«ДВЕРЬ ВСЁ БЛИЖЕ. ОНА ИДЁТ ЗА ТОБОЙ»

Да твою же лиминальную мать!

«ДВЕРЬ УЖЕ ЗДЕСЬ. ОНА…»

Я направил ствол револьвера себе за спину и без раздумий выстрелил через плечо. Оглушительный скрип петель сменился мелким визгом и треском дерева. Хотя бы подсказка «за тобой» оказалась полезной, пусть и не обязательно преднамеренной. На этот раз оборот вокруг своей оси показал здоровенного мимика — короля мимиков, не иначе, не испепелённого, но почти перебитого напополам серебряной пулей. Выглядел он совершенно отвратно, как большая дверь, которую посередине рассекал переполненный зубами слюнявый рот.

Зубами достаточно острыми, чтобы прокусить мою естественную броню от «Метаморфа».

Даже при смерти эта тварь казалась мерзкой и опасной, извергая из несуществующего желудка жижу неопределённого в темноте цвета. Еда Кулины едва-едва позволяла мне ориентироваться, но уж точно не разбирать подобные детали. За дверью чернел новый проход, и я рванул туда, не обращая внимание на новый скрип петель, раздающийся откуда-то сбоку.

Я бежал, бежал и бежал, преследуемый не только мимиками, но и воспоминаниями о столкновении с Князем в Жёлтом, когда слегка не доехал до его домена. Здесь пол и потолок пока что не обратились в одну большую пасть, но у «босса» имелся определённый контроль над пространством. Спустя некоторое время я застыл в углу одного из помещений, накинув «Вуаль». Надписи продолжали появляться на ближайших стенах, но теперь они делали это совершенно бессистемно, и несли какую-то не поддающуюся расшифровке жуткую чушь:

«ДВЕРЬ И КЛЮЧ. ДВЕРЬ И КЛЮЧ. ЧЮЛК И РЕВДЬ».

«Я СОГЛАСНА. ТЫ ПУТНИК. ДОБРО ПОСЕТИТ НАГРАДУ»

«ЧАВК-ЧАВК-ЧАВК».

И, наконец:

«ВИЖУ ТЕБЯ»

Последняя пуля из револьвера отправилась в эту надпись, но с тем же успехом я мог выстрелить просто в стену.

Теперь не было никаких сомнений в том, что заведующая сокровищницей свихнулась, свихнулась на уровне старого механика или даже хуже. Все «разговоры» на стенах относились к «китайской комнате», ответам без понимания вопросов. Какие правила, какие награды? Просто чуть более изысканный способ, чтобы поиграть в кошки-мышки, а потом слопать и переварить.

Только в отличие от битвы с механиком здесь даже не было подходящей цели для испепеления, не считая десятков голодных дверей, отражающих аппетиты всей сокровищницы. «Вуаль» меня больше не спасала, патроны в револьвере кончились. Скрипящие и причмокивающие, мимики накинулись на меня изо всех четырёх проходов. В ярости «Зверя» я схватил одну зубастую дверь и начал отбиваться от трёх остальных, с переменным успехом. Чудовищ с каждой секундой становилось всё больше, они напирали сзади, не оставляя мне пространства для манёвра.

И в тот момент, когда я тоскливо подумал, что мой рекорд не-умирания в Полуночи наконец подошёл к концу, потолок комнаты вдруг дрогнул, и сверху вниз грохнулся немаленький каменный блок. Зубастые двери на секунду застыли, не понимая, что происходит, а я задрал глаза наверх — только чтобы столкнуться с двумя парами ясных и очень обеспокоенных глаз молодых драконов.

В прошлый раз их выручил я, в этот — они вернули должок.

Не обращая внимания на укусы и давку, я укрепил ноги и прыгнул так высоко, как только мог, уцепившись за край проёма. Подтянуться, попутно стряхнув с ноги особо шустрого дверного монстра — и, наконец, свобода.

Мои подопечные заслужили двойной порции вкусняшек. Я заслужил медаль за попытку разговора с долбаной «китайской комнатой». Сокровищница заслужила конкретных звиздюлей — но уже в другой раз.

Как она там писала в начале? Ищущий да обрящет.

— Двери-мимики?

— Не просто двери, а какие-то ворота с зубами. Первого даже Райнигун не взял — это значит, всё тело кроме пасти считается бронёй. В первый раз такое вижу.

— Всё бывает впервые, — на удивление философски заметила Анна, смотрясь в ручное зеркальце и поправляя причёску. — Ровно?

— Идеально. Но на всякий случай напомню — мы всего лишь едем к моему нанимателю, а не знакомиться с родными.

— А вы бы меня познакомили? — просияла она.

— Было бы с кем.

— Вот видите, придётся ограничиться нанимателем. Богданов — интересная личность, и до сих пор оставался в тени. Я его в своё время не заинтересовала, а вы — да.

— Если бы ты не довела Борова до инсульта, мной бы никто не заинтересовался.

— В самом деле, Вик? Я лишь стала инструментом, проводником воли Полуночи. Всё остальное сделали вы.

Десять утра — сегодня я успел и выспаться, и принять душ, и нормально позавтракать, прежде чем зазвонил телефон и знакомый сухой голос предложил подъехать «в офис» для консультации. Работа есть работа, и надо отдать должное Богданову, в отличие от своих мордоворотов он всегда просил очень вежливо. Я сперва колебался, приглашать ли снова Анну в качестве «независимого эксперта», но она здорово помогла мне даже на оперативной вылазке. А уж что касалось вопросов о сущности и повадках тех или иных иномирных чудовищ, ведьма кошмаров была подкована десятикратно лучше.

В том числе тех чудовищ, что водились в нашем замке.

— Есть идеи, кто выступает за «босса» сокровищницы?

Анна подняла на меня слегка удивлённый взгляд.

— «Босса»?

— Хранителя. Бывшего слугу.

— Вы видели там кого-нибудь, кроме мимиков?

— Кажется, нет.

— Иногда самый простой ответ — единственный верный. Как по-вашему, какая комната в Полуночи наиболее желанна для грабителей и мародёров?

Риторический вопрос, не требующий ответа. Библиотека была на почётном втором месте, но сокровищница — однозначно на первом. Анна продолжала.

— А теперь представьте мимика, который десятилетиями, столетиями охранял сокровищницу. Хозяева приходили и уходили, а он — или она — делал одно и то же. Копил богатства и ел незваных гостей. Раз за разом, раз за разом.

— С каких это пор хозяин считается за незваного гостя?

— Безумие не щадит никого, Вик. Вы и сами поняли, что в надписях на стенах не осталось разума.

Иногда Анна звучала точь-в-точь как Илюха, а сейчас до боли напоминала Кас, пусть никому из них троих не понравилось бы подобное сравнение.

— Как вышло, что одни слуги сохраняют рассудок сквозь столетия, а другие — нет?

Я вполне себе ожидал, что Анна отмахнётся от вопроса или вовсе не сможет ответить — никогда не знаешь, где Полночь решила поставить запрет. Но моя сероглазая спутница лишь улыбнулась — на удивление беспомощно.

— Бессмертие… не всем по плечу. Кто-то, вроде высших вампиров, может забыть о проклятии времени. Люди переживают его хуже. Низшие чудовища, чей век недолог, а разум ничтожен, часто ломаются первыми. Полночь дарует им силу и власть, но некоторые границы нельзя пересечь.

— Ты таких вещей не говори, — усмехнулся я, попытавшись разбавить тяжёлую тему. — У нас, на минуточку, кухарка — слайм.

— Вы думаете, я не знаю? — серьёзно сказала Анна. — Учтите, иногда милосерднее убить слугу до того, как та окунётся в забвение.

Воистину, во многих знаниях — многие печали, и я понимал, что не смогу просто взять и выбросить эту информацию у себя из головы. Кулине было всего тридцать, что по меркам Полуночи считалось сущей ерундой, но я не мог себе представить, как спустя ещё лет тридцать-сорок «проявляю милосердие». Возможно, конечно, на безумие слуг гораздо сильнее влияли периоды простоя, и тогда всё было просто — не умирать окончательно, не оставлять Полночь и девушек одних. Пара, блин, пустяков.

На несколько секунд на заднем сиденье автомобиля воцарилась неловкая тишина. Бенедикт, как обычно, просто рулил и предпочитал в разговор не вмешиваться.

— На не связанную тему, — наконец сказал я. — Боровицкий был другом Богданова.

— В таком случае я скромно надеюсь, что вы меня не сдадите.

Я, разумеется, не планировал, но старый криминальный авторитет иногда был чересчур проницательным.