– Агенты ФБР там?

– Ага. Те же двое болтаются по больнице. Думаю, занимаются тем же, что и мы. Больница держит двух охранников у двери палаты и еще одного поблизости.

– Как думаешь, мальчишка рассказал им о встрече со мной сегодня утром? – спросил Гронк, наверное, в сотый раз за день.

– Кому-то сказал. С чего бы им тогда окружать палату охраной?

– Да, но охранники ведь не агенты ФБР? Если бы он сказал им, то они бы и сидели в холле, верно?

– Верно. – Этот разговор повторялся несколько раз в течение дня. Кому мальчишка проболтался? Почему вдруг у дверей появились охранники? И так далее и тому подобное. Гронк никак не мог успокоиться.

Несмотря на его наглость и браваду, он производил впечатление человека терпеливого. Нэнс решил, что это свойство профессии. Убийцы и должны быть хладнокровными и терпеливыми.

Они уехали из больницы в “мазде” Реджи. Он впервые в жизни ехал в спортивной машине. Сиденья – кожаные, а пол грязный. Машина была не новой, но очень еще даже ничего себе, с ручным переключением передач, и она управлялась с ней, как опытный водитель. Сказала, что любит ездить быстро, что вполне устраивало Марка. Они проехали через центр и свернули на восток. Почти стемнело. Хоть радио и было включено, его едва было слышно. Какая-то станция, специализирующаяся на легкой музыке. Когда они уезжали, Рикки не спал. Он рассматривал картинки, но почти ничего не говорил. На столе печально стоял поднос с больничной едой, не тронутый ни Рикки, ни Дайанной. За последние два дня Марк практически не видел, чтобы мать ела. Ему было ее ужасно жаль. Сидит на кровати, смотрит на Рикки и сходит с ума от беспокойства. Когда Реджи рассказала ей, что работа остается за ней и она получит прибавку к жалованью, она улыбнулась. Потом заплакала.

Марка уже тошнило от плача, холодных бобов и темной тесной комнаты. Уходя, он чувствовал себя виноватым, но был рад оказаться в машине, направляющейся, как он надеялся, к тарелке горячей вкусной еды и теплому хлебу. Клинт упоминал о пирожках и макаронах со шпинатом, и почему-то именно эти жирные блюда запали ему в память. А может, там найдется торт и какие-нибудь булочки? Но, если мамаша Лав попытается накормить его желе, он может не выдержать и швырнуть им в нее.

Пока его мысли были заняты едой, Реджи старалась определить, нет ли за ними слежки. Она все время поглядывала в зеркало заднего обзора. Ехала слишком быстро, скользила между машинами, меняла ряды. Марк не обращал на ее манипуляции ни малейшего внимания.

– Вы думаете, мама и Рикки в безопасности? – спросил он, рассматривая встречные машины.

– Да. Не беспокойся о них. Больница обещала вое время держать у двери охранников.

Она разговаривала с Джорджем Ордом, ее новым другом-приятелем, и объяснила ему, что беспокоится по поводу безопасности семьи Свей. Ни о каких конкретных угрозах она не упоминала, хотя Орд и спрашивал. Семья привлекает к себе излишнее внимание, говорила она. Ходят всякие слухи и сплетни, в основном благодаря прессе, не понимающей, что происходит. Орд позвонил Мактьюну, затем перезвонил ей и сказал, что агенты ФБР будут находиться около палаты, но не на виду. Она поблагодарила его.

Орда и Мактьюна ее просьба позабавила. ФБР уже имело своих людей в больнице. Теперь их приглашали.

На перекрестке она неожиданно свернула направо, да так, что шины завизжали. Марк хмыкнул, она тоже рассмеялась, как будто все это было забавно, но на самом деле ей было не по себе. Теперь они ехали по узкой улице, вдоль которой стояли старые дома и росли высокие дубы.

– Это мой район, – сказала она. Здесь уж точно было куда лучше, чем там, где он жил. Они снова свернули, на этот раз на другую узкую улицу, где дома были хоть и меньше, но все равно двух – или трехэтажные, с большими лужайками и ухоженными газонами.

– Почему вы приглашаете своих клиентов домой? – спросил он.

– Не знаю, право. Большинство моих клиентов – дети из очень сложных семей. Наверное, мне их жаль. Я к ним успеваю привязаться.

– А меня вам жаль?

– Немного. Но тебе, Марк, повезло, очень повезло. У тебя хорошая мама, и она тебя очень любит.

– Да, наверное. Который час?

– Почти шесть. А что?

Марк немного подумал, считая в уме.

– Джером Клиффорд застрелился сорок девять часов назад. Жаль, что мы не убежали, увидев машину.

– А почему вы не убежали?

– Не знаю. Просто мне казалось, я должен что-то сделать, раз я понял, что происходит. Не мог я убежать.

Он бы умер, я не мог об этом не думать. Что-то тянуло меня к его машине. Рикки плавал и просил меня не ходить, но я просто не мог. Я один во всем виноват.

– Возможно, но теперь уже ничего нельзя изменить, Марк. Что сделано, то сделано. – Она взглянула в зеркало заднего обзора, но ничего подозрительного не увидела.

– Как вы думаете, мы выкрутимся? Рикки, я и мама? Когда все это кончится, мы будем жить, как раньше?

Она снизила скорость и свернула на узенькую дорожку, вдоль которой росли неухоженные кусты.

– С Рикки все будет нормально. Понадобится время, но с ним все будет в порядке. Мальчишки, они живучие, Марк. Я не раз такое наблюдала.

– А я?

– Все обойдется, Марк. Верь мне. – “Мазда” остановилась у окруженного кустарником большого двухэтажного дома с террасой по фасаду. Клумбы были усажены яркими цветами. По одной стороне террасы вился плющ.

– Это ваш дом? – спросил он с благоговейным трепетом.

– Мои родители купили его пятьдесят три года назад, за год до моего рождения. Здесь я выросла. Отец умер, когда мне было пятнадцать лет, но мамаша Лав, слава Богу, до сих пор жива.

– Вы зовете ее мамашей Лав?

– Ее все так зовут. Ей почти восемьдесят, но она в лучшей форме, чем я. – Реджи показала на гараж впереди, за домом. – Видишь там три окна над гаражом? Там я и живу.

Как и сам дом, гараж нуждался в покраске. И гараж, и дом были старыми и красивыми, но на клумбах росло много сорняков и через щели между камнями дорожки пробивалась трава.

Они вошли в боковую дверь, и Марк сразу же ощутил аромат, исходящий из кухни. Неожиданно он почувствовал, что дико голоден. Их встретила маленькая женщина с седыми волосами, туго затянутыми в пучок на затылке, и темными глазами. Они обнялись с Реджи.

– Мамаша Лав, познакомься с Марком Свеем, – представила гостя Реджи. Марк был абсолютно одного роста со старушкой. Она ласково обняла его и поцеловала в щеку. Он замер, не зная, как приветствовать эту странную восьмидесятилетнюю женщину.

– Приятно познакомиться, Марк, – сказала она. У нее был сильный голос, похожий на голос Реджи. Она взяла его за руку и подвела к кухонному столу. – Садись здесь, я принесу тебе что-нибудь попить.

Реджи улыбнулась ему, как бы советуя: “Делай, что она говорит, у тебя все равно нет выбора”. Она повесила зонтик на вешалку и поставила портфель на пол.

Кухня оказалась маленькой, заставленной с трех сторон шкафчиками и полками. Над газовой плитой поднимался пар. В центре прочно стоял деревянный стол и четыре стула, с перекладины свисали кастрюльки и сковородки. Здесь было тепло, отчего Марку еще больше захотелось есть.

Марк уселся на ближайший стул и принялся наблюдать за суетящейся мамашей Лав, которая сначала вынула стакан из шкафчика, потом открыла холодильник, бросила в стакан лед и налила чаю из кувшина.

Реджи сбросила туфли и принялась что-то мешать в кастрюльке на плите. Они с мамашей Лав непрерывно болтали про всякие обычные вещи: кто звонил, как прошел день и так далее. У стула Марка остановилась кошка и принялась его изучать.

– Это Эксл, – сказала мамаша Лав, подавая ему чай вместе с салфеткой. – Ей семнадцать лет, и она очень ласковая.

Марк взялся за чай, оставив кошку в покое. Он кошек недолюбливал.

– Как твой братишка? – спросила мамаша Лав.

– Ему намного лучше, – ответил он и подумал: интересно, а как много знает мамаша Лав? Потом он расслабился. Если Клинт знает немного, то она, наверное, и того меньше. Он еще отпил глоток. Она ждала более подробного ответа. – Он сегодня начал говорить.