— Но тогда — что это? — едва слышно пробормотала Хельга.

— Не знаю. — Я кое-как нашел в себе силы отряхнуть форму. — Лучше спроси у капитана. Подозреваю, он что-то недоговаривает… Или не знает и сам.

— Я и так рассказал куда больше, чем следовало, коммандер. — Коннери нахмурился и сложил руки на груди. — И уж точно — вполне достаточно, чтобы попасть под трибунал, если у кого-то из моей команды окажется слишком длинный язык.

— Охотно верю. И у меня даже в мыслях нет обвинять вас, капитан. — Я пожал плечами. — Но, как мы оба понимаем, ситуация несколько изменилась. Вам нужно срочно связаться с Букингемским дворцом. А мне — с Петербургом. И чем скорее, тем лучше.

— Сейчас это едва ли возможно, — вздохнул Коннери. — Мощности радиостанции “Титании” едва хватит дотянуться до Багамских островов… К тому же я не уполномочен принимать подобные решения.

— В таком случае, нам лучше поскорее добраться до того, кто уполномочен. — Я повернулся в сторону искалеченного борта. — Корпус сильно поврежден. Пока море выглядит спокойным, но даже небольшой шторм потопит “Титанию” за какие-то пару часов… Вы ведь не собираетесь возвращаться в Британию, капитан?

— Увы… Хоть и следовало бы. Но мне уже доложили, что в трюме течь, а переборки пробиты в нескольких местах. Придется уходить к Нассау. — Коннери шумно выдохнул через нос. — Думаю, у генерал-губернатора должны быть какие-то указания на случай нашего появления.

— Господи, как же здесь жарко!

Хельга расстегнула еще одну пуговицу на блузке, скосилась на меня, вздохнула — и снова принялась обмахиваться широкополой соломенной шляпой. Вряд ли это особенно помогало: воздух наверняка оставался таким же горячим — только теперь она гоняла его туда-сюда. Полдень выдался раскаленным — даже для местного климата: столбик термометра перевалил через тридцать пять градусов еще час назад и, похоже, не собирался останавливаться на достигнутом.

Дело мог бы хоть как-то поправить ветер — но сегодня Нассау будто накрыло прозрачным колпаком, сквозь который не мог просочиться даже самый легкий морской бриз. Зато солнце вдруг расщедрилось и начало припекать так, что весь город превратился в одну большую сковородку. Не знаю, как люди вообще могли дышать на раскаленных улицах города, если даже здесь, в тени деревьев на террасе резиденции генерал-губернатора было жарко, как в бане.

Спасали только напитки.

— Ну… Зато пиво по крайней мере — холодное. — Я коснулся кончиками пальцев запотевшего стакана. — Поможет дожить до вечера.

— И это называется пивом? — презрительно фыркнула Хельга. — Видимо, ты никогда не бывал в Мюнхене или Праге, Горчаков.

Я уже собрался было ответить, что непременно побываю — вместе с русскими войсками, когда придет время — и все-таки удержался. Фрайин фон Рихтгофен наверняка тут же рванула бы, как пороховая бочка — а полуденное пекло и без того казалось достаточно жарким. Так что куда лучше было продолжать медленно плавиться в тени за столом под мерное бормотание радиоприемника — и ждать. Капитан Коннери чуть ли не час назад оставил нас и удалился на аудиенцию к генерал-губернатору — и возвращаться, похоже, не спешил.

Я не так уж хорошо понимал английскую речь. Особенно американский акцент — судя по всему, приемник был настроен на волну радиостанции из Майами. Но слушать его все-таки оказалось куда проще, чем говорить самому. А когда бессмысленное бормотание между песнями сменилось строгим голосом диктора, я даже чуть сосредоточился.

А потом застыл, будто карибский полдень вдруг сменился ледяным холодом.

— … событиями на восточном фронте. Поспешное отступление российских войск из Варшавы продолжается с самого утра. Такое решение командующего армией генерала Салтыкова военные эксперты связывают не только с невозможностью удержать город, — монотонно чеканил приемник, чуть хрипя от помех, — но и с рисками катастрофических потерь в случае повторения атаки. Напоминаем, что сегодня в три часа до полудня по Гринвичу по Варшаве был нанесен удар неизвестным оружием, за которым уже успело закрепиться название “луча смерти”. Изначально энергию неизвестного происхождения связывали с магией Одаренных, но все до единого аристократы Европы полностью отрицают свою причастность к событиям прошедшей ночи. На данный момент британские военные эксперты считают наиболее вероятным искусственное происхождение “луча смерти”, обрушившегося на Варшаву.

Я подскочил, чтобы добавить звука, но Хельга опередила меня: она буквально выпорхнула из кресла и крутанула ручку громкости так, что треск помех тут же загрохотал по ушам пулеметной очередью. Впрочем, никто из нас и не подумал исправить: мы так и сидели, щека к щеке, будто на плетеном столике перед нами стоял алтарь неведомого божества, а не самый обычный радиоприемник на батарейках.

— Также экспертами обнаружен еще один косвенный признак: массовые отключения электроэнергии на центральной территории германского Рейха сроком от нескольких минут до примерно получаса. Наш источник при дворе короля Георга убежден, что работа “лучей смерти” требует колоссальной мощности. Но в то время, как военные рассуждают о новом секретном оружии, способном изменить ход войны, — продолжил диктор. — широкую общественность как в Европе, так и в Соединенных Штатах куда больше тревожат возможные последствия и ответный ход российского императора Павла. На данный момент американский Конгресс считает наиболее вероятным вмешательство глав Одаренных родов, а также вовлечение в войну союзных государств с обеих сторон. Так или иначе, подобное едва ли останется без ответа: “лучом смерти” за несколько минут были уничтожены не только правительственные здания, но и жилые кварталы в историческом центре Варшавы. Счет потерь гражданского населения уже сейчас преодолел отметку в пять тысяч и продолжает…

— Думаю, теперь ты довольна, фрайин.

Я едва не спалил ни в чем не повинный приемник вместе со столом — но все же удержался. Ярость не утихла — просто собралась в тугой комок и осела где-то в груди ледяной глыбой. Видимо, до лучших времен: сейчас драться было попросту не с кем, и все, что мне оставалось — думать.

— Готов поспорить — это та самая игрушка, которая приплыла в Антверпен на “Титании”, — проговорил я. — Ты слышала о подобном?

— Нет! Клянусь богом, Горчаков, я и представления не имела… — Хельга впилась в мою руку похолодевшими пальцами. — Канцлер бы никогда не посмел…

— И все же он посмел, — мрачно усмехнулся я. — Поджарил пять тысяч человек с безопасного расстояния, только чтобы заставить нашу армию покинуть город… Скажи, фрайин — ты до сих пор считаешь, что это мы начали войну?

Хельга не ответила. Выпустила мою руку и рухнула обратно в кресло с таким видом, будто из нее только что вынули половину костей. На мгновение я даже почувствовал то ли сочувствие, то ли жалость…

Которая, впрочем, тут же сменилась мыслями куда более тревожными. В самом деле — впору было радоваться, что первыми на такую подлость пошли немцы… но диктор из радиоприемника не ошибся: ответный удар непременно последует. И даже если Багратион и половина Госсовета будут призывать Павла к благоразумию и осторожности, дед лично соберет пару десятков таких же древних и могучих старцев — и врежет. Без оглядки на потери, сострадание и возможные последствия. Уж кто-кто, а он никогда не боялся испачкать руки в крови и умел не считаться с количеством убитых.

Я до сих пор имел весьма смутные представления об истинных возможностях Одаренных высшего ранга, но почему-то не сомневался, что страшная цифра в пять тысяч смертей уже через несколько дней вполне может показаться не такой уж колоссальной.

Мои невеселые размышления прервали тяжелые шаги на террасе. Капитан Коннери возвращался с чуть ли не двухчасовой аудиенции у генерал-губернатора — и вид при этом имел такой, будто уже знал не только последние новости, но что-то похуже. Он молча уселся напротив, залпом осушил мой бокал — и только потом заговорил.