А в Москве чуткие коты, в первую очередь лысой ростовской породы из коллекции сказочника Садовникова, и рыбы барбусы в аквариумах взволновались. Будто вот-вот должно было начать трясти. Пошли слухи, что Жириновский уехал в Куртамыш Курганской области и там живет в палатке. Почему именно в Куртамыш и зачем ему обязательно нужна палатка, никто не знал, и от этого беспокойство усиливалось. Шепотом добавляли, что он приобрел собачью упряжку. И это настораживало. Куртамыш-то ладно, может, узнал наш баритон, что в Куртамыш астероид не шлепнется, но упряжка-то ему зачем? А не выкопать ли нам погреба и подполы, приходило теперь в голову многим.
Нет, будут завихрения, будут. Но я-то ни на какие подполы с запасами картофеля и телевизором рассчитывать не мог.
Не отправиться ли мне в Щель, единственно о чем думал я. Не дожидаясь приглашения Гнома Телеграфа Арсения Линикка. Наверняка, кассирша Людмила Васильевна о всяческих завихрениях и трясках осведомлена и крохой знаний о них позволит себе поделиться со мной. Кстати, не исключено, что на этот раз в Щели может оказаться и Сергей Максимович Прокопьев, коли он вернулся из своих следопытств в Москву, отчего же ему, возможно оголодавшему в поездках, не учуять, что в Камергерском возобновилась солянка?
А и я почувствовал, что стало трясти. Поначалу подумал о простудном состоянии и об ознобах, с ним связанных, готов был проглотить таблетку аспирина, достал банку малинового варенья. Но понял, что не простужен, и не ознобы привязались ко мне, а некая странная вибрация. Позвонил жене. Нет, у них на работе не трясло. Впрочем, в их модном деле трясти не переставало, и возможно, ощутить какие-либо внешние сотрясения они были уже неспособны.
Для меня же по дороге в Камергерский вибрация усиливалась, стало казаться, что и дома принялись вздрагивать, шататься, будто порченые кариесом зубы, в особенности заметно дергалась черно-стеклянная коробка «Макдональдса», и в небе, и без того мрачно-нервном, странным образом начали носиться и скручиваться облака. У «Макдональдса»-то, на подходе к телеграфу, я и услышал тогда взволнованно-удивленное: «Это - торнадо! Это - торнадо!» «Какое такое торнадо! - собрался возразить я. - Торнадо случаются известно где! На нас хватает своих вьюг, метелей и гроз!» Но промолчал. Тем более что ни снежинки, ни капли из поднебесий на мостовые и тротуары не опадали. Подумалось, а чем мы хуже Америк или Таиландов с Индонезиями, отчего же и нам не быть одаренными торнадами, тайфунами и цунами?
Небо тем временем из печально-серого превратилось в багровое. По инерции собственного мышления я стал вглядываться в небо в ожидании увидеть пикирующую на Москву бочку. Не увидел. Подземным переходом я направился в Камергерский переулок. И услышал гул из московских недр. «А не возвращают ли из отсутствия дом номер три?» - предположил я. Однако напротив Антона Павловича по прежнему наблюдалась пустота. Теперь уже пошли опасения: а не задраена ли сегодня в связи с шатанием домов, подземными гулами и багровым небом Щель? И если не задраена, то впустит ли она меня, особу, возможно, сейчас излишне обеспокоенную? И если не впустит, то что останется делать мне под багровым небом?
Но Щель впустила.
Наставления Арсения Линикка я вспомнил, действия с Дверью произвел по правилам и тут же оказался перед кассой Людмилы Васильевны.
– Дома не сидится? - спросила кассирша.
– Беспокойство какое-то, - будто оправдываясь, произнес я. - А у вас тихо. Или мне не положено было открывать нынче Дверь?
– Пока тихо, - сказала Людмила Васильевна. - А раз Дверь отворилась, значит, отворилась…
Интонации ее при этом особо приветливыми назвать было нельзя.
– Я не ворчу, - сказала Людмила Васильевна. - Просто настроение у меня нынче поганое. Что-то в природе не так… Пусть бы даже этот наглец Васек Фонарев к нам заглянул. Все бы повеселил…
– Вам-то что волноваться, Людмила Васильевна? - сказал я. - Ваша касса в любом случае будет работать в принятом режиме цен.
– При чем тут цены? - Людмила Васильевна с подозрением взглянула на меня.
– Ну как же, - сказал я, - а вдруг дефолт сегодня грохнет. Небо-то над Москвой багровое. А бочка не летает…
Людмила Васильевна промолчала.
– Мельников Александр Михайлович к вам не заходил?
– Заходил на днях…
– С дамой? И книжку ее вам показывал?
– Именно с дамой. Но оба они были напуганные. А книжку подарил…
– Вы в нее заглядывали? - спросил я на всякий случай.
– Заглядывала, - сказала Людмила Васильевна. - И обеспокоилась…
– Отчего так?
– Промолчу, - сказала Людмила Васильевна.
Помолчал и я.
– А Прокопьев, Сергей Максимович, пружинных дел мастер, - не выдержал я, - он здесь не показывался?
– Ну как же! - Людмила Васильевна, наконец, позволила себе улыбнуться. - Бывал здесь Прокопьев, бывал. Не удивлюсь, если и сегодня он придет. Народу здесь нынче набьется. Да что вы стоите-то! Сделайте заказ Сонечке и садитесь за свой столик. Пока он не качается.
Совет был разумный, я получил от буфетчицы Сони кружку пива с бутербродами и уселся на привычное место невдалеке от кассы. Дома вокруг шатались, а столик мой никуда не отъезжал, не покачивался, был ровен в поведении.
А минут через двадцать в заведении появились Гном Телеграфа Арсений Линикк и пружинных дел мастер Прокопьев. Прокопьев выглядел отощавшим, обветренным, будто побывал в полярных экспедициях, а глаза его показались мне тревожно-веселыми. Поздоровались, тепло поздоровались, Прокопьев был мне приятен. Вместе с Линикком свои подносы они разместили рядом с моей кружкой пива. Естественно, перед Прокопьевым исходила теперь паром камергерская солянка, заставив забыть багровое небо и странные верчения в нем облаков. Ее ароматы и во мне возбудили аппетит.
– Сергей Максимович, - спросил я, - стало ли вам что-либо известно о судьбе Даши… буфетчицы?…
Вопрос этот, - к моему удивлению, вызвал чуть ли не испуг Людмилы Васильевны. Она быстро взглянула на Прокопьева с Линикком и словно бы попыталась о чем-то предупредить их.
– Нет, - сдержанно, глядя в солянку, произнес Прокопьев, - никакие новости о ней мне неизвестны.
– Да если бы она объявилась, - сказала кассирша, - она теперь была бы у буфетной стойки.
– Истинно так, - кивнул Арсений Линикк.
Трое явно знали что-то о Даше, но мой, казалось бы, чрезвычайно деликатный интерес к ее жизненному устройству вызвал недовольство и нежелание что-либо открывать мне.
– Хорошо, - сказал я, - понятно. И естественно, Сергей Максимович, вы ничего не разъясните обывателю по поводу дома номер три, потому как тут государственная тайна. И про бочку вам тоже ничего неизвестно…
– Про какую бочку? - разом будто бы удивились и Людмила Васильевна, и Арсений Линикк.
– Про летающую. «Бакинского керосинового товарищества братьев Векуа», - сказал я.
– Бочкой комиссия не занималась, - сказал Прокопьев.
– Людмила Васильевна, - продолжал проявлять я бестактность, досада на недоверие ко мне подзуживала меня, - а не сбылось ли предсказание Васька Фонарева?
– Какое именно?
– Не перекупил ли известный плут Суслопаров каше помещение у Квашнина?
– Скоро узнаем, - мрачно сказала Людмила Васильевна. Упоминание мною Квашнина, похоже, не вызвало добрых чувств у Сергея Максимовича Прокопьева. Похоже, он даже поморщился.
