Марк и Реджи забились поглубже в кусты.

– Ты рехнулся, – продолжала она шептать, и она на самом деле так думала. Она искренне поверила, что ее клиент психически неуравновешен. Но она все равно обнимала его и прижимала к себе. Они не заметили трех силуэтов, пока те не достигли забора.

– Вон они, – показал пальцем Марк. Полминуты назад он велел ей следить за калиткой.

– Трое, – прошептал он. Троица нырнула в кусты футах в тридцати от того места, где они прятались, и скрылась в лесу.

Они еще плотнее прижались друг к другу.

– Ты рехнулся, – повторила она.

– Возможно. Но ведь сработало.

Выстрел из ружья был последней каплей для Реджи. Она дрожала, когда они шли сюда, она тряслась от страха, когда он вернулся от гаража с новостями. Она едва не завопила, черт побери, когда он швырнул камень в окно. Но выстрел довершил дело. Сердце у нее колотилось, и руки дрожали.

И самое странное, она понимала, что взять и убежать они не могут. Три трупокопателя находились сейчас между ними и машиной. Путь к отступлению был отрезан.

Выстрел из ружья разбудил всех соседей. Во дворах зажглись прожекторы, везде ходили люди в халатах и пижамах, посматривая в сторону дома Баллантайнов. Люди громко задавали друг другу вопросы через заборы. Ожили и собаки. Марк и Реджи попятились подальше в кусты.

Мистер Баллантайн и один из полицейских прошлись вдоль забора, возможно, разыскивая похожие камни. Но ничего не нашли. Реджи и Марк могли слышать их голоса, но разобрать, о чем они говорят, было невозможно. Мистер Баллантайн здорово орал.

Полицейские успокоили его и помогли приклеить прозрачную пленку на разбитое стекло. Сине-красные мигалки выключили, а еще через двадцать минут полицейские уехали.

Дрожащие Реджи и Марк ждали, держась за руки. По ним ползали муравьи. Остервенело кусались комары. В одежде запутались сучки и колючки. Наконец свет в доме Баллантайнов погас.

Они ждали.

На какое-то мгновение после часа ночи облака разошлись, и месяц осветил задний двор Роми и гараж. Реджи взглянула на часы. Ноги затекли от неудобного сидения. Спина болела. Но как ни странно, она привыкла к обстановке, к этим джунглям и после того, как им удалось пережить гангстеров, полицейских и идиота с ружьем, чувствовала себя на удивление уверенно. И пульс и дыхание были нормальными. Она уже не потела, хотя джинсы и свитер до сих пор были мокрыми от чрезмерных усилий и ночной влажности. Марк ерзал и хлопками убивал комаров, но говорил мало. Он был совершенно спокоен. Жевал травинку, наблюдал за забором и вел себя так, будто только он один знал точно, что им следует делать.

– Пойдемте немного прогуляемся, – предложил он, поднимаясь с колен.

– Куда? К машине?

– Нет. Просто по тропинке. У меня ноги затекли. Она тоже не чувствовала своей левой ноги ниже колена. А правая нога затекла даже до бедра. Так что поднялась она с трудом. Они вышли на узкую тропинку, бегущую вдоль бывшего ручья. Он уверенно двигался в темноте, даже не прибегая к помощь фонарика, то и дело прихлопывая комаров.

Они остановились глубоко в лесу, откуда не было видно заборов Роми и его соседей.

– Думаю, нам пора отсюда уходить, – сказала она несколько громче, потому что дома были далеко. – Я, понимаешь, змей боюсь. Мне бы не хотелось наступить на какую-нибудь.

Он на нее не взглянул, смотрел, не оборачиваясь, в сторону канавы.

– Мне кажется, это вы плохо придумали – сейчас уйти, – прошептал он.

Она понимала: он так сказал не случайно. За последние шесть часов ей ни разу не удалось его переспорить.

– Почему?

– Да эти ребята все еще могут здесь болтаться. Они ведь могли затаиться и ждать, когда все успокоится, чтобы вернуться. Если мы пойдем к машине, можем на них наткнуться.

– Марк, я больше не могу, понятно? Может, для тебя эти игры и в удовольствие, но мне пятьдесят два, а с меня хватит. Я не могу поверить, что это я прячусь в час ночи в джунглях!

– Шшш. – Он приложил палец к губам. – Вы слишком громко говорите. И это вовсе не игра.

– Черт возьми, я знаю, что это не игра! Не читай мне нотаций!

– Держите себя в руках, Реджи. Мы в безопасности.

– Как же, в безопасности! Я почувствую себя в безопасности, только когда закрою за собой дверь мотеля.

– Тогда уходите. Идите же. Найдите дорогу к машине и уезжайте.

– Ну, разумеется. А ты, надо думать, останешься здесь.

Месяц снова скрылся, и в лесу сразу стало значительно темнее. Марк повернулся к ней спиной и направился к тому месту, где они только что прятались. Она машинально пошла следом, и это вывело ее из себя, потому что в данный момент она полностью зависела от одиннадцатилетнего мальчишки. Но она все равно двигалась за ним по невидимому ей пути через лес к тем кустарникам, где они недавно сидели. Гараж едва было видно.

Кровь уже более или менее нормально циркулировала в ее ногах, хотя некоторая скованность и осталась. Спина болела нестерпимо. Проведя рукой по лбу, она почувствовала шишки от комариных укусов. На тыльной стороне левой ладони виднелась кровавая царапина. Ободрала, наверное, о какую-нибудь колючку. Если ей удастся вернуться в Мемфис, поклялась она себе, она запишется в оздоровительный клуб и приведет себя в норму. Ей надоело хватать воздух открытым ртом и чувствовать, как все болит.

Марк опустился на колено, сунул еще одну травинку в рот и принялся наблюдать за гаражом.

* * *

Они молча прождали почти час. Когда Реджи поняла, что сейчас бросит его и побежит, куда глаза глядят, она выпалила:

– Все, Марк, я ухожу. Делай, что хочешь, потому что я ухожу сию минуту. – Но не двинулась с места.

Они сидели согнувшись. Он показал пальцем на гараж, как будто она не знала, где он находится.

– Я туда сползаю, ладно? С фонариком, и посмотрю на труп или могилу, или что они там рыли, ладно?

– Нет.

– Да это и секунды не займет, правда. Если мне повезет, я тут же вернусь.

– Я пойду с тобой, – заявила она.

– Нет, я хочу, чтобы вы остались здесь. Я боюсь, что эти ребята тоже наблюдают откуда-нибудь из-за деревьев. Если они пойдут за мной, начинайте кричать и бегите во весь дух.

– Нет. Ничего не выйдет, миленький ты мой. Если ты хочешь смотреть, то я тоже хочу, и не вздумай спорить. Будет так, как я сказала.

Он заглянул ей в глаза, находившиеся всего в четырех или пяти дюймах от него, и решил не спорить. Она качала головой, губы сжаты в упрямую линию. Она забавно выглядела в этой кепочке.

– Тогда идите за мной, Реджи. Пригнитесь пониже и прислушивайтесь. Не забывайте прислушиваться.

– Ладно, ладно. Я вовсе не так уж беспомощна. Честно говоря, я уже здорово научилась ползать.

Они ползком выбрались из кустов, две молчаливые тени в темноте. Трава была влажной и холодной. Калитка, открытая еще поспешно ретировавшимися осквернителями могил, слегка скрипнула, когда Реджи толкнула ее ногой. Марк гневно взглянул на нее. Они остановились под первым деревом, потом передвинулись ко второму. Кругом ни звука. Было два часа ночи, все спали. Марк, однако, волновался по поводу соседа с ружьем. Он сомневался, чтобы тот крепко заснул, зная, что вместо стекла у него тонкий пластик. Он мог представить себе, как старый джентльмен сидит на кухне и следит за террасой, ожидая, что хрустнет ветка, чтобы снова начать палить. Они остановились у следующего дерева, затем прокрались к куче мусора.

Быстро дыша, Реджи несколько раз кивнула. Пригнувшись, они быстро добежали до слегка приоткрытой двери гаража. Марк сунул голову внутрь. Он зажег фонарик и опустил его лучом вниз. Реджи вошла за ним.

Запах стоял такой, что дышать было трудно. Как будто какое-то дохлое животное гнило на солнце. Реджи машинально прикрыла ладонью нос и рот, затем задержала дыхание.

Единственное пустое место в помещении было в центре, где когда-то стояла лодка. Они нагнулись над бетонным прямоугольником.