Она позвонила Реджи, но никто не подошел к телефону.

* * *

Хотя езды до квартиры Клинта было всего пятнадцать минут, она добиралась до него целый час. Крутилась по городу, потом ехала по окружной дороге в непонятном направлении и, убедившись, что хвоста за ней нет, остановилась на улице, забитой пустыми машинами. Четыре квартала до квартиры Клинта она прошла пешком.

Ему пришлось отменить свидание, назначенное на девять часов, хотя он ждал от этой встречи очень многого.

– Ты уж прости меня, – сказала Реджи, когда он открыл дверь, и вошла в квартиру.

– Да ладно. У вас все в порядке? – Он взял у нее сумку и жестом показал на диван. – Устраивайтесь.

Реджи чувствовала себя у него как дома. Она нашла в холодильнике диетическую кока-колу и присела на стул у бара.

– Ко мне явились судебные исполнители с повесткой Большого жюри. На десять утра в понедельник в Новом Орлеане.

– Но они не вручили повестку?

– Нет. Мамаша Лав их выгнала.

– Значит, вы можете не являться.

– Ага, если они меня не разыщут. Закона, наказывающего за увиливание от вручения повестки, не существует. Мне нужно позвонить Дайанне.

Клинт пододвинул ей телефон, и она по памяти набрала номер.

– Расслабьтесь, Реджи, – посоветовал он и ласково поцеловал ее в щеку.

Он взял какой-то журнал и включил стереопроигрыватель. Реджи говорила с Дайанной, но ей удалось сказать всего три слова, после чего она замолчала и стала слушать. Повестки были разосланы всем. Одна – Марку, одна – Дайанне, еще одна – Реджи. Дайанна позвонила в центр для несовершеннолетних, но поговорить с Марком ей не удалось. Ей сказали, что в данный момент они не могут дать ему телефон. Хоть Реджи и сама была ужасно расстроена, она пыталась уговорить Дайанну, что все в порядке. Она, Реджи, за всем проследит. Пообещав позвонить утром, она положила трубку.

– Они не имеют права забирать Марка, – возмутился Клинт. – Он находится под юрисдикцией суда по делам несовершеннолетних.

– Мне необходимо поговорить с Гарри. Но его нет в городе.

– А где он?

– Где-то на рыбалке с сыновьями.

– Тут дело поважнее рыбалки, Реджи. Давайте разыщем его. Он ведь может остановить это, так?

Она думала одновременно о тысяче вещей.

– Все очень хитро задумано, Клинт. Подумай сам. Фолтригг дождался вечера пятницы, чтобы вручить повестки на утро понедельника.

– Как он мог такое сделать?

– Да очень просто. Сделал и все. В такого рода уголовных делах Большое жюри имеет право вызывать повесткой любого свидетеля из любого места в любое время. И свидетель обязан явиться, если ему не удастся аннулировать повестку.

– А как это можно сделать?

– Подать заявление в федеральный суд.

– А, надо думать, федеральный суд находится в Новом Орлеане.

– Верно. Нам придется с утра пораньше разыскивать судью в Новом Орлеане и умолять его устроить экстренное слушание и отменить вызов.

– Ничего не выйдет, Реджи.

– Конечно, ничего не выйдет. Именно на это Фолтригг и рассчитывал. – Она отпила глоток кока-колы.

– У тебя кофе есть?

– Конечно. – Он начал шарить по ящикам. Реджи принялась думать вслух.

– Если мне удастся избежать вручения повестки до понедельника, Фолтригг будет вынужден направить еще одну. Тогда, возможно, у меня будет время, чтобы ее аннулировать. Вся проблема в Марке. Им ведь не я нужна, они знают, что меня говорить им не заставить.

– А вы знаете, где этот чертов труп, Реджи?

– Нет.

– А Марк?

– Да.

Он на минуту замер, затем налил воду в кофейник.

– Нам надо придумать, как задержать Марка здесь, Клинт. Мы не можем позволить ему ехать в Новый Орлеан.

– Позвоните Гарри.

– Гарри ловит рыбу в горах.

– Позвоните жене Гарри. Выясните, где именно он ловит эту рыбу. Если нужно, я найду его.

– Ты прав, – согласилась она, схватила телефон и набрала номер.

В центре для несовершеннолетних последний обход комнат производился в десять вечера – проверялось, везде ли погашен свет и выключены телевизоры. Марк слышал, как Тильда гремела ключами и отдавала распоряжения в холле. Вот она уже в соседней комнате.

Тильда постучала и открыла дверь. Свет горел, что немедленно привело ее в раздражение. Она сделала шаг в комнату, взглянула на койку, но Марка там не обнаружила.

Потом она увидела его ноги рядом с унитазом. Он свернулся калачиком, прижав коленки к груди, и лежал неподвижно, только тяжело дышал.

Рубашка на мальчике была расстегнутой и насквозь мокрой, пот струился по телу и скапливался в паху, вокруг молнии на джинсах. Густые волосы были влажными, пот струйкой бежал по бровям и капал с кончика носа. Лицо красное и распаренное. Глаза закрыты, большой палец левой руки – во рту.

– Марк! – воскликнула Тильда, испугавшись. – Марк! О Господи!

Она выскочила из комнаты, чтобы позвать на помощь, и вернулась через несколько секунд с Дэнни, ее напарником, который бросил быстрый взгляд на Марка.

– Дорин как раз об этом беспокоилась, – сказал Дэнни, касаясь потного живота Марка. – Черт, да он весь мокрый.

Тильда пыталась нащупать пульс.

– У него просто сумасшедший пульс. Посмотри, как он дышит. Вызови “скорую помощь”.

– Бедный малыш в шоке, да?

– Иди и вызови “скорую помощь”!

Дэнни протопал из комнаты так, что пол затрясся. Тильда осторожно взяла Марка на руки и положила на нижнюю койку. Там он снова свернулся и прижал коленки к груди. Пальца изо рта он не выпускал. Вернулся Дэнни с блокнотом.

– Тут вот Дорин написала, что к нему надо заходить каждые полчаса, а если есть какие сомнения, везти в больницу Святого Петра и спрашивать доктора Гринуэя.

– Это я виновата, – чуть не плакала Тильда. – Мне не надо было пускать сюда этих проклятых судебных исполнителей. Напугали ребенка до смерти.

Дэнни присел на корточки рядом с ней и толстым пальцем приподнял веко Марка.

– Черт! У него глаза закатились. Мальчишке совсем плохо, – заявил он с серьезностью нейрохирурга.

– Принеси мокрую салфетку, – приказала Тильда, и Дэнни повиновался. – Дорин мне рассказывала, что точно такое же произошло с его маленьким братишкой. Они в понедельник видели всю эту стрельбу, оба там были, так младший с той поры в шоке.

Дэнни протянул ей салфетку, которой она вытерла лоб Марку.

– Черт, у него просто сердце сейчас разорвется, – заметил он, снова присев на корточки рядом с Тильдой. – И дыхание такое учащенное.

– Бедняжка. Надо было мне выгнать этих судебных исполнителей, – сокрушалась Тильда.

– Надо было. Они не имеют права подниматься на этот этаж. – В это время Марк застонал и дернулся. Потом принялся подвывать, точно как Рикки, что их еще больше напугало. Это был низкий, однообразный, равномерный вой, исходящий, казалось, прямо из желудка. Он также продолжал сосать палец.

Примчался санитар из главной тюрьмы тремя этажами ниже, за ним еще один из тюремщиков.

– Что происходит? – спросил он Тильду и Дэнни.

– Мне кажется, это называется травматическим шоком или стрессом, – объяснила Тильда. – Он весь день был не в себе, а час назад два судебных исполнителя вручили ему повестку. – Но санитар не слушал.

Он схватил руку Марка, пытаясь нащупать пульс. Тильда продолжала тарахтеть: – Они его до смерти напугали, и, наверное, он теперь в шоке. Мне надо было получше за ним смотреть после этого, но у меня так много дел.

– Я бы выгнал этих чертовых судебных исполнителей, – пробурчал Дэнни. Они стояли рядом с санитаром.

– Такое же случилось с его маленьким братом, ну, знаешь, об этом всю неделю газеты писали. Самоубийство и все такое.

– Его надо увезти, – решил санитар, выпрямляясь и доставая радиопередатчик. – Несите быстрей носилки на четвертый этаж, – рявкнул он. – Тут с ребенком плохо.

Дэнни сунул блокнот в нос санитару.