После утверждения повестки дня председательствующий предоставил слово для основного доклада геологу Сатпаеву.

На трибуну поднялся высокий молодой казах с черными волнистыми волосами. Тот, кто видел его впервые, мог бы дать ему не тридцать пять, а всего двадцать пять лет. Было заметно, что докладчик волнуется, поначалу улавливалась дрожь в голосе.

— Уважаемые ученые, коллеги-геологи! — начал он. — Вопрос о Джезказгане и его проблемах родился не сегодня, о нашей меди говорят уже давно. В этом смысле вопрос уже с бородой. — Люди, сидящие в зале, одобрительно заулыбались. Выступавший приободрился и продолжал далее: — В Джезказгане за последние десятилетия побывало немало специалистов, много геологов видели его рудные залежи... Однако должен с сожалением констатировать, что до сегодняшнего дня Джезказганом с научной точки зрения никто серьезно не интересовался. Он считался отдаленным, следовательно, малоперспективным месторождением. В геологическом отношении он оставался совершенно не изученным, даже загадочным. Только теперь впервые судьба Джезказганского месторождения благодаря заботам и вниманию уважаемых наших академиков, присутствующих в этом зале Архангельского, Обручева, Байкова, Губкина, вынесена на ваше обсуждение. Мы, несколько джезказганских геологов, находящихся здесь, выражаем сердечную благодарность всем вам, уважаемые ученые, за то, что вы уделили нам свое драгоценное время...

За этим вступлением последовал обстоятельный рассказ о полезных ископаемых, содержащихся в джезказганских недрах, о запасах меди, разведанных к тому времени. Сложное геологическое строение Джезказгана изучено еще слабо. Однако докладчик хотел бы высказать некоторые свои предположения о его генезисе. Это не голословные утверждения, а выводы, сделанные путем сравнения с другими медными месторождениями, результат длительного исследования... Рудное поле Джезказгана возникло, по мнению Сатпаева, не однажды, а в несколько этапов. В разрезе земных слоев ясно видно, что расположение руд подчиняется характеру напластования осадочных пород. Это очень характерная особенность джезказганской структуры. Существует мнение, что здешние руды откладывались вместе с осадками на дне древних морей, заполненных концентрированными медными рассолами. Этот взгляд сразу же рождает мысль об осадочном происхождении джезказганских медных руд. Но это, по убеждению Сатпаева, ошибочное впечатление. Докладчик и его коллеги по Джезказгану склоняются к представлению о гидротермальном происхождении руд. Определяющую роль здесь сыграли глубинные процессы. Это подтверждают найденные в осадках «ядовитых» медных морей остатки крупных амфибий... Значит, никаких рассолов не было... В пользу гидротермальной теории убедительно говорят результаты разведки: расположение рудных тел, оно контролируется системой разломов и трещин, служивших рудоподводящими и рудораспределяющими каналами. И потому руду мы находили там, где по «осадочной» теории ей не полагается быть... Слов нет, в генезисе джезказганских руд много еще неясного, спорного. Нужны детальные исследования...

Чем больше он говорил, тем голос его звучал яснее, тем доброжелательнее реагировал зал. На разгоряченном лице докладчика выражалась уже не робость, а уверенность, исчезла дрожь в голосе.

За пять дней работы сессии Каныш Имантаевич выступил трижды. Темы его докладов: «Основные черты геологии и металлогении Джезказганского меднорудного района: генезис, состав и запасы медных руд района», «Ископаемые угли Джезказганского района», «Месторождения огнеупорных, флюсовых и строительных материалов Большого Джезказгана».

Их основное содержание сводилось к следующему выводу: «В этом районе колоссальные возможности — мировая провинция меди, обеспеченность углем, строительными и другими минеральными ресурсами, остается лишь приложить сильные руки...»

Слово для содоклада было предоставлено Угэдаю (Сергею) Алихановичу Букейханову. Этот хорошо знающий свое дело геолог вместе с Канышем Имантаевичем в течение нескольких лет проводил разведочные работы в Джезказгане. После него на трибуну вышла минералог Таисия Алексеевна Кошкина (Сатпаева).

Подытоживая сказанное, джезказганские геологи просили присутствующих на сессии ученых и специалистов детально ознакомиться с результатами исследований и открыто высказать свои мнения. Они просили, учитывая важность обсуждаемых проблем, поддержать подготовленные казахстанцами предложения и наметить конкретные мероприятия по их скорейшему претворению в жизнь...

И вот Каныш Имантаевич держит в руках постановление третьей сессии Академии наук СССР 1934 года. Там говорилось: «...Существующий Карсакпайский завод, работающий на базе джезказганских руд, ни в коей мере не разрешает вопроса использования огромных запасов Джезказгана, и добыча наиболее богатых руд в дальнейшем может даже затруднить правильное использование всех запасов Джезказганского района. Поэтому сессия считает необходимым для ликвидации общей дефицитности меди в стране и использования громадных запасов построить в течение третьей пятилетки в Джезказгане медеплавильный комбинат...» Сессия поддержала и другой вопрос, который был крайне важен для развития меднорудного района, — о строительстве железнодорожной линии Джезказган — Караганда — Балхаш. По этому вопросу сессия даже обратилась в Госплан СССР, Главцветмет, Наркомат путей сообщения и другие инстанции с просьбой рассмотреть результаты ее работы и предусмотреть ассигнования на проведение соответствующих изысканий.

Огромная и важная победа! Большой Джезказган наконец признан и ученым миром, он получил широкую известность.

В один из тех дней к Канышу Имантаевичу подошел корреспондент «Правды». Первое интервью Сатпаева центральному органу партии также было признанием успеха. В последующие годы их будет немало, Каныш Имантаевич станет одним из активных, желанных авторов «Правды». Но это первое выступление, когда ему еще предстояли многочисленные трудности, останется в памяти на всю жизнь.

Главного геолога Карсакпайского медеплавильного комбината нарком тяжелой промышленности Серго Орджоникидзе принял в последний день 1934 года около восьми часов вечера в своем рабочем кабинете на теперешней площади Ногина.

Год назад Серго перенес операцию. Врачи категорически запретили ему работать и требовали, чтобы он хотя бы раз в неделю давал себе полный отдых и, кроме того, ежедневно спал после обеда часок-другой. Но нарком указания врачей выполнял по-своему, отдавая предпочтение утреннему сну.

В двенадцать он приходил на работу и занимался срочными делами наркомата, а после обеда обычно проводил производственные совещания или уходил на заседания Политбюро. Поэтому часы приема он переносил на вечернее время. Это было удобно: никуда не торопишься, телефоны не отвлекают внимания, да и сам посетитель в вечерней тишине кабинета чувствует себя непринужденней.

К зданию Наркомтяжпрома Каныш Имантаевич пришел задолго до назначенного часа. Перед революцией здесь размещались управления различных акционерных обществ и фирм; всей Москве оно было известно под именем «Делового двора». Громадное здание, нависающее над площадью десятками больших окон, в которых отражалась суета предновогодней Москвы, показалось Сатпаеву в этот мягкий предпраздничный час торжественным и величественным. Именно таким и представлял он себе этот штаб промышленности, где решались судьбы миллионов людей, откуда тянулись нити, связывающие «железного» наркома со всей страной...

Каныш пришел раньше, потому что боялся опоздать из-за какой-нибудь непредвиденной случайности. Он тщательно готовился к этой встрече, был уверен в себе и все-таки волновался. Еще бы! Ведь сегодня он увидит товарища Серго, члена Политбюро! Замечательного человека, любимого всеми главнокомандующего советской промышленности. От сегодняшней встречи зависел успех дела, которому отдано восемь лет жизни! Если он проиграет сегодня, Джезказган заглохнет на многие годы...