– Даже плакал, – вставил Фолтригг.

– Угу, рыдал, как младенец. Я поначалу удивился, но вообще-то Клиффорд по-настоящему уже ничем не может меня удивить, сами понимаете. Даже самоубийством. Наконец он повесил трубку. На следующее утро он позвонил мне в офис в девять утра, до смерти напуганный, что накануне что-то выболтал. Он был в панике и все намекал, что, может, он и знает, где тело, пытаясь выведать, не проговорился ли он спьяну. Ну, я решил ему подыграть и поблагодарил за информацию, сообщенную накануне, хотя на самом деле он ничего не сказал. Я поблагодарил его раз, потом другой, потом третий и чувствовал, как он там весь исходит потом. В течение дня он позвонил мне еще дважды, затем вечером домой, опять пьяный. Просто комедия, и только. Я думал, что он может случайно проговориться, что мне удастся что-то выведать. И я сказал ему, что передал информацию Рою, а Рой сообщил в ФБР, и что они теперь следят за ним круглосуточно.

– Это довело его до ручки, – уточнил Фолтригг.

– Да, он меня основательно выматерил, но на следующий день снова позвонил в контору. Мы вместе пообедали, и я увидел, что он просто развалился на части. Он был так перепуган, что даже не спросил прямо, знаем ли мы, где тело. Я тоже не стал ничего уточнять. Сказал ему, что к суду тело у нас наверняка будет, и еще раз поблагодарил его. Тут он совсем дошел. Видно было, что он не спал и не мылся. Глаза были налиты кровью. Он напился за обедом и принялся обвинять меня в мошенничестве, коварном и неэтичном поведении. Сцена была препротивной. Я оплатил счет и ушел. Он мне позвонил вечером домой, на удивление трезвый, и извинился. Я сказал: не бери в голову. Добавил, что Рой всерьез подумывает обвинить его в том, что он препятствует правосудию, и это его завело. Он заявил, что у нас нет доказательств. Я ответил, что, может, и нет, но ему предъявят обвинение, арестуют и будут судить, так что он никоим образом не сможет защищать Барри Мальданно. Он орал и ругался минут пятнадцать, потом повесил трубку. Больше он мне не звонил.

– Он знает, вернее, знал, где Мальданно спрятал тело, – с уверенностью добавил Фолтригг.

– Почему нам не сообщили? – спросил Труманн.

– Мы собирались. Более того, мы с Томасом обсуждали этот вопрос сегодня днем, когда нам позвонили. – Фолтригг снизошел до этого объяснения с таким видом, будто Труманн и не должен задавать ему такие вопросы. Труманн взглянул на Шерффа. Последний не отрывал взгляда от блокнота, разрисовывая его изображениями различных пистолетов.

Фолтригг допил томатный сок и выбросил банку в мусорную корзину. Скрестил ноги.

– Вам, ребятки, надо проследить продвижение Клиффорда из Нового Орлеана до Мемфиса. По какой дороге ехал? Есть ли у него там друзья? Где останавливался? С кем встречался в Мемфисе? Должен же он был хоть с кем-нибудь поговорить за то время, как покинул Новый Орлеан? Как вы думаете?

Труманн кивнул.

– Поездка длинная. Обязательно где-нибудь да останавливался.

– Он знал, где тело, и решил покончить с собой – это очевидно. Есть малюсенькая вероятность, что он кому-либо что-то рассказал.

– Возможно.

– Подумай обо этом, Ларри. Давай предположим, что ты адвокат, избави тебя Бог. И ты представляешь бандита, убившего сенатора США. Допустим, что твой подзащитный рассказал тебе, своему адвокату, где он спрятал тело. Следовательно, только два человека во всем мире знают эту тайну. И ты, адвокат, не выдерживаешь и решаешь покончить с собой. Планируешь все заранее. Ты знаешь, что умрешь. Ты покупаешь таблетки, виски, пистолет, водопроводный шланг, едешь пять часов подальше от дома и стреляешься. Скажи, хотелось бы тебе поделиться с кем-нибудь своим секретом, а?

– Возможно. Не знаю.

– Но такое может быть?

– Может.

– Прекрасно. Значит, мы должны все тщательно расследовать. Я бы начал со служащих в его конторе. Узнайте, когда он уехал из Нового Орлеана. Проверьте его кредитные карточки. Где он заправлялся? Где ел? Где купил пистолет, таблетки и выпивку? Может, у него где-нибудь в округе есть семья? Старый приятель-юрист? Надо проверить тысячу вещей.

Труманн передал телефон Шерффу.

– Звони в контору. Позови Хайтаура к телефону. Фолтриггу было приятно видеть, как фэбээровцы послушно следуют его указаниям. Он самодовольно усмехнулся и подмигнул Финку. На полу между ними стоял ящик с документами и уликами, относящимися к делу “США против Барри Мальданно”. Еще четыре таких ящика остались в конторе. Финк знал их содержимое на память, о Рое того же сказать было нельзя. Он достал одно дело и полистал его. Это был многостраничный запрос в суд, который подал Джером Клиффорд два месяца назад и по которому не было принято еще никакого решения. Он положил дело и снова уставился в окно на пробегающий мимо ночной пейзаж штата Миссисипи. Впереди находился выезд из штата – городок Боуг-Читто. И откуда они брали подобные названия?

Поездка много времени не займет. Ему нужно увериться, что Клиффорд действительно мертв и что он действительно покончил жизнь самоубийством. Он должен знать, не оставил ли Роми какого-нибудь следа, вроде признаний друзьям или болтовни с незнакомыми людьми. Конечно, вряд ли что обнаружится. Но в деле Бойда Бойетта и его убийцы они уже много побегали впустую. Так что это будет не первый и, скорее всего, не последний эпизод.

Человек в желтом спортивном костюме вбежал через вращающиеся внутренние двери приемного отделения и спросил о чем-то сестру, сидящую за заляпанным окошком. Она показала пальцем, и он направился к Дайанне, Марку и Харди, стоящим около автомата с кока-колой в углу холла приемного отделения благотворительной больницы Святого Петра.

– Психиатр доктор Саймон Гринуэй, – представился он Дайанне, а на полицейского и Марка не обратил внимания. Доктор объяснил, что несколько минут назад ему позвонил доктор Сейдж, и Дайанна должна пойти с ним.

Харди остался с Марком.

Дайанна и доктор поспешили, обходя медсестер и санитаров, передвижные носилки и стоящие вдоль стен кровати, и исчезли за дверью в конце коридора. Приемная была заполнена дюжиной больных и будущих пациентов. Ни одного свободного кресла. Родственники заполняли документы. Никто никуда не торопился. Где-то непрерывно бормотал громкоговоритель, ежеминутно вызывая добрую сотню докторов.

Было начало восьмого.

– Есть хочешь, Марк? – спросил Харди. Есть он не хотел, но и оставаться здесь тоже.

– Немного.

– Пошли в кафетерий. Куплю тебе гамбургер. Они протолкались сквозь народ, наполняющий коридор, и спустились на один пролет вниз по лестнице, в подвал, где тоже было полно куда-то спешащих людей. Еще по одному коридору они попали в кафетерий, в котором народу было больше, чем в школьной столовой во время обеда. Харди показал на единственный свободный столик в углу, и Марк уселся там ждать.

Сейчас он больше всего беспокоился о своем братишке. Он волновался, хотя Харди и уверил его, что смерть Рикки не угрожает. Он еще сказал, что разные доктора будут с ним разговаривать и пытаться привести его в чувство. Но на это потребуется время. Он объяснил, что докторам очень важно знать, что же на самом деле случилось, правду и только правду, а если им эту правду не рассказать, это может повредить Рикки. Харди сказал, что Рикки могут отправить в сумасшедший дом на месяцы, а может, годы, если врачи не будут знать правду о том, что мальчики видели.

Харди был ничего себе, только не слишком умен, и делал ошибку, разговаривая с Марком так, как будто ему пять лет, а не одиннадцать. Он сильно перестарался, описывая обитые мягким стены палат, чтобы больной не смог разбить о них голову. Он уверял, закатывая глаза, что больных привязывают к кроватям цепями. Совсем как если бы рассказывал страшную историю у костра. Марк просто устал от него.

Он почти ни о чем не мог думать, кроме как о Рикки и о том, вытащит ли он палец изо рта и начнет ли говорить. Марку ужасно хотелось, чтобы это произошло, но ему необходимо поговорить с ним первым, когда шок пройдет. Им есть что обсудить.