— Чему быть, тому не миновать, — сказал Балаш.

Конан подавил поднимающуюся злость на фатализм этого народа. Каждый инстинкт его деятельной натуры возражал против этой инертной философии. Но они повидимому зашли в тупик в своем разговоре и он ничего не сказал, а уселся, наблюдая за западными скалами, где висело солнце, огненный шар в остром, ветреном небе.

Балаш, махнув рукой, изменил тему разговора.

— Конан, здесь есть нечто, что я хочу тебе показать. Внизу, в той разрушенной хижине за стеной лежит мертвый человек, каких мы никогда не видели в Кушафе. Даже мертвый, он странный и зловещий. Я думаю, что он совсем не настоящий человек, а демон. Идем.

Он повел их по крутому спуску вниз к лачуге, объясняя по пути:

— Мои воины наткнулись на него, лежащего у подножия утеса, словно он упал или был сброшен с вершины. Я приказал им перенести его сюда, но он умер по дороге, бормоча чтото на чужом языке. Они думали, что это был демон, и у них есть на то основания.

— Много дней пути отсюда на юг, посреди гор таких диких и бесплодных, что даже козлы не могут там обитать, лежит страна, которую мы называем Друджистан.

— Друджистан, — повторил Конан. — Страна демонов, не так ли?

— Да. Злое место черных скал и диких ущелий, избегаемое умными людьми. Оно кажется необитаемым, но ктото там живет — люди или дьяволы. Иногда убивают мужчин, похищают женщин и детей на одиноких тропах, и мы знаем, что это их работа. Мы пытались преследовать призрачные фигуры, двигающиеся в ночи, но каждый раз след обрывался у скалы, сквозь которую может пройти только демон. Иногда мы слышали барабанный бой, разносящийся эхом между гор, или крики дьяволов. Эти звуки леденят человеческое сердце. Старые легенды говорят, что между этих гор тысячи лет тому назад король вампиров Ура построил волшебный город Янаидар и что мертвые призраки Уры и его мерзких подданных до сих пор обитают в этих руинах. В другой легенде говорится, как тысячу лет тому назад глава иллбарских горцев обосновался в этих руинах и начал восстанавливать их, чтобы сделать этот город своим опорным пунктом; но в одну ночь он и его последователи исчезли, и никто их больше никогда не видел.

Они достигли разрушенной хижины и Балаш открыл покосившуюся дверь. Спустя мгновение пятеро мужчин склонились над фигурой, развалившейся на грязном полу.

Это была фигура чужестранная и нелепая: приземистый мужчина с широкими, квадратными, плоскими чертами лица, цвета темной меди, и с узкими косыми глазами — без сомнения сын Кхитая. Черные волосы в засохшей крови на затылке и неестественная поза его тела говорили о том, что он переломал себе все кости.

— Разве он не выглядит как дух дьявола? — спросил Балаш.

— Был ли он магом при жизни или нет, но он никакой не демон, — ответил Конан. — Он кхитаец, из страны далеко на восток от Гиркании, за горами, пустынями и джунглями, такой огромной, что в ней может потеряться дюжина Иранистанов. Я проезжал через эти земли, когда служил солдатом у туранского короля. Но что это парень делает здесь, я не могу сказать…

Неожиданно его голубые глаза загорелись и он сорвал заляпанную кровью тунику с короткого и толстого горла. Взору представилась заляпанная шерстяная рубашка, и Тубал, заглянув через плечо Конана, резко вскрикнул. На рубашке, нитками темнокрасного цвета, которые при беглом взгляде можно было спутать с кровавым пятном, была вышита удивительная эмблема: человеческий кулак, обхватывающий рукоятку, из которой выходил нож с волнистым лезвием.

— Огненный нож! — прошептал Балаш, отшатнувшись от этого символа смерти и разрушения.

Все смотрели на Конана, который разглядывал зловещую эмблему, пытаясь уловить смутные ассоциации, которые он вызывала — тусклые воспоминания о древнем, мрачном культе, который использовал этот символ. Наконец он сказал Хаттусасу:

— Когда я был разбойником в Заморе, я слышал слухи о культе, люди которого называли себя езмитами, которые использовали этот символ. Ты замориец; что ты знаешь об этом?

Хаттусас пожал плечами.

— Есть много культов, уходящих корнями к началу времен, к дням до Катаклизма. Управители часто думали, что они навсегда покончили с ними, но те опять возвращались к жизни. К ним принадлежат и Прячущиеся, или Дети Езма, но больше я ничего не могу тебе сказать. Я никогда не интересовался подобными вещами.

Конан спросил Балаша:

— Ты можешь провести меня туда, где вы нашли этого человека?

— Да. Но это дурное место, в ущелье Призраков, у границ Друджистана, и…

— Хорошо. Тогда всем ложиться спать. Мы отправляемся на рассвете.

— В Аншан? — спросил Балаш.

— Нет. В Друджистан.

— Так ты думаешь?..

— Я ничего не думаю… пока.

— Эскадрон поедет с нами? — спросил Тубал. — Лошади плохо выглядят.

— Нет. Пусть люди и лошади отдыхают. Со мной пойдут ты и Хаттусас вместе с одним из кушафцев Балаша в качестве проводника. Кодрус будет командовать в мое отсутствие, и если будут какиенибудь проблемы изза того, что мои псы начнут приставать к кушафским женщинам, скажи ему, чтобы он расколотил их головы.

Сумерки покрыли изрезанный горизонт, когда проводник Конана остановился. Впереди пересеченная местность была разрезана глубоким каньоном. За каньоном поднимался неприступной стеной массив черных скал и хмурых утесов, дикий, колдовской хаос разбитого, черного камня.

— Здесь начинается Друджистан, — сказал кушафец. — За этим ущельем, ущельем Призраков, начинается страна ужаса и смерти. Дальше я не пойду.

Конан кивнул, его глаза рассматривали тропу, которая петляла вниз по неровному склону в каньон. Это был слабый остаток от древней дороги, по которой они двигались много миль, но выглядел он так, будто в последнее время им часто пользовались.

Конан осмотрелся по сторонам. С ним были Тубал, Хаттусас, проводник — и Нанайя. Она настояла на своей поездке, потому что, по ее словам, она боялась расстаться с Конаном и остаться между этих диких чужестранцев, речь которых она не понимала. Она доказала, что может быть хорошим попутчиком, выносливым и безропотным, несмотря на изменчивый и вспыльчивый нрав.

Кушафец сказал:

— Как вы видите, тропа хорошо протоптана. Демоны этих черных гор по ней приходят и уходят. Но люди, которые идут по ней, не возвращаются.

Тубал усмехнулся.

— Зачем демонам нужна тропа? Они ведь летают на крыльях, как летучие мыши!

— Когда они принимают форму людей, они ходят как люди, — ответил кушафец. Он указал на выступающий край, который огибала тропа. — У подножия этого склона мы нашли человека, которого вы называете кхитайцем. Без сомнения, его братья демоны поссорились с ним и сбросили его вниз.

— Без сомнения, он споткнулся и упал, — проворчал Конан. — Кхитайцы живут в пустыне и не привыкли карабкаться по горам, их ноги кривые и слабые от постоянной жизни в седле. Такой легко мог споткнуться на узкой тропе.

— Возможно, если он был человеком, — сказал кушафец. — Но… Асура!

Все, кроме Конана подпрыгнули, а кушафец схватил свой лук, дико осматриваясь по сторонам. Над скалами с юга пронесся непередаваемый звук — резкий, неприятный крик, который раздался гдето в горах.

— Голос демонов! — крикнул кушафец, так натягивая свои поводья, что его лошадь заржала и встала на дыбы. — Во имя Асуры, давайте уйдем! Оставаться здесь — это безумство!

— Возвращайся назад в свою деревню, если ты боишься, — сказал Конан.

— Я иду туда.

На самом деле, этот неестественный звук вызвал и у него покалывание в затылке, но он не хотел этого показывать перед своими спутниками.

— Без своих людей? Это безумство! По крайней мере, пошли когонибудь за своими воинами.

Глаза Конана сощурились, как у охотящегося волка.

— Не в этот раз. Для осмотра и разведки — чем меньше, тем лучше. Я думаю, нужно осмотреть эту землю демонов; я могу использовать эту горную крепость. — Он обратился к Нанайе: — А тебе, девочка, лучше вернуться.