В этой-то творческой мастерской позже и стали происходить безобразия, огорчившие Мадам Рухлядь. Разлад в образцовой паре был, естественно, мыльно отражен в десятках изданий. Поклонницы Васечки Коромыслова, составлявшие существенную часть господина Рейтинга, горевали. Хотя и квартира с портретом, с дорическими колоннами, и творческая мастерская под соснами остались при Васечке.
Теперь Мадам Рухлядь ищет нового хахаля. Проводники в высший свет ей уже не нужны. Она сама кого хочешь и куда хочешь проведет. Татьяну Игоревну, известную в деловом мире бизнес-леди, приглашают нынче на ТВ, во всяческие умственные говорильни, и она там себя умственно проявляет. И хахаль ей сгодился бы не обязательно именитый и не такой взбалмошный, как щенок Коромыслов, а хотя бы с умытым лицом (для глянцев), в своем роде эстет, но, конечно, молодой и способный быть утешителем плоти.
– Такой, как ты, - заключила Елизавета. - По глупости я тогда порекомендовала тебе держаться подальше от Баскаковой. Пошутить изволила. Имя открыла и, стало быть, дала направление твоим мыслям.
– Да на кой мне эта именно рухлядь! - рассмеялся Соломатин. - Мне просто любопытны персонажи ваших тусовок и их легенды. И на Баскакову я бы взглянул из любопытства. А теперь и не взгляну. Вдруг стошнит при ее виде…
Однако взглянул. И не стошнило. Но мельком взглянул, холодно, так себе дамочка…
Другое дело, она оказалась совершенно не похожей на Мадам Рухлядь, возникшей в воображении Соломатина. Дородных колен, а стало быть, и бедер, на каких мог бы приютиться Васечка Коромыслов, Соломатиным обнаружено не было. Дамочка была худенькая, изящная и на вид куда моложе своих пятидесяти или скольких там лет. Одевалась она странно и на первый взгляд неприлично дешево. Однажды явилась в матроске, какая бы украсила гимназистку в летний день Серебряного века. В другом случае - надела камзол и потертые брюки а ля Гиппиус с картины Бакста. А как-то удивила публику халатом, некоторые посчитали - домашним и кривили губы, с какими-то восточными орнаментами. «Ну и что, - говорили рассудительные, - при ее-то капиталах может позволить себе и домашний халат. Вон Сорос - тот и вовсе в обносках ходит…» (В нетерпении я, автор, не могу не поделиться одним воспоминанием. Имел общение с Соросом, поначалу показавшимся приятным, а потом принявшимся тыкать нам вилкой в бок и прикармливать оранжевую девушку с косой и витязя в тигровой шкуре. Обноски не обноски, но похож был Сорос на счетовода из вязальной артели, только что без нарукавников.) «Так вот, - добавляли рассудительные про Баскакову, - вы на ее драгоценности взгляните, при таких камнях и металлах любой халат будет уместен…» Действительно, появись Татьяна Игоревна лет тридцать назад на приеме вблизи бриллиантовой Галины, она на следующий день была бы ограблена или застрелена. И вскоре выяснилось, что халат Мадам Рухлядь вовсе не домашний, а одеяние праздничное. Произведение искусства. Копия его прикуплена японским правительством для Императорского этнографического музея. А изготовлен он исключительно из кожи рыбин лососевых пород. Изготовлен на берегу Амура известной нанайской умелицей Сатар. И ушло на халат с ритуальными орнаментами пятнадцать рыбин, а на отделку кожи и пошив изделия - два года. Заказы к умелице Сатар (выходило - и к модельеру) поступали со всего света, и от музеев, и от процветающих особ (не только на халаты и платья, но и на сумки, на ремни, на сапоги). А с материалом начались трудности. Квоты на отлов. Татьяна же Игоревна, Мадам наша Рухлядь, сообразила, какие могут случиться выгоды, все просчитала и закупила рыбокомбинат в Корякии. Вполне возможно, пробьется от той же Корякии в совет Федерации. И никакие землетрясения ей не помешают. Теперь она будет не только Мадам Рухлядь, но и Мадам Лосось. Или Мадам Кета. «Мадам Горбуша!» - хихикали завистники.
Соломатин старался не взглядывать на Баскакову, удовлетворил любопытство и достаточно, но то и дело взглядывал. Это как в давней байке: «Только не думай про сметану! Не думай про сметану!» «А я и не думаю про сметану! Я не думаю про сметану! Я не думаю про сметану!» И Баскакова как будто взглядывала на него…
Познакомился Соломатин и с Васечкой Коромысловым. Хотя и не имел в этом никакой надобности. Но при брожениях от стола к столу, от одной компании к другой у каждого из принятых в круг быстро возникало по сто знакомых. Улыбались друг другу, перекидывались парой необязательных слов, если не имели дел. Васечка и впрямь вышел мордашкой, парнишка был нахальный, пробивной, но заурядный и, пожалуй, глуповатый. И много, размахивая руками, балаболил попусту. Однако им были довольны, и он всем был доволен, джип купил на днях, сам купил, всего добился, о чем мечтал когда-то в своем вонючем Новохоперске. Выходило, что провинциалка, известная Соломатину, тоже решившая добиться звезд и корон в Москве, проживала в соседнем с Васечкой городке, но чего добилась она? А чего добился он, Соломатин, москвич, выросший, как теперь принято думать в каком-нибудь Белебее, на всем готовом? Или нет в нем фартовой энергетики? «Добьюсь! Добьюсь! На этот раз добьюсь!» - заверил себя Соломатин. И сжал кулаки.
Однажды Коромыслов вернулся с Северного полюса. Снимался там в рекламном ролике. В клубе вокруг него собрались люди, и он угощал их анекдотами из жизни белых медведей. Джинсы его были вправлены в пошитые, видимо, недавно унты оленьего меха. То ли Коромыслов желал показать стройность своих длинных ног, худющих, кстати. То ли дразнил Мадам Рухлядь («А ведь мадам-то, - подумал тогда Соломатин, - ни разу не приходила в свет в мехах. Даже каких-нибудь меховых оторочек на ней замечено не было». Но может быть, меха она оставляла в автомобиле…). Не мог не оказаться хоть бы и на минуту возле полярника и Соломатин. Чушь, и пошлую, выслушивал, какой у моржа и какой у белого медведя, и вдруг обернулся. В их сторону глядела Мадам Рухлядь. И не на Коромыслова глядела и не на унты от оленей, а глядела она на него, Соломатина. Даже улыбнулась ему и ручкой помахала.
И позже при встречах они раскланивались и улыбались друг другу.
Естественно, об этих переглядах и улыбках не могла не узнать Елизавета.
После обязательно-контрактного убытия Лизаньки на встречу с Папиком и удовольствий с Соломатиным по возвращении, она поутру, не покидая постели, попросила Соломатина принести ей пилку для ногтей. Всей натурой уйдя в упражнения с пилкой, она все же допускала высказывания легковесные и вызванные пустяками жизни. К этим пустякам относились перегляды Соломатина с Мадам Рухлядь. И с улыбкой было дадено понять: «Шали, шали, Андрюшенька, но не увлекайся».
Не допустив каких-либо возражений Соломатина, Елизавета отложила пилку, присела в постели и принялась высказываться уже не по пустякам. При этом, конечно, не могла не иметь в виду всяческие приспособления, надзирающие над событиями и разговорами в квартире.
– Соломатин, ты, конечно, помнишь о Фаинушке, штучке купца Парамонова из нашего с тобой Салтыкова-Щедрина?
– Не забываю. И о Фаине, и о ее метрдотеле полководце Редеде, - сказал Соломатин. И подумал: «Не я ли теперь у нее метрдотель?»
– Так вот, Фаинушка не только имела при купце Парамонове светлицу о семи окнах на втором этаже и метрдотеля на первом, но и занималась делами, владела складами на пристани в Петербурге, с выгодой вела оптовую торговлю не помню чем… И так далее.
Елизавета потянулась, застонала сладостно, рот прикрыла ладошкой.
– Конечно, хорошо маяться и нежиться в безделье… Но до поры до времени… А я женщина деловая, ты знаешь. И у меня возникают проекты…
И были открыты проекты. Возможно не только для Соломатина, но и для Папика. Хотя с Папиком они могли быть оговорены и при последнем с ним свидании. Соломатин же призывался теперь в советчики.
Связи у нее теперь есть. Средства кое-какие накоплены. Можно призанять стартовые деньги и у папаши - Кости Летунова. Паспорт она скоро получит новый, с фамилией Летунова. Мать всплакнула, но согласилась. («А чего ей всплакивать?» - поинтересовался Соломатин. Но Лиза ему не ответила.) Хозяйкой чего ей теперь («ну не буквально теперь, а немного погодя, зачем спешить?») выгоднее стать? И полезнее? И чтобы увлечься? Салоном каким? Фитнес-центром? Аптекой? Кондитерским магазином? Кабинетом по починке зубов? «Это все пока упования и грезы, - сказал Соломатин. - У меня тоже были бизнес-проекты. Но я прогорал. У меня нет деловой хватки и умения выстраивать каверзы». «Я знаю», - сказала Лиза. «Откуда?» - спросил было Соломатин. Оттуда! Папиковыми службами он был проверен (пусть и на расстоянии), детектором лжи, взвешен, высушен, снова залит жидкостью и исследован вовсе не лекарскими узи и тонографами. Где-то, небось, хранится и его жизнеописание с почасовыми подробностями. «А у меня есть деловая хватка и я сумею обойтись без каверз и интриг, - прервала его сетования Лизанька. - И мне подскажут, с чего начать. Другое дело - знания. Летунов хоть сейчас готов послать меня в Англию. Но я решила поступать в бывший Плехановский. Я ведь уже получила диплом Академии менеджмента. И добиваться всего мне надо самой… Мало ли что… Может, я кому-то надоем или стану противна… Или замена сыщется более сладкая, чем я…» Это уже явно - для аппаратуры Папика, и взгляд - на люстру…
