Огонь, лёд, пепел, разрушение — и я посреди этого всего. Хозяин, позволивший хаосу достичь высшей точки. И если нельзя остановить его силой, то как иначе?

— Не дай… следующему мешку упасть! — крикнул я, и Лита напряжённо кивнула.

Я сел на пол, скрестив ноги по-турецки, и нырнул в «дальний зов».

Концепция «загрязнения» и «очищения» спустя месяцы правления в замке всё ещё оставалась для меня загадкой. Кажется, и сама Полночь слабо представляла, что относится к чему, и только преуспевала в ограничениях, которые устанавливала для активных слуг. В любом случае, несмотря на весь хаос в подвале башни Вдохновения, библиотека всё ещё официально считалась очищенной. А значит, мне здесь была доступна возможность строительства.

Строительства — и уборки лишнего.

Когда взмыв над своим телом я мысленно потянулся к машине Фахара и приказал удалить её из комнаты, то ощутил удивление, раздражение. Спустя миг до меня дошло, что эмоции были не моими собственными, они принадлежали замку и оказались пропущены сквозь меня. Полночь считала, что это неправильно, возможно даже незаконно. Чтобы что-то возвести или удалить, надо отдать команду в спокойной очищенной обстановке, затем покинуть помещение…

Э, нет, милая, у нас тут экстренный случай. Библиотека очищена. Её хранительница жива и активна. Удалять надо сейчас.

Раздражение нарастало, накатывало волнами, но эти волны бессильно разбивались о стену моего упрямства. Другого выхода нет. Правилами не запрещено. Действуй!

Меня выбросило из «дальнего зова», выбросило грубо и бесцеремонно, оставив на память пульсирующую головную боль. По башне Вдохновения… да что там, по всему замку прокатилась дрожь, как будто Полночь издала глубокий недовольный вздох.

А потом машина Фахара лопнула, разлетелась на миллионы бледных искр, словно сама состояла из частиц души Полуночи. Мешки с книгами попадали на пол, что наверняка частично повредило их содержимое, но альтернатива была куда хуже! Откуда-то справа раздалось угасающее шипение — это пепельная химера распадалась, рассыпалась на части, а угольки из неё раскатились по полу логова ифрита. Из-под густого слоя пепла показались два лежащих тела — чёрное и бледно-синее. Отсюда не было заметно, шевелились они или нет.

Всё было измазано в пепле — от напольных ковров и остатков диванов до обоих моих драконов.

Просто блеск. После такого очищения придётся как следует помыться.

— Почему, говоришь, эта ползучая хрень не напала на нас?

— То, что рождается из ненависти, в первую очередь тянется к ненависти. У Фахара не было времени настроить своё изобретение — и вот результат.

— Жаль, что у него хватило времени развесить книги.

— Мне тоже жаль, — серьёзно сказала Лита.

Следующие пятнадцать минут после боя мы потратили не на отдых, а на срочное спасение самых ценных экземпляров из захваченных Фахаром томов. Я лишь слегка притормозил возле одного из открытых сундуков, в котором оказалась небрежно сваленная в кучу моя родная экипировка. Переносной карман тут же пригодился для выноса макулатуры… то есть, литературы.

Большинство книг так и осталось печально валяться посреди перепачканного пеплом зала, но уход за ними мне пришлось оставить на одну Литу. Титанический, почти неподъёмный труд, но хотя бы теперь единственным препятствием было время. Мародёры обычно не появлялись в «бодрствующих» замках, где на троне сидел хозяин. «Пепельники» больше не пытались возродиться, лишившись влияния ифрита. А полумёртвые Фахар и Альжалид отправились назад, в свои фолианты — иначе бы им попросту не удалось выжить.

— Долго им там сидеть?

— Сперва — до полного восстановления, а там посмотрим… — Лита поморгала, сняла очки верхней парой рук и неуверенно начала их протирать.

— Что-то не так?

— Я… это же я вытащила их оттуда. Изначально, сто лет назад. Фахара — для защиты, Альжалид — для того, чтобы усмирить Фахара. Их буйство — моя ошибка, как мага, который не справился с заклятием. Их ненависть — просто их природа, а я этим воспользовалась.

— Так воспользовалась, что они сто лет тебя травили.

— Ага. И когда Альжалид меня заморозила, я только и мечтала, что запихну её назад! Но сейчас это кажется… неправильным? Для них эти сто лет — ничто. Ифриты и мариды враждуют тысячелетиями.

— Ничего, мы их отучим.

— А?..

Девушка-паук непонимающе моргнула своими прекрасными карими глазами, даже забыв надеть очки. Я слегка пожал плечами.

— Не знаю, сколько они просидели в книгах изначально и за какие преступления. Я знаю только то, что в Полуночи и без того перебор тех, кого заточили на веки вечные. Эти двое — далеко не невинные овечки, но с ними в какой-то мере можно договориться… После того, как ты призовёшь их с помощью правильного ритуала. Не позволяющего бузить.

— Вы тоже считаете, что держать их в таком состоянии аморально?

— Ну, можно сказать и так. А можно сказать, что нам в будущем совсем не помешает помощь двух сильных магов с тысячелетним опытом. Если хочешь, считай это интуицией.

Мы добрались до центрального выхода из башни Вдохновения, и Ян с Авой радостно спланировали вниз, к терпеливо ожидающей Адель. Я помахал ей рукой, но не отправился вслед за дракончиками, вместо этого повернувшись к Лите.

— Ты говорила, в башне Знаний есть зеркало для телепорта?

— Раньше точно было.

— Тогда найди его, если не сложно. И ещё одну вещь.

— Какую?

— Пока Жнец не ударил в гонг — принеси мне мою родословную.

Альжалид, конечно, здорово схитрила, когда упоминала «все знания о моей родословной», как будто заготовила десять больших томов. Впрочем, про «малую часть» она тоже говорила, и здесь не соврала. После недолгих поисков Лита снабдила меня небольшой брошюрой, заполненной от руки витиеватым почерком на чистом русском языке. Откуда марид его знала — большой вопрос, но в ближайшее время задать его не выйдет.

Брошюра лежала рядом с толстенной родословной книгой и кипой случайных на вид документов, подозрительно напоминающих земные. В любом случае, переведённая Альжалид часть занимала от силы страниц двадцать, первые из которых перечисляли совершенно незнакомые мне имена и титулы. Единственное, что оставалось неизменным — фамилия, на немецкий манер — «фон Харген».

Насколько я помнил из средневековых традиций, родовое имя такого типа бралось по названию местности, но бог знает, где располагался город или район Харген. На Земле, в далёком прошлом? В одном из странных окружающих миров? В мире самой Полуночи, о котором у меня всё ещё было меньше информации, чем об Йхтилле?

Спустя пять минут я наткнулся на знакомое имя, жирно подчёркнутое красным. Имя человека, за которого меня приняла мёртвая дракониха Эргалис, да настолько разозлилась, что немедленно попыталась сжечь и слопать. Неудачно, конечно, но с большим энтузиазмом… На этой же странице брошюры оказалась закладка — сложенный в четыре раза лист пергамента. Я развернул его — и невольно вздрогнул.

С листа на меня взирал мой собственный портрет.

Нет, нет, всё-таки не мой. Лицо старше, под глазами залегли едва заметные морщины, волосы длиннее, складка у рта — жёстче. Но в остальном — почти точная копия, даже шрам на левой щеке на месте! Буквы под портретом были мне незнакомы, но не требовалось быть гением, чтобы понять, что они означают.

Лорд Бертрам фон Харген. Носитель Райнигуна, испепеляющий и безжалостный, властитель бесчисленных земель. Первый среди чародеев, мастер запретного искусства, повелитель не-жизни. Покоритель сорока империй. Ненасытный зверь, пожирающий миры. Хозяин Полуночи.

Часть титула была указана в брошюре, часть я вспомнил со слов Эргалис. Хотя, возможно, лучше бы не вспоминал.

Если судить по титулу — Бертрам фон Харген был совсем не тем человеком, с которым хотелось бы иметь дело.

Чем дольше я смотрел на портрет, тем меньше чувствовал связь с реальностью. В детстве мне нередко говорили, что характером я пошёл в отца, а внешностью — в маму. Она была худощавой, светловолосой и синеглазой, и черты её лица отражались в моей собственной физиономии, а теперь — в портрете моего далёкого предка. Точнее, нашего с ней далёкого предка.