– Вы забыли познакомить меня с моими правами, – сказал он Нассару, который старался ехать как можно быстрее.

Никакого ответа с переднего сиденья.

– Эй, вы, придурки! Вы забыли зачитать мне мои права.

Никакого ответа. Нассар вдавил педаль газа в пол.

– Вы знаете, как зачитывать мне мои права? Молчание.

– Эй, тупица! Ты, что в новых кроссовках. Ты знаешь, как зачитывать мне мои права?

Кликмен с трудом сдерживался. Но он твердо решил не обращать на мальчишку внимания. Странно, но губы Нассара кривились в усмешке, еле заметной из-под усов. Он остановился на красный свет, посмотрел в обе стороны и снова нажал на газ.

– Послушай меня, тупоголовый! Я сам себе их прочту. Я имею право молчать. Улавливаешь? А если я что-нибудь скажу, вы, придурки, можете использовать это против меня в суде. Поняли, тупицы? Так что, если я что-то и скажу, вы, козлы, это забудете. Там еще есть про право на адвоката. Как насчет этого? Эй, козлики! Как насчет адвоката? Я по телевизору про это видел миллион раз.

“Козел” Кликмен приспустил стекло, так как начал задыхаться. Нассар взглянул на его кроссовки и едва сдержался, чтобы не расхохотаться. Преступник удобно устроился на заднем сиденье и скрестил ноги.

– Бедные идиоты. Даже права мне зачитать не можете. Здесь в машине воняет. Неужели нельзя вымыть машину? Тут табаком все провоняло.

– Я слышал, ты не против табака, – заметил Кликмен и сразу почувствовал себя лучше. Чтобы поддержать приятеля, Нассар рассмеялся. Они достаточно долго терпели этого сопляка.

Марк увидел заполненную автомобильную стоянку рядом с высоким зданием. Около здания выстроились ряды патрульных машин. Нассар свернул на стоянку.

Они быстро провели его через двери и дальше, в конец длинного холла. Он наконец замолчал. Здесь он был на их территории. Полицейских здесь кишмя кишело. Кругом висели указатели, направляющие людей в “Комнату предварительного заключения”, “Тюрьму”, “Комнату для посетителей”, “Приемную”. Много указателей и помещений. Они остановились у стола с большим количеством мониторов, и Нассар подписал какие-то бумаги. Марк оглядывался вокруг. Кликмену почти что стало его жалко. Здесь он казался совсем маленьким.

Они снова куда-то двинулись. На лифте поднялись на четвертый этаж и снова остановились у стола. Стрелка на стене указывала в сторону крыла для несовершеннолетних, и Марк понял, что они уже близко от цели.

Их остановила дама в форме, с блокнотом и пластиковой биркой “Дорин” на груди. Она просмотрела какие-то бумаги, затем заглянула в блокнот.

– Здесь сказано, что Марка Свея по распоряжению судьи Рузвельта следует поместить в отдельную комнату.

– Мне безразлично, куда вы его денете, – пробурчал Нассар. – Только заберите его поскорее.

Она хмурилась и просматривала блокнот.

– Судья Рузвельт требует отдельных комнат для всех несовершеннолетних. Думает, что это “Хилтон”.

– А разве нет?

Она проигнорировала вопрос и протянула Нассару листок бумаги на подпись. Он быстренько изобразил свое имя и сказал:

– Он в вашем распоряжении. И да поможет вам Бог.

Кликмен с Нассаром поспешно удалились.

– Вытащи все из карманов, Марк, – приказала дама и протянула ему большую металлическую коробку. Он вытащил доллар, немного мелочи и пачку жевательной резинки. Она все пересчитала, написала что-то на карточке, которую тоже положила в ящик. Две телекамеры над столом поймали в объектив Марка, и он увидел себя сразу на дюжине экранов на стене. Еще одна дама в форме ставила печати на документы.

– Это тюрьма? – спросил Марк.

– Мы называем это центром предварительного задержания, – объяснила она.

– Какая разница?

– Послушай, Марк. – Похоже, его слова ее рассердили. – Мы тут всяких умников повидали, понял? Тебе же будет лучше, если постараешься держать язык за зубами. – Произнося эти последние слова, она наклонилась к нему поближе, обдав “Марка запахом табака и черного кофе.

– Извините, – прошептал он, и глаза его наполнились слезами. Он неожиданно осознал, что сейчас его запрут в комнате, вдалеке от матери, вдалеке от Реджи.

– Иди за мной, – сказала Дорин, гордая, что ей удалось дать ему понять, кто тут старший. Она быстро пошла вперед. На поясе у нее болталась и звенела связка ключей. Через большую и тяжелую дверь они вошли в коридор и двинулись вдоль серых металлических дверей, расположенных на равном расстоянии друг от друга. На каждой был номер. Дорин остановилась перед номером 16 и открыла замок одним из ключей.

– Сюда.

Марк медленно вошел. Комната была приблизительно двенадцать футов в ширину и двадцать в длину. Освещение хорошее, ковер чистый. Справа две койки, одна над другой. Дорин похлопала по верхней.

– Можешь выбирать себе любую, – разрешила она, изображая приветливую хозяйку. – Стены тут каменные, а окна – небьющиеся, так что выкинь все глупости из головы. – В комнате было два окна – одно в дверях, и другое – над унитазом. Оба настолько малы, что и голову не просунуть. – Туалет вон там, стальной. Керамических больше не держим. Один мальчик разбил унитаз и куском его вскрыл себе вены. Только это было еще в старом здании. Здесь совсем неплохо, ты не находишь?

Просто великолепно, хотелось сказать Марку. Но он быстро терял присутствие духа. Сел на нижнюю койку и поставил локти на колени. Ковер был бледно-зеленым, того же привычного цвета, какой он уже несколько дней разглядывал в больнице.

– Ты в порядке, Марк? – спросила Дорин без малейшего сочувствия. Она делала свою работу.

– Я маме могу позвонить?

– Не сейчас. Через час сможешь.

– Ну тогда, может, вы ей позвоните и скажете, что у меня все в порядке? Она там ужасно расстраивается.

Дорин улыбнулась, и в макияже вокруг глаз появились трещины.

– Не могу, Марк. Не разрешено. Но она знает, что ты в норме. Господи, да тебе ведь уже через пару часов в суд.

– Как долго здесь живут дети?

– Недолго. Иногда несколько недель, но вообще-то это для временного проживания. Их или возвращают домой, или посылают в трудовую школу. – Она позвенела ключами. – Слушай, мне надо идти. Замки на двери закрываются автоматически, и, если их открыть без помощи вот такого маленького ключа, срабатывает сигнализация, и жди беды. Так что ничего такого не задумывай, Марк.

– Да, мэм.

– Тебе что-нибудь нужно?

– Телефон.

– Немного погодя, договорились?

Дорин закрыла за собой дверь. Послышался щелчок, потом тишина.

Он долго смотрел на ручку двери. На тюрьму мало похоже. Нет решеток на окнах. Пол и постели чистые. Стены выкрашены в приятный желтый цвет. В фильмах показывали куда хуже.

Столько опять поводов для беспокойства. Рикки снова стонет, как раньше, пожар, Дайанна, у которой медленно сдают нервы, полицейские и репортеры, не оставляющие его в покое. Неизвестно, с чего начинать.

Он вытянулся на верхней койке и принялся изучать потолок. Куда могла подеваться Реджи?

В часовне было холодно и сыро. Круглое строение прилепилось к стене колумбария, подобно раковой опухоли. Шел дождь, и две бригады телевизионщиков из Нового Орлеана сгрудились у своих фургонов и прятались под зонтиками.

Собралось приличное количество народу, особенно если учесть, что у покойного не было семьи. Останки его, упрятанные в изящную фарфоровую урну, стояли на столе красного дерева. Из скрытых динамиков доносилась скорбная музыка. Один за другим адвокаты, судьи и немногочисленные клиенты проходили в зал и усаживались в задних рядах. Раскачивающейся походкой прошел Барри Нож в сопровождении двух бандитов. Мальданно был одет, как приличествовало случаю, в черный двубортный костюм, черную рубашку и черный галстук. Черные туфли крокодиловой кожи. Идеальный хвостик сзади. Он прибыл поздно и получил удовольствие от того, что все на него пялились. Что ни говори, а он знал Джерома Клиффорда довольно долгое время.

Через четыре ряда позади него сидели Рой Фолтригг и Уолли Бокс, не сводя глаз с хвостика. Адвокаты и судьи смотрели на Мальданно, на Фолтригга, опять на Мальданно. Странно видеть их в одном помещении.