«Третья сила! Третья сила! - теперь уже возопил почитатель мужика с бараниной. - И банки сгорят. Не держите деньги в сберегательных кассах!» Вопли его заглушили лязги, трески и звуки падающих камней. А внутри татлинской спирали (опять это упрощение!) возникла палка без начала и конца, уходившая в небеса и в подземелья, уготованная для стриптиза, и на ней стали крутиться неуспокоенные поисками чего-то Ардальон Полосухин и нынешняя спутница его в красной каскетке, одежды они, правда, не сбросили, но позы принимали самые завлекательные, отчего в голову стали приходить мысли о фаллических символах праздника Дионисия. Но праздником и не пахло. А ардальоны и красные каскетки расплодились и стали занимать всю бесконечную палку, мельтешили, безобразничали и кривлялись, и мне даже захотелось, чтобы явился мужик с бараниной. Однако вместо мужика влетели в срединносутие Щели дева Иоанна с Мельниковым, дева снова была в латах, но с кожаными крыльями, Мельникова она левой рукой волокла за собой, стало быть, победила в Куликовской битве и прибыла удивлять публику в московском завихрении. И действительно, не отпуская от себя Мельникова, мечом в правой руке стала крушить ардальонов и девушек в красных каскетках, сбивать их с бесконечной палки, перерубила и саму палку. Ей бы теперь и застыть в воздухе победительницей монстров и принимать восторги удивления. Однако не вышло. Великаны-громилы с бейсбольными битами и деревянными толкушками для приготовления пюре из картофеля в руках, числом пятеро (а то и больше), один рылом - в Суслопарова, с гоготом свалили Иоанну с Мельниковым с высот к нашим столикам и заорали злорадно, пусть и вразнобой: «А-а-а! И эти еще здесь! Огрызки! Обломки! Лишние люди! Умять их в Щель! В подпол! В самый нижний ярус! Или на выселки в Южное Бутово! Чтоб не мешались под ногами!» Тут-то и пришел ужас! Тут-то из нас и должно было быть изготовлено пюре. И началась настоящая тряска. И все взлетело ввысь, а потом ухнуло вниз, в глубины, в катакомбы Щели, в тартарары. Но уже в темноте и в беззвучии…

«…и все опустится на четыре лапы», - прекратил тишину шепот Людмилы Васильевны.

И вспыхнул свет, и все мы сидели за столиками в спокойствии при своих кружках и стаканах, а перед Сергеем Максимовичем Прокопьевым дымилась тарелка с солянкой.

– Полагаю, что нет нужды, - произнес Арсений Линикк, - рассказывать сейчас об увиденном каждым и пережитом.

Спорить с ним не стали.

А Людмила Васильевна предложила всем не спешить, отойти от сотрясений и воспользоваться услугами буфета, что и было сделано.

– Э, нет! - не выдержал Фонарев. - Надо бежать! Эти гуманоиды-то, небось, повылезали из своих дыр и опять - в форточку, к моей стерве-полковнику!

И был таков.

Но минут через пять он вернулся, взбудораженный, однако как будто бы и чем-то довольный.

– Ну и как же это, Людмила Васильевна! - заявил он. - Где же ваши четыре лапы? Прямо так и на четыре лапы, да?

– Что случилось, Васек? - удивилась Людмила Васильевна.

– Первым делом, при выходе из Щели мне не вернули деньги!

– Какие такие деньги, Васек? Разве ты за что-нибудь платил?

– Как это?! - возмутился Фонарев. Но тут же и остыл. - Ну ладно. Обожритесь вы своими деньгами. Это мелочи. Идите, поглядите, что теперь в Камергерском. Только «Медицинскую книгу» не тронули. Потому как там в витрине череп и скелет. И клизмы. А так… Вон, напротив было «Артистико», а теперь там трактир «Овес». Вместо «Красных дверей» - кабак «Ватрушка». И цены как в «Метрополе». А что в нашей закусочной! Идите, взгляните!

Мы высыпали в Камергерский.

Падал снег, мягкий, ровный, доброжелательный. Никакими пожарами, пеплом и дымами не пахло. Но над бывшей закусочной была укреплена теперь вывеска «Роял-кафе» (ниже - «ресторан»), а на заманных ценниках под стеклом сообщалось, что ресторан «Роял-кафе» угощает японскими блюдами, то есть не исключалось, что в морепродукты тут попадут, в лучшем случае, валдайские пескари, мурманская треска, а то и крабовые палочки производства Тарабинского завода комбикормов (опыт предупреждал). Вместо «Пушкинской лавки» существовало теперь пустое, но драгоценное кафе. Чукчей с их ярангой вытеснил аристократ-ресторан с иностранной фамилией, имеющий как будто бы отношение к жизни артистов. Кроме «Медицинской книги» уцелели лишь «Древний Китай» и лавка «Учпедгиза» - учебники всегда приносили доходы, да и сдвигать с места заведение, опекавшее детишек, вышло бы для чиновников делом неловко-неразумным.

Остановил нашу экспедицию крик пружинных дел мастера. Спокойный обычно человек выглядел потрясенным. С известного в Москве дома исчезла мемориальная доска, напоминавшая о земной жизни С.С. Прокофьева, и объявление о работе музея-квартиры композитора. Стало быть, и квартиру с роялем кто-то купил.

Не Квашнин ли?

Добавлю, что здание номер три из отсутствия возвращено не было.

Москву проветрило.

И подморозило.

Если бы только проветрило и подморозило. А то ведь кое-где и покорежило. Ураган-торнадо по имени Никифор погулял в свое удовольствие. Сваленные липы и тополи, придавленные автомобили, унесенные в сторону Сыктывкара и Сольвычегодска рекламные шиты, в особенности обещавшие Быстрый дозвон, перепуганное до коликой и резей в желудках зверье в Зоологическом парке, замерзший там же и лишь отпоенный кизлярским коньяком павиан Терентий, отмененный концерт певицы Калерии по причине пробития молнией картонно-фанерной установки, искажения лиц эротически-ведущих в телевизорах, стрессовое потребление крепких напитков, все это напоминало о стихийных безобразиях Никифора. Но не астероид же в нас врезался! И мелочи из наших карманов никто не вынул.

Э-э, нет, тихо говорили люди, не склонные к романтическим взглядам на мироздание. Проказы Никифора - они на виду. А существенное-то - в глубине, и от нас скрыто. Но и проказы Никифора - знак, послание к дуракам. И ничего хорошего не ждите.

А наиболее обеспокоенные жили надеждой на новое прибытие Севы Альбетова. Тот-то, наконец, должен был все разъяснить.

А так в Москве, как и полагалось по рассуждению кассирши Людмилы Васильевны, все, поколобродив, завихрившись, взлетев и рухнув, опустилось на четыре лапы. После всяческих приключений, драк и прыжков на четыре лапы вставал и мой кот Тимофей. Проросшие было на моих глазах Чудов и Вознесенский монастыри снова исчезли, а на их местах, как и дни назад, стояли уныло-казенного вида здания кремлевского театра и административных отправлений. Так и не украсили Москву Сухаревская башня и дивные церкви Никола Большой крест и Успения на Покровке. И белая коробка красно-партийных обрядов не растаяла. Пожары, конечно, случились, но как в обычные дни. Мне нужна была писчая бумага, я зашел в «Чертежник» на Большой Дмитровке. Поинтересовался у продавщиц, не горело ли что рядом во дворах. Не горело. А меховой склад-холодильник? И он не горел. Как стоял, так и стоит. «А что вас так заботит этот склад?» - теперь уже поинтересовалась продавщица. «Да так… - смутился я. - Слышал от кого-то, что он горел, даже полыхал…» «Вы, наверное, не так поняли, - рассмеялась продавщица, - это про миллионершу-меховщицу Баскакову говорят, что она погорела или погорит. В связи с потеплением. Кто же будет ходить теперь в мехах. Но всем известно, она такая предприимчивая баба, что своих выгод не упустит».

Выгоды мадам Баскаковой меня совершенно не интересовали и свое намерение зайти во дворы и проверить сохранность склада-холодильника я отменил.

Даже досада пришла. Столько было ожиданий и страхов, а они взяли и отлетели пушинкой. Или только попугали ложным сотрясением, будто учебной тревогой, а настоящие тряски с завихрениями, обещанные девой Иоанной, впереди? Все могло быть, все…

Впрочем, возможно, только в центре Москвы не осталось особенных следов сотрясения. Тут давно уже все было покорежено и вывернуто наизнанку. Но в других-то местностях неужели ничего не произошло? Скажем, в Куртамыше Курганской области? Не потревожило ли что палатку Жириновского и его ездовых собак? Ничего об этом не сообщалось. Даже Первый канал будто бы забыл о своем баритоне. А вот про Сочи сообщили. Туда якобы из-за проказ Никифора долетел рекламный щит с Ярославского шоссе от платформы «Северянин» с приглашение покупать подарочные скальпы в магазине «Ястребиный коготь» и нарушил движение электричек на линии Туапсе - Сочи. А следом погасли огни на всем побережье, и жители вынуждены были ожидать рассветов при свечах. Конечно, можно было списать электрическое бедствие на происки иноземных спортивных дельцов, удрученных олимпийскими амбициями Сочи, но все указывало на воздействие столичных завихрений. Ладно, Сочи, там свет, в конце концов, зажгли, и даже по причине темноты к пляжам прибыли косяки исчезнувшей было рыбы барабульки. А вот, оказалось, что и в ночлежных районах Москвы, в трех местах, длиннющие ленточные дома, прозываемые в народе «землескребами», то ли сами встали на попа, то ли были подняты ввысь стихией. Лифты в них работали, но в горизонтальном режиме, а как в них проживали люди, было пока неизвестно. Оставалась уповать на домовых, в частности, на знакомого мне Шеврикуку. Известный уже публике архитектор Хачапуров предложил произвести в этих домах перепланировку, узаконить их высотное состояние и устроить в них квартиры для людей с запросами, а освободившиеся от лежанок вздыбленных строений земли считать подарком городским властям. И многие другие дома, по мнению Хачапурова, было бы полезно для города ставить на попа и вытягивать ввысь. Куда девать их прежних жителей, по его же мнению, было делом второстепенным, скорее эстетическим, нежели социальным, жители эти могли быть отправлены и на нефтяные платформы в Баренцевом море, там - голубые льды, красивая и экологически чистая природа.