— Ну и сервис у вас. Бьете ракорды! — начал он. — Я же только заказал… — И осекся. — О нет! Нет…

Он увидел человека, стоявшего на пороге.

Увидел, что тот держит в руке.

— Нет… Только не ты…

Человек прошел в номер и захлопнул за собой дверь.

— Слушай, мне очень жаль, что так вышло… — пятясь, бормотал он. — Я не знал, что ты еще… там…

Человек надвигался молча. Он слышал его прерывистое дыхание, чувствовал гнилостный запах, исходивший от его тела. Он помнил и то и другое, хотя прошло уже несколько лет.

— Нет, только не я… Только не меня…

Человек продолжал наступать.

Вскоре он оказался прижатым к стене.

«Вот и все, — подумал он. — Это конец. Если я не начну сопротивляться, если не дам отпор…»

Протянув руку, он нащупал пустую бутылку из-под виски. Схватился за горлышко, махнул — но промазал. Бутылка отскочила от плеча незваного гостя. Тот сердито фыркнул, но продолжал наступление. И тут он почувствовал, как возникает эрекция. Вот спасибо! Самое время. Он схватился за пах, чтобы спрятать бугорок, но не сумел.

Если незваный гость и заметил это, то умело скрыл свои эмоции — просто махнул ножом у него над головой.

— Нет… нет…

Ниже.

Удар.

И еще.

Удар.

И еще.

И еще, и еще.

Пока от него не осталось ничего, кроме возбужденного члена.

Человек развернулся и ушел.

Не обращая внимания на сдавленные всхлипы, доносившиеся из ванной.

Он просто растаял в ночи.

Марина услышала, как хлопнула дверь, и открыла глаза. Глянула на часы. Мерцающие зеленые цифры показывали половину первого. Это Фил пришел домой.

Она так и не смогла уснуть.

Он позвонил достаточно давно. Марина уже забрала Джозефину и привезла ее домой. Эйлин вела себя как-то странно — сдержанно, робко. Даже боязливо. Но Марине было неловко задавать ей вопросы.

Дома она покормила малышку, поиграла с ней, уложила спать и начала писать отчет о злосчастном подвале. И тут зазвонил телефон. Фил. Тон его был на удивление похож на тон Эйлин.

— Слушай, — сказал он, — я, наверное, задержусь.

Сама не понимая почему, Марина подсознательно ожидала подобного звонка. Знала, что он постарается как можно дольше не возвращаться домой.

— Хорошо.

Она слышала гул на линии, гул тишины.

— Произошло… Произошло убийство. В гостинице «Холстед». Жуткое убийство.

— Расскажи подробнее.

— Убит один из постояльцев. Его просто на куски искромсали. Это… Я уже на месте.

— Ясно. Так… когда же ты придешь домой?

— Поздно. Сам пока не знаю. Тут дела совсем плохи.

Снова этот гул.

— Тогда я… Ты хоть поел?

— Перехвачу что-нибудь по дороге. Не волнуйся. За меня не волнуйся.

И снова молчание: она не стала говорить то, что хотела сказать. На этот раз гул раздавался у нее в голове.

«Но я же волнуюсь, — хотела сказать она. — Особенно теперь, когда ты отдалился от меня. Как мне не волноваться?»

— Ладно, — только и обронила она.

Снова молчание. С обеих сторон.

— Тогда я не буду дожидаться, лягу спать.

— Конечно, ложись.

Молчание, уже почти оглушительное.

— Ну, увидимся. Или нет.

Они попрощались. Повесили трубки. Марина обвела взглядом пустую гостиную.

Они уже по-настоящему обжились: покрасили стены, расставили свою мебель. Выбросили старые вещи, выбрали — вместе! — новые. Книги и диски уже лежали не в ящиках, а на полках, по порядку, вместе — и его, и ее. Марина шутила, что Фил, наверное, захочет расставить все в алфавитном порядке. Он со смехом отвечал, что, пожалуй, все-таки нет. Лучше давай «рассадим» их, как на званом ужине. Группами по интересам. Чтобы рядом оказались писатели и музыканты, которые поладят друг с другом.

Он часто поддразнивал ее вот так — ласково, с любовью.

Так они и поступили. На это ушла добрая половина дня.

И под конец того дня она любила его еще сильнее, чем утром.

Но это было давно. Теперь Фил изменился. Новый Фил был замкнутым, холодным, неприступным. У нового Фила были от нее секреты. Она не привыкла к такому обращению. Вешалась ему на шею — а он отталкивал ее. Будто ее вообще не было рядом. Это расстраивало ее, это ее беспокоило.

Это ее пугало.

И вот он вернулся.

Она услышала, как он осторожно крадется по лестнице. Услышала, как скрипнула дверь в детскую: это он заглянул пожелать Джозефине спокойной ночи — разумеется, беззвучно, мысленно. А потом отворилась дверь в их спальню.

Как быть: притвориться спящей или поговорить с ним?

Она лежала на боку, спиной к нему, как обычно. Слышала, как он снимает одежду, умывается. Почувствовала, как он ложится рядом. Она ожидала, что он прижмется к ней и обнимет за талию: они всегда спали в такой позе. Но этого не случилось.

Ей хотелось развернуться, придвинуться к нему, спросить, в чем дело и где он был.

Но она не стала этого делать. Она лежала неподвижно. И сама знала почему. Не потому что она боялась задать вопрос. Нет, она боялась другого — услышать ответ.

Поэтому она притворялась спящей, хотя сна не было ни в одном глазу. А еще она знала, что Фил поступает точно так же.

Ночь казалась бесконечной.

Фил попытался сдвинуться с места, но не смог.

Что-то мешало ему. Что-то обвивало его шею — холодное, металлическое, с ржавчиной. Острые края удавки впивались в кожу, и он с трудом мог дышать.

Он дернул за металлический край — и горло сжалось в спазме. Он ощупывал шею, но натыкался лишь на ржавую цепь. Он слышал, как громыхают звенья, чувствовал тяжесть металла в руке. Но продолжал дергать.

Безуспешно, цепь не поддавалась.

Сердце бешено билось, грудь начала болеть. Как будто второе, знакомое уже металлическое кольцо охватывало его, затягиваясь, затягиваясь…

Переводя дыхание, он пытался унять боль. Нужно дышать.

Дышать…

Он снова дернул за цепь что было силы, но не ощутил ничего, кроме металлической прохлады на ладонях. Мертвый груз, тяжелый груз, груз, который ему не поддастся. Грудь полыхала изнутри. Он закрыл глаза. Под веками вскипали горячие слезы. Он услышал собственный крик: «Нет!.. Нет, отпусти… Отпустите…»

Но крик звучал только у него в голове.

«Пожалуйста…»

Тишина. Только внутренние крики, внутренняя боль.

Он опустил голову и открыл глаза. И тогда он увидел.

Он сразу понял, где он, и сердце забилось еще чаще, а грудная клетка заболела еще сильнее.

Он был заперт в клетке. В клетке из костей.

«Нет…»

Он кричал изо всей мочи — и по-прежнему не издавал ни звука.

Он протянул руки и схватился за костяные прутья. Дернул, но взмокшие ладони скользили по кости. Дернул снова…

По гладкой поверхности можно было сразу определить, какие они старые. И крепкие. Клетка держалась. Он продолжал дергать, толкать, трясти… И все впустую.

Снова крик — и снова тишина.

И тут он увидел, как из сгустка теней отделяется одна. Силуэт. Он приближался к нему. Слабый свет отражался от металла. В кулаке был серп. Незнакомец двигался медленно, кружил. Взад-вперед, взад-вперед…

И раскачивался.

Неспешно раскачивался.

«Нет… Нет… Пожалуйста…»

Тишина. Непроницаемая. Оглушительная.

Он кое-что заметил: человек неслучайно так странно двигался. Он подволакивал одну ногу. Хромал. Но все-таки шел вперед.

Медленно. Неотвратимо.

Фил дергал цепь с утроенной силой. Неистово вцепился в прутья.

Все напрасно.

Он остановился. Он устал. И тут он увидел лицо человека.

И снова закричал.

Лица не было. Только дерюга. Клочья ткани. Наспех сшитая голова пугала, отдаленно похожая на человеческую. Черточка на месте рта — и пустота на месте глаз. Тьма. Две черные дыры. Фил снова закричал.