передо мной на колени и заколол розу в мои волосы.
– Я хотел преподнести тебе что–нибудь памятное, но я не знал, что тебе нравится.
– Поэтому ты выбрал цветы. Они красивые.
Он засмеялся
– Это цветы от моей мамы. Она старомодна. Честно говоря, она специально купила их, чтобы я преподнес их тебе.
Он не романтик, как я думала раньше.
– Идея с суши была великолепной, но, друг мой, сейчас ты стремительно потерял свои очки.
– Подожди здесь, у меня есть еще один сюрприз.
Когда он вернулся, и я увидела его подарок, я не могла в это поверить.
Эйви держал Мутта. На шеи щенка весела голубая лента. Он красивый.
– Ты его помыл, – со слезами на глазах сказала я.
– Теперь он официально твой, – он положил Мутта мне на коленки. – Я привел его в порядок, и теперь ты можешь забрать его к себе домой, в Америку.
Не могу поверить, каким чистым и пушистым он стал.
– Арг!
– Я могу забрать его домой?
– Да. Возможно, сначала какое–то время ему придется провести в карантине, но…
Я заглушила его слова поцелуем. Это самая прекрасная ночь в моей жизни.
Оставшуюся часть вечера мы разговаривали, целовались, дурачились и играли с Муттом. Но до того как мы уберем подушки и задуем свечи, нам нужно поговорить.
– Так что… полагаю, наш летний роман подходит к концу, – ляпнула я, теребя пальцами браслет на руке. Открыв застежку, я протянула ему браслет.
Эйви наклонился вперед, положив локти на согнутые коленки.
– Оставь его себе. Так ты меня не забудешь.
Как будто я могу это сделать.
– Я никогда тебя не забуду. И я понимаю, что я избалованная американская сучка…
– Эми, я сожалею. Если я еще раз тебе это скажу…
– Нет. Я избалованная, потому что хочу поддерживать с тобой связь и возможно в один прекрасный день, после того как ты вернешься из армии, мы могли бы снова быть вместе.
– Это длинная дорога. Если ты будешь встречаться с другим?
– А если ты будешь встречаться с другой? – парировала я.
Он засмеялся.
– Благодаря тебе, я многое узнал о себе.
Приглаживая мою выбившуюся прядь, он заправил ее за ухо, касаясь пальцами моего уха. Когда его пальцы заскользили вниз к ожерелью с еврейской звездой, он сказал:
– Ты действительно Божий дар.
– Нет, это ты.
Когда он наклонился ко мне для последнего поцелуя, я точно знала, что когда–нибудь в другом месте и в другое время я снова поцелуюсь с Эйви.
И в другой раз, возможно, это будет на вершине Крепости Масада.
Эпилог
Конец одной истории – это лишь начало другой
Я вернулась домой в Чикаго. Да, мы с папой прошли долгий путь по возвращению домой.
Я немного нервничала перед предстоящим разговором с Митчем об Эйви, но когда Джессика поведала мне, что после ночи Ravinia они начали встречаться, я почувствовала облегчение. Разумеется, я заставила их попотеть несколько часов, но потом я не выдержала и рассказала им об Эйви.