— Кимок, это вовсе не Каттея, — произнёс я медленно и с нажимом. Не обращая внимания на мои слова, девушка стояла и улыбалась, по-прежнему глядя только на Кимока и не замечая меня.

— Ты сошёл с ума! — прошептал брат, побелевший от ярости. Он не владел собой. «Он околдован, — понял я. — Как мне заставить его одуматься?»

Я завернул ему руку за спину и повернул лицом к улыбавшейся девушке. Держа его так, в то время как он безуспешно пытался сопротивляться, я проговорил ему прямо в ухо:

— Да посмотри ты на неё! Как следует посмотри!

Он не мог высвободиться, и ему пришлось подчиниться. Он перестал сопротивляться, и я решил, что он, наконец, образумился. Девушка всё с той же невозмутимой улыбкой продолжала повторять его имя, будто у неё не было других слов в запасе.

— Кто же это? Кто она? — спросил он, и я тут же отпустил его, поняв, что он готов воспринимать действительность. Но в чём она заключалась? Когда мы убедились, что перед нами не Каттея, а наваждение, девица не исчезла — как те придуманные мною воины. Я дотронулся до её руки и ощутил, что касаюсь плоти — тёплой и, похоже, живой. Видение поражало своим совершенством.

— Я не знаю, кто она, — ответил я. — Но она не та, кого мы ищем.

— И если бы мы украли её и убрались отсюда… — растерянно произнёс Кимок.

— То это было бы только на руку колдуньям, — договорил я. — Однако, если это — наваждение, то где же настоящая Каттея?

Кимок поборол смущение от того, что едва не совершил ошибку, и теперь на него снизошло вдохновение.

— Эта кукла появилась вон оттуда. — Он показал рукой на двери. — Значит, Каттею нужно искать в другой стороне.

Мне показалось, что он слишком самоуверен, но у меня самого не было никаких мыслей на этот счёт.

— Кимок… — Девица снова протянула к нему руки. Она пристально смотрела на него и медленно двигалась в сторону стены, словно приглашая его бежать вместе с ней. Кимок передёрнулся и попятился от неё.

— Кайлан, торопись, нам нельзя мешкать. — Он повернулся и бросился бежать к дому. Я последовал за ним, боясь в любой момент услышать за спиной крики оставленной в одиночестве девицы.

В этой части дома была ещё одна дверь. Кимок подбежал к ней чуть раньше меня. Предполагая, что она заперта на засов, я не знал, как он поступит. Но от толчка дверь тут же открылась; за ней была сплошная тьма.

— Держись за мой пояс, — приказал брат. В его голосе слышалась такая уверенность, что я подчинился ему, и мы шагнули в темноту.

Кимок шёл вперёд, уверенно ступая, словно видел, куда идёт. Я задел плечом за косяк какой-то двери. Кимок свернул налево, продолжая вести меня за собой. Я вытянул в сторону свободную руку и шёл касаясь стен, чтобы опять не зацепиться за что-нибудь.

Кимок внезапно остановился и повернул направо. Я услышал, как он открывает какую-то дверь; слабый свет забрезжил в проёме. Мы стояли на пороге маленькой, похожей на келью комнатушки, и я разглядывал её стены из-за плеча Кимока… На краешке узкой постели сидела наша сестра…

Она не выглядела столь обворожительной, как та дева, которую мы встретили в саду. Каттея повзрослела и казалась достаточно самостоятельной, её лицо было грустным и усталым. Она тоже была красива, но её красота была неброской. Заметив нас, она неслышно — это было заметно лишь по движению её губ — произнесла наши имена и бросилась к нам, протягивая руки.

— Нужно спешить, — прошептала она. — У нас так мало времени!

На этот раз мне не требовалось никаких доказательств того, что это наша сестра. В отличии от той девы, наша Каттея обняла не только Кимока, но и меня. Держа нас за руки, она повела нас за собой сквозь тьму. Мы выбежали в сад, и я огляделся, опасаясь, что мы наткнёмся на её двойника. Но в саду никого не было.

Перебравшись через стену сада, мы побежали к роще. Каттея то и дело поддёргивала подол своего платья, которое цеплялось за чертополох и колючки. Мы больше не думали о том, что нас заметят, а просто мчались изо всех сил и уже начали задыхаться, когда добежали до того места, где оставили на привязи коней.

Едва мы оказались в сёдлах, как послышался какой-то гул. Он наполнил покинутую нами лощину и напоминал гул, который мы слышали во время землетрясения. Наши кони, испугавшись, громко заржали и с места взяли в галоп. Я ожидал, что сейчас раздастся громоподобный грохот, или, по крайней мере, крики преследователей, но ничего такого не услышал. Всё же на душе было неспокойно, и я прокричал Каттее:

— Кого нам следует опасаться?

Она резко обернулась, взметнув волосами.

— Во всяком случае — не воинов. Есть и другие слуги. Но в эту ночь они не столь могущественны.

Славные торские кони, казалось, обезумели от дикой скачки. Мне передалось их беспокойство, едва не переходящее в бешенство, но я не мог понять, что с ними творится. Вроде бы мы были уже достаточно далеко от Обители и могли не опасаться действия колдовских сил. Используя свой дар, я старался успокоить животных.

— Натяните удила! — крикнул я Каттее и Кимоку. — Придержите коней, иначе они понесут!

Я не сомневался, что Кимок справится с лошадью, но беспокоился за Каттею, ибо знал, что колдуньи развивали в ученицах силу разума, но вряд ли обучали их верховой езде.

Кони, закусив удила, мчались во весь опор; мало-помалу внимая моим мысленным приказам, они начали сбавлять ход. И тут мы услышали впереди раскатистый рык снежного барса, который я не мог спутать ни с каким другим. Однако эта гигантская кошка — полновластный хозяин гор, и было непонятно, как горный барс оказался здесь, в низине.

Мой конь взвился на дыбы и взбрыкнул в воздухе передними ногами. Конь брата тоже затанцевал на месте, а конь Каттеи развернулся и, как бешеный, понёс её обратно по тропе. Я поскакал следом, надеясь воздействовать на её коня силой воли, но мои попытки были безуспешны: животному казалось — я это почувствовал благодаря своему дару — что за ним гонится барс, готовый к смертельному прыжку.

Мой конь вдруг начал взбрыкивать, пытаясь сбросить меня, и пришлось направить всю свою волю на него. Внедрившись мысленно в его мозг, я подчинил его себе.

Догнав Каттею, я попытался подобным образом воздействовать на её коня, чего и добился, но лишь отчасти — нельзя было забывать и о своём коне. По крайней мере, мне удалось избавить животных от ужаса, вызванного наваждением, возникшим в их мозгу.

Мы повернули коней обратно. К нам подъехал Кимок. Я процедил сквозь зубы:

— Может случиться, что мы не справимся со скакунами.

— Колдовская сила? — спросил Кимок.

— Похоже, что так, — ответил я. — Надо убираться отсюда, и как можно быстрее.

Мы тронулись рысью за Кимоком по тропе, которую он разведал, готовясь к побегу. Замыкая шествие, я следил за поведением коней и, не имея возможности передохнуть, изнывал от усталости. Каттея ехала молча, но её спокойствие было поддержкой нам обоим.

Впереди мы увидели свет. «Что это — уже утро? — удивился я. — Но утренний свет не может быть таким ярко-жёлтым, и к тому же мерцающим».

Да это же огонь! Полоса пламени преграждала нам путь. Кимок остановил коня, и мы с Каттеей подъехали к нему. Зловещая огненная полоса пересекала тропу, уходя далеко в стороны, насколько можно было видеть. Кони храпели, вскидывали головы — не было и речи о том, чтобы двигаться дальше.

Каттея смотрела на огонь, медленно поворачивая голову из стороны в сторону, будто отыскивала брешь в огненной стене. Вдруг она тихонько засмеялась.

— Неужели они считают меня такой глупой? Так я и поверила в этот пожар. Нас просто запугивают.

— Очередное наваждение? — спросил Кимок.

«Ничего себе наваждение!» — подумал я, улавливая запах дыма и отчётливо слыша треск горящих веток. Но Каттея кивнула Кимоку и затем повернулась ко мне.

— У тебя есть кресало? — спросила она. — Прошу тебя, сделай мне поскорее факел.

Я не стал спешиваться, опасаясь, что конь сорвётся с места и ускачет, но, заставив его сделать несколько шагов в сторону, наклонился в седле и вырвал с корнем торчащий рядом сухой куст. Обломав с него ветки, я связал их ремешком в пучок и достал из кармашка на поясе кресало. Мне долго пришлось высекать искру, прежде чем по одной из хворостинок побежал огонёк.