— Спокойно! — потребовал Хорван и затем обратился ко мне. — Объявленный вне закона, назовись по имени. Только не болтай о возложенной на тебя миссии, теперь тебе это не поможет.

— Кайлан из рода Трегартов, — ответил я.

Воцарилась тишина, и я подумал, что, должно быть, моя фамилия им неизвестна. Но тишина была недолгой. Годар вдруг издал яростный рык и двинул мне кулаком в ухо с такой силой, что у меня зазвенело в голове, и я опрокинулся на пол. Не успел я подняться на колени, как на меня навалились стражники, и ещё один удар по голове вверг меня во мрак беспамятства.

Очнулся я почти в такой же темноте. По еле заметным полоскам света, образовывавшим квадрат, и по ознобу, бившему меня, я заключил, что нахожусь в подвале, сооружённом наверное, на много лет раньше, чем началось строительство этого гостеприимного дома. Я лежал на полу со связанными руками.

«Почему я всё ещё жив? — подумалось мне. — Они могли лишить меня жизни ещё там, наверху. Похоже, моё поруганное имя им всё-таки известно, по крайней мере, Годару. И если они не убили меня на месте, значит, надумали предать суду Владычиц. Лучше бы уж убили… Хотелось бы знать, долго ли я буду валяться в этой яме… Этот форт, это обиталище дикарей находится на крайнем юге страны, и посыльному потребуется не менее суток, чтобы доскакать до Эса».

Я попытался избавиться от пут, но это не удалось, они только сильнее врезались в руки. Тот, кто связывал меня, знал, как это делается. Я понял, что своими силами мне не освободиться.

Зато у меня появилась куча времени спокойно поразмышлять. — «Если мне не спастись, то, может быть, я хотя бы могу помочь другим? Что, если Владычицы обернутся во гневе на восток? Надо бы как-то известить о такой опасности тех, кто сейчас — по ту сторону гор».

Мне не оставалось ничего иного, как попытаться установить мысленный контакт с сестрой или братом, и я сосредоточился на образе Каттеи. Возникло едва уловимое видение, которое тут же исчезло; тогда я попробовал переключиться на Кимока, но из этого вообще ничего не вышло.

«Вот так-то. При всём нашем единстве мы больше не слышим друг друга, — с горечью подумал я. — Дагона ошиблась, полагая, что в крайнем случае я могу надеяться на мысленную связь с ними. С ними? С сестрой и братом — или с нею тоже?» — Я постарался представить себе её — такой, какой она запомнилась мне при расставании.

Не образ, всего лишь смутная тень — явилась моему воображению, но я тотчас испытал хорошо знакомое чувство мысленного контакта. Оно было зыбким, и я понимал, что не могу рассчитывать на общение, подобное тому, какое происходило время от времени между мной и сестрой или братом. И всё же я надеялся, что Дагона воспримет хотя бы мою тревогу — как предупреждение об опасности. Внезапно у меня закружилась голова, мне почудилось, что я слышу отчаянные крики на каком-то непонятном языке, и почему-то это было невыносимо, я начал задыхаться и лишился сознания.

Очнувшись через какое-то время, я всё ещё не владел собой — у меня бешено колотилось сердце, и я судорожно глотал воздух. Над головой послышалось шарканье, крышка погреба открылась, и в проём спустили лестницу. За мной явились. Я приготовился к тому, что на ступеньке появится нога в сапоге, но вместо этого по лестнице зашуршали юбки — спустилась госпожа Крисвита. Она поспешно захлопнула за собой крышку, и опять в подполе наступил мрак. Я уловил терпкий запах папоротника, которым женщины перекладывают свежевыстиранное бельё.

— Объясни, почему ты бежал из Эсткарпа, — спросила она, склонившись надо мной.

Её голос звучал требовательно, и я удивился, теперь-то зачем ей понадобилось знать это?

Я рассказал, что произошло здесь, в Эсткарпе, и чему мы оказались свидетелями за горами. Она выслушала меня внимательно, ни разу не перебив, однако мой рассказ, похоже, чем-то не удовлетворил её.

— Ты говори дальше, — потребовала она. — Что же, ту затерянную страну можно покорить?

— Не покорить — отвоевать у сил зла, — поправил я, и тут же спросил: — Госпожа, зачем тебе это знать?

— Вдруг понадобится, — ответила она спокойно. — Они послали гонца в Эс, скоро тебя заберут отсюда.

— Того и жду, — отозвался я.

По шороху платья я понял, что она собирается уйти.

— Бывает, что на некоторые вещи смотришь не так, как все другие, — загадочно произнесла она. — И оказавшийся вне закона — не обязательно злодей.

— Что ты имеешь в виду, госпожа? — спросил я, но она уклонилась от прямого ответа.

— Пусть тебе повезёт, Кайлан из рода Трегартов, — сказала она. — Ты заставил меня задуматься кое о чём.

Она выбралась наверх и захлопнула за собой крышку, опять оставив меня наедине со своими мыслями.

Хмурым утром за мной, наконец, пришли. Небо заволокли тучи, и воздух был пропитан сыростью. Явились трое стражников, возглавляемые Годаром, и, как ни странно, с ними не было никого из Совета Владычиц. Не знаю, как долго я провалялся в яме: мне приносили еду и воду, но на вопросы никто не отвечал.

Они усадили меня на какую-то хилую клячу и накрепко привязали к седлу, словно боялись, что я наброшусь на них. Кроме этих четверых, поблизости не было ни души, что меня очень удивило. Было похоже, что предстоящий вояж затеян исключительно Годаром, поведение которого отнюдь не настраивало меня на бодрый лад.

При выезде из форта он занял место во главе кавалькады, за ним следовал один из стражников, тянувший на поводу мою лошадь; двое других замыкали шествие. Все стражники были уже в летах — с одинаково грубыми лицами, словно вырубленными топором. И, хотя в обращении со мной они обходились без грубостей, я знал, что всякая моя попытка к бегству будет тут же пресечена.

Чуть проехав по тропе, мы свернули с неё и направились на север — неспешной рысью, вслед за Годаром. Я оглянулся назад. Довольно странный визит госпожи Крисвиты не выходил у меня из головы. Нельзя сказать, чтобы я связывал с ним какие-то надежды, скорее, я был заинтригован её словами о том, что не все в этих недостроенных стенах думают одинаково. Но теперь форт казался всеми покинутым.

Никто из охранников не заговорил со мной, да и у меня не было повода обращаться к ним с вопросами. Мы ехали молча — сначала под тяжёлыми тучами, а потом под моросящим дождем, который стражников нисколько не беспокоил.

Несмотря на безнадёжность своего положения, я продолжал присматриваться к конвоирам и к местности, выискивая какую-нибудь возможность для побега. Мои руки были привязаны к луке седла, а ноги — к стременам; поводья моей лошади держал едущий впереди воин. Меня оставили в кольчуге, но отобрали шлем и оружие. Клячу, на которой я восседал, легко могла сбить с ног любая из их лошадей.

Мы ехали по открытой местности, поросшей высокой травой, по-осеннему пожухлой. Этот край выглядел унылым, но всё же был обитаем: невдалеке от тропы, по которой мы ехали, паслось стадо косуль. Изредка над головой пролетали птицы, и, наблюдая за ними, я вспомнил о фланнане…

Неожиданно Годар остановил своего коня, подождал, пока всадник, который держал поводья моей лошади, поравняется с ним, что-то тихо сказал ему, и тот отдал ему поводья, а сам поскакал дальше. Годар начал подтягивать поводья, пока моя лошадь не приблизилась вплотную к его коню.

— Кто прислал тебя к нам, клятвопреступник? — процедил он сквозь зубы, глядя на меня в упор. — Кто прислал тебя, чтобы вредить дому Дальмота?

Его вопрос был лишён, как мне показалось, всякого смысла.

— Я не клятвопреступник и никогда никому не желал зла, — ответил я.

За эти слова я был вознаграждён ударом в ухо, от которого, будучи привязанным к седлу, не смог увернуться.

— Мы умеем заставить говорить кого угодно, — рявкнул он. — Карстенцы научили нас этому.

— Не сомневаюсь, — заверил я его. — Только никак не пойму, что от меня требуется.

К счастью, в нём сохранилась толика здравого смысла, хотя он и привык полагаться на свои кулаки.