– Ну да, ну да, - спохватился вице-глава, - в нашем краю провел лучшие годы певец белокрылой чайки Антон Павлович Чехов, а теперь мы навечно связаны с Сергеем Александровичем Есениным, который задрав штаны, и нефтяными королями. Земляки, за воздвижение бочки, как очага нового возгорания культуры!

Тут и оказались уместными полный стакан и малосольные огурцы.

– Это не та бочка! Это не для того возгорания! - раздалось истеричное.

– Вот и все! - вице-глава умял огурец. - Мне поспешать в Шарапову. А вам, Павел Степанович, вручаю сертификат на владение. Под стекло его и в рамку!

И автомобиль «Алеко» отбыл от ворот усадьбы Каморзиных.

Теперь Соломатин заметил, что после упражнений вице-главы с секатором, на девяти сотках участка толклись уже не пятнадцать и не двадцать пять ликовавших, а человек сорок, возможно, и больше. Иные из них на бочку не глазели, на хрен она им сдалась, и совершенно они не нуждались в новом говоруне возле причуды чокнутого водопроводчика. Тот потратился на столы и ладно. Но оратор объявился, и был это уже замеченный Соломатиным хлопотун в чесуче, местный президент или председатель правления товарищества Осип Гариевич Собакин. Объявился и вынес к монументу бумаги в папке.

«Сейчас бы и дать свободу бедняге Нечухаеву!» - подумал Соломатин.

Первые слова Собакина были о достижениях товарищества в прошлом году. Перечислялись - в килограммах и центнерах - урожаи картофеля, кабачков разных формаций, простых, патиссонов и цукини, яблок, малины, черной смородины и новой здесь культуры - жимолости сорта «отдушина».

– Сертификат! - закричал Соломатин. - Павел Степанович, зачитайте сертификат!

А Павлу Степановичу и не терпелось ознакомить народ с документом. Он поднял руку, поднес к глазам грамоту вице-главы, произнес:

– Выдано господину Каморзину Павлу Степановичу, романтику слесарных, водопроводных и садовых работ. Сертификат на владение объектом областного значения - мемориально-поэтическим комплексом «Бочка Есенина». Обжалованию не подлежит.

– Ур-а-а-а! - поддержал народ. - Обжалованию не подлежит!

И руки без принуждений потянулись к пластиковым стаканам.

«Ну слава Богу! - возрадовался Соломатин. - Собакин обезврежен!»

Рано возрадовался. Собакин принял из рук Каморзина лист сертификата и расцеловал бумагу. Радость и гордость, по его словам, распирали его. Пуды картофеля, литры малинового варенья, банки замаринованных помидоров, наконец, рекордная тыква породы «конфуций» с участка флейтиста Садовникова - это замечательно. Но все это может быть произведено и после трудов каждого из любителей полива и прополки. Однако не одной лопатой жив человек. А во всей области нигде, кроме нашего товарищества, нет культурного комплекса. Это урожай нашего с вами духовного развития. Конечно, членам правления нелегко было убедить чиновников в его значении. Но убедили. Плоды налицо. Принято решение снабдить наш мемориальный комплекс мемориальным же огнем. А это значит, - была произведена пауза, порадовавшая бы Немировича-Данченко. - А это значит, что сюда будет проведен магистральный газопровод, топливо пойдет на все участки, и наши садоводы забудут о тяготах по добыванию газовых баллонов.

«Ура» прозвучало теперь ретивей прежнего, и само собой стаканы подлетали ко ртам.

– А наблюдая огонь в горелках на наших кухнях, - воскликнул председатель Собакин, - мы должны вечно помнить, что нашим комфортом мы обязаны подвигу Сергея Александровича Есенина в Брюсовом переулке!

И охапка ромашек, васильков, гвоздик была брошена к основанию мемориала.

И снова «ура», и снова взлет стаканов.

– Это не та бочка! Сертификат недействителен! Есенин метал бочку с керосином у Петровки в Богословском переулке! - освободившийся от оков Нечухаев неистовствовал теперь возле реликвии, тряс бумагами перед председателем Собакиным, кричал: - Вот вырезка из «Прометея»! Вот справка из Литературного музея! Долой бочку-самозванку! Не будет вам никакого газопровода!

Он чуть ли не принялся пинать самозванку ногами, но последние его слова вышли неразумными, и Нечухаева вынесли за калитку.

– А ведь теперь, - рядом с Соломатиным возник Марат Ильич, - с сертификатом-то этим и с вечной горелкой можно отхватить и не шесть миллионов, а все десять…

«Кавалер занят, - подумал Соломатин, - самое время перекинуться словами с Елизаветой…»

Но сейчас же его озадачил Павел Степанович Каморзин:

– Андрюшенька, доктор, выручай. Скажи людям правду о бочке. А то ведь многие засомневались. Завистников, сам знаешь, сколько. Два слова скажи и все. А то будто и сертификат ложный. Пошли, пошли…

И Соломатин был препровожден к мемориалу.

– Граждане! - заявил Соломатин. - Позвольте развеять некую неловкость. Сергей Александрович действительно мог выбросить бочку и на Петровке. Но там бочка вылетела бы с пятого этажа перед поездкой в Баку и к Шагане, то есть к персидским мотивам. Надо ли было ему перед выездом в Баку покупать керосин? Стало быть, бочка в Богословском переулке была пустая, и с ней связан каприз гения, а вовсе не подвиг…

«Остановиться, надо остановиться!» - приказывал себе Соломатин, но он видел усмешливые глаза Елизаветы, остановиться не мог, а пожелал и далее выказывать себя сладкоголосым краснобаем.

– Из Брюсова же переулка он отправился в свое Константиново с лучинами в горницах. Бочка там была полновесная, исполинская. Подтверждаю также, что нынешняя наша реликвия - подлинная, осмотрена экспертом Максудом Юлдашевым, на ней выцарапаны инициалы «С.А.Е.», дата поездки в родное село, и есть клеймо «Бакинского керосинового товарищества бр. Векуа». А потому претензии господина Нечухаева можно признать необоснованными, спекулятивными. Во всяком случае - смешными.

– Ну молодец! Ну уважил! - Павел Степанович аплодировал шумно. - Ну осадил наглеца!

– Вот вы в Касимове были, - сказал смутно знакомый Соломатину мужичок, носовой платок с узелками на голове, трусы, грязные пальцы торчат из сандалий.

– В каком еще Касимове? - растерялся Соломатин.

– Ну как же! - обиделся мужичок. - Если вы Есенина любите… От нашего Касимова до ихнего Константинова два часа по Оке… Ну ладно. Мы с вами в Камергерском встречались. Я - Васек Фонарев. Водила-бомбила. И еще я сосед вашей знакомой Олёны Павлыш…

– Не знаю я ни Касимова, ни Олёны Павлыш! - грубо сказал Соломатин.

– Вот тебе раз! Павел Степанович, да что же это он на себя наговаривает! - недоумевал Фонарев. - Кстати, Степаныч, а где на празднике предусмотрены отхожие места? Хотя бы ведра поставили. А то ведь ссут и срут под деревьями.

Павел Степанович рот открыл, возможно, желая возмутиться бескультурьем почитателей поэзии, но возродившийся Нечухаев его огорошил:

– Освящали Брюсову бочку или не освящали? Нет! Она - самозванка, и освящать ее никто не возьмется! А без освящения ваш сертификат - туалетная бумага!

– Действительно, - озадачился стоявший рядом председатель Собакин. - Как это мы забыли? Новую сторожку освящали, а это уж обязательно следовало бы…

– Ты, Степаныч, и об туалетной бумаге не позаботился, - не унимался Васек Фонарев. - А какое же народное гулянье без искренних выделений организма? А ты (Нечухаеву) пошел вон! Мы обольем бочку касимовской водой. Сергей Александрович больше водки и керосина любил касимовскую воду. Она от всего. В понедельник съезжу в Касимов, привезу канистру. И обольем…

Дальнейших обещаний Васька Соломатин не слышал, он добрался, наконец, до милой Лизаньки.

– Никак мы с вами не поговорим…

– Кто вам, Андрюшенька, мешает?

– Вся эта суета. И ваш поклонник Нечухаев.

– Это сегодня. А в будние дни?

– То есть? - будто бы удивился Соломатин.

– Номер моего телефона достать вам ничего не стоит. Хотя бы спросить у Александры. Вас ко мне тянет, но вы фантазируете по поводу меня и держитесь от меня подальше, любопытствуете, смотрите на меня со стороны и издалека, в интересе, что и как у меня там получится. Тогда, мол, и решим, как быть. Или я не права?