Перечитывая рассказы, он каждый раз отыскивал для своей роли всё новые и новые чёрточки. Первую сцену он решил начать не сразу с того, что Тишка жалуется зрителям на свою жизнь, а иначе: когда откроется занавес, Тишка будет крепко спать где-нибудь в углу комнаты: пусть знают, что он тоже недосыпает, как нянька Варька.

Всё свободное время Ваня теперь думал о Тишке. Дней за пять до представления он решил перестать обедать, чтобы чувствовать себя на спектакле по-настоящему голодным. Но Ване не повезло. Виктор Семёнович откуда-то узнал об этом и перед репетицией накормил Ваню в школьном буфете и строго сказал:

— Роль ролью, а обед обедом.

— Ну чего ты так за своего Тишку беспокоишься? — пожал плечами присутствующий при этом разговоре Боря Касторский, исполнитель роли Подхалюзина. — Ведь зрителей всё равно только главные герои интересуют.

— Я и сам так думаю, — вздохнул Ваня, — а всё-таки жалко. Ведь Тишка тоже… — Но, взглянув на самодовольно улыбающегося Бориса, Ваня расхотел говорить с ним о Тишке.

И вот настал наконец день спектакля. Актовый зал школы, в котором драмкружковцы показывали свою постановку, был переполнен.

Прозвенел третий звонок. В зале погас свет, и занавес раскрылся.

Зрители увидели плохо освещённую, заставленную столами и стульями комнату, которая должна была изображать контору купца Большова. В первый момент всем показалось, что на сцене никого нет. Но неожиданно с одного стула упала щётка, и тут все увидели, что щётку уронил спящий на стуле мальчик. Лицо мальчика улыбалось. Очевидно, ему снилось что-то очень приятное. Но вот он проснулся, и сразу во всей его фигурке отразился неподдельный испуг. Он торопливо огляделся по сторонам.

Убедившись, что в комнате, кроме него, никого нет, мальчик поднял щётку и только теперь, сокрушённо вздохнув, заговорил:

— Эх, житьё, житьё! Вот чем свет, ты полы мети. А моё ли дело полы мести? У нас всё не так, как у людей. У других хозяев коли уж мальчишка — так при лавке присутствует. А у нас — то туда, то сюда, целый день шаркай по мостовой как угорелый. У добрых-то людей дворника держат, а у нас опять же с тебя спросится. А проштрафишься иным часом, так коли не сам, так сама задаст вытряску, а то вот приказчик Лазарь, а то и Фоминишна… Вот она жисть-то какая анафемская…

— Ну и ловко же у Чугунова получается! — наклонившись к соседу, прошептал Федя Михеев. — Я сначала даже не узнал его. Голос и тот изменил.

Узнать Ваню было действительно трудно. Из круглолицего и румяного он стал худощавым и бледным, из подвижного и бойкого — пугливым и сонным. А походка? Да разве Ваня ходил когда-нибудь так смешно и вместе с тем жалко? Он даже голову втянул в плечи, точно каждую секунду ждал, что его наградят увесистым подзатыльником.

Но вот Тишка получил от Подхалюзина распоряжение сбегать в лавочку и ушёл со сцены. Зрители проводили его сочувственными взглядами.

Кроме этой маленькой сценки со словами, у Вани был ещё только один выход. Тишка должен был унести со сцены кушанье, которое остаётся после угощения стряпчего. Ване очень хотелось сыграть что-нибудь и в этой сцене. Но что можно было сделать в выходе без слов? Как ни ломал себе Ваня голову, придумать ничего не мог. Эти мысли не оставляли его и сейчас, когда он стоял за кулисами и дожидался своего выхода. Ваня представил себе, что это не он, Ваня, а голодный Тишка смотрит в приоткрытую дверь на стряпчего, который нехотя ковыряет вилкой в поданном ему кушанье. Ваня подумал:

«Наверное, утром Тишка зашёл в кухню, надеясь получить от кухарки какую-нибудь подачку. Но кухарка была не в духе и прогнала его. А в кухне так вкусно пахло щами и пирогом с мясом».

— Был бы на месте этого стряпчего Тишка, всё бы без разбора съел, — чуть слышно произнёс Ваня.

И вдруг он понял, как ему надо сыграть этот выход.

Ни секунды не раздумывая, он раньше времени вышел на сцену и, встав у дверей, словно маленький, проголодавшийся зверёк, уставился на жующего стряпчего.

— Хоть бы оставил что… — Проговорил он одними губами.

Как только гость и хозяин ушли, Ваня, прежде чем унести посуду, схватил остатки пирога и стал поспешно глотать куски, прятать их за пазуху. Всё это получалось у Вани так естественно и правдиво, что зрители, не выдержав, дружно захлопали.

Спектакль понравился всем. Зрители даже простили Подхалюзину, что он два раза забывал текст и умоляюще смотрел за кулисы.

— Он и на уроках так же отвечает, — пошутил кто-то.

После того, как занавес опустился в последний раз, многие бросились за кулисы поздравлять артистов.

— А где Тишка?

— Кто Тишку играл? — интересовались ребята. — Совсем как настоящий!

А Ваня сидел тут же и радовался, что никто из зрителей не узнаёт его!

Кажется, что может быть приятнее, если человек достигнет славы? А вот Павлик Петриков, как стал чемпионом школы по прыжкам в высоту, так и приуныл. Да и как не приуныть! Другой на его месте сна бы лишился. Такая у него вдруг жизнь началась — не позавидуешь!

Только учитель физкультуры поздравил Павлика с победой, как к нему подбежал редактор стенгазеты «Вперёд к пятёркам!» Вася Гусаков и сказал:

— Ну, чемпион, рассказывай свою биографию. В следующем номере опубликуем.

— А может, не надо? — робко спросил Павлик.

— Ты что, не в себе? — удивился Вася. — Общешкольный рекорд — это не шутка. Я вот думаю ещё твои фотографии в коридоре нашего этажа развесить.

— Нет, уж лучше я биографию расскажу, — поспешно согласился Павлик и начал: — Значит, так: родился я двенадцать с половиной лет назад, потом…

Павлик замялся. Что рассказывать дальше, он не знал. К счастью, у редактора сломался карандаш. Павлик воспользовался передышкой и шмыгнул в раздевалку, а оттуда бегом домой. Но не успел он пообедать, как раздался звонок. Павлик открыл дверь и увидел незнакомого паренька.

— Ты Петриков, да? Вот здорово! Тогда стой. Подними выше голову, сделай гордый вид.

— Да в чём дело, что нужно? — спросил Павлик.

Раздался треск, сверкнула ослепительная вспышка.

— Андрон Кроваткин, фотокорреспондент дружинной стенгазеты, — представился после съёмки мальчик. — Главный редактор велел разыскать тебя и сфотографировать. Скажи, пожалуйста, у тебя можно проявить плёнку?

— У меня нет проявителя.

— Я захватил. — Андрон шагнул в комнату. — Ты только занавесь чем-нибудь окна. Мне нужна полная темнота и две чистых тарелки.

— А как же мне уроки в темноте учить?

— Так это недолго. Я даже печатать не буду. Выясню, какой получился негатив, и всё.

Павлик покорно занавесил окна одеялами. Андрон зажёг фонарь и принялся священнодействовать.

— Вот ты уже почернел, — сообщил он Павлику через несколько минут. — А теперь побелел. — Немного погодя Андрон посмотрел плёнку на красный свет и воскликнул: — Так и знал! Слишком короткая выдержка, придётся переснять.

И всё началось сначала. Только после третьего снимка Андрон остался доволен негативом и ушёл. Павлик сел за уроки. Но ему не удалось прочитать и половину параграфа о нашествии галлов на Рим, как вновь прозвенел звонок и в комнату ворвались девочки.

— Это тебе, — сказали они хором и положили на стол букет астр. — Спортсмены шестого «Г» восхищены твоим рекордом.

— Уж и восхищены, — смутился Павлик. — Тренировался долго, вот и всё.

— Не скажи. Ты просто молодец! — заметила девочка с тонкими косичками и добавила: — А мы по делу. У нас в звене должен быть сбор на тему: «Физкультура — друг пионера». Мы хотим, чтобы ты рассказал, как физкультура помогает тебе учиться.

— Что вы! замахал руками Павлик. — Я вообще никогда не выступал, да и не знаю, как она помогает.

— Только первый день чемпион, а уже ломается, — фыркнула самая высокая.

Павлику стало неловко, и он согласился. Уходя, девочки столкнулись в дверях с Яшей Цаплиным, председателем школьного совета физкультуры.