— На кого ты охотишься ночью, Яр Афзал? — спросил Конан здоровяка, который ухмыльнулся, как бородатый призрак.

— Кто знает, что может попасться в темноте? Мы, вазулы, ночные птицы. А как твои дела, Конан?

— У меня пленница, — ответил киммериец и, отодвинувшись в сторону, открыл съежившуюся Жасмину. Протянув длинную руку, он вытащил ее, дрожащую, из ущелья.

Жасмина потеряла свою прежнюю величавую осанку. С опаской поглядывая на бородатые лица людей, собравшихся вокруг, она чувствовала чтото вроде благодарности к человеку, который обнимал ее жестом властелина. Ктото поднес поближе факел. Раздалось шумное сопение, потому что при виде девушки у горцев перехватило дух.

— Это моя пленница, — предостерег Конан, многозначительно поглядывая на лежащего здесь же за кругом света человека, которого он убил. — Я ехал с ней в Афгулистан, но вы убили моего коня, а за мной — кшатрийская погоня.

— Поехали с нами в деревню, — предложил Яр Афзал. — В ущелье спрятаны кони. В темноте нас никто не выследит. Говоришь, погоня недалеко?

— Так близко, что уже слышен стук копыт по камням, — угрюмо ответил Конан.

Вазулы не стали терять времени, тут же погасили факел, и оборванные фигуры утонули во мраке. Конан схватил Дэви на руки. Она не сопротивлялась. Острые камни ранили ее изнеженные ноги, на которых были только мягкие туфельки. Она чувствовала себя слабой и беззащитной в этой грубой, первобытной тьме, среди огромных горных вершин.

Почувствовав, что она дрожит под порывами холодного ветра из ущелий, Конан сорвал с плеча истрепанный плащ и завернул в него девушку. Одновременно он предостерегающе прошипел ей на ухо, чтобы она молчала. По правде говоря, она не слышала тихого стука копыт, который уловило чуткое ухо горца, но была слишком испугана, чтобы не подчиниться.

Она не видела ничего, кроме нескольких затуманенных звездочек высоко вверху, но по сгущающейся темноте поняла, что они очутились в тесной балке. Вокруг них происходило движение, это нервно шарахались кони. После короткого обмена мнениями Конан оседлал коня воина, которого убил, подняв девушку в седло перед собой. Тихо, как призраки, если не считать стука копыт, отряд выехал из ущелья. Мертвый конь и убитый горец остались на дороге позади. Полчаса спустя их нашли всадники из крепости. Они признали в убитом вазула и сделали соответствующие выводы.

Прижавшись к груди своего похитителя, Жасмина вопреки своему желанию начала дремать. Несмотря на неровность дороги, которая то поднималась в гору, то спускалась в низину, у езды верхом был определенный ритм, который в сочетании с усталостью и потрясением от избытка событий усыплял ее. Жасмина совсем потеряла ощущение времени и пути. Они ехали в полной темноте, в которой время от времени она замечала контуры скальных стен, возносящихся вверх, словно черные бастионы или огромные валы, почти достигающие звезд. Время от времени она ощущала пустоту зияющей внизу пропасти, и ее пробирали холодные дуновения ветра, веющего среди недосягаемых вершин. Постепенно все окутала мягкая сонная мгла, в которой и стук копыт, и скрип седел казались невнятными звуками сновидений.

Жасмина с трудом поняла, что ктото снимает ее с коня и вносит по ступенькам. Потом ее положили на чтото мягкое и шелестящее, подложили под голову чтото похожее на свернутый плащ, и заботливо накрыли плащом, в который перед этим ее заворачивал Конан. Она услышала смех Яр Афзала.

— Это редкая добыча, Конан. Женщина, достойная вождя афгулов.

— Мне она ни к чему, — проворчал Конан в ответ. — За эту девку я куплю жизни моих семерых вождей, черт бы их побрал!

Это было последнее, что она слышала перед тем, как погрузиться в сон без сновидений.

Она спала, а вооруженные всадники тем временем прочесывали погруженные во тьму горы и решали судьбы королевства. Этой ночью мрачные ущелья и овраги наполнились звоном подков мчащихся коней, свет звезд отражался на шлемах и кривых саблях, а неведомые духи вершин выглядывали изза скал, не понимая, что происходит.

Отряд таких призрачных фигур на исхудавших конях притаился в непроглядной тьме оврага, ожидая, пока вдали стихнет топот копыт. Их предводитель, хорошо сложенный мужчина в шлеме и плаще, расшитом золотом, предостерегающе поднял вверх ладонь и держал ее так, пока всадники не проехали мимо. Потом он тихо засмеялся.

— Наверное, они потеряли след! Или обнаружили, что Конан уже добрался до одной из афгульских деревень. Понадобится много всадников, что выкурить эту лису из норы. На рассвете через Зхабар пойдут конные отряды.

— Если в горах будет сражение, будет и добыча, — пробормотал ктото позади него на наречии иракзаев.

— Добыча будет, — ответил человек в шлеме. — Но сперва мы должны добраться в долину Гураша и дождаться всадников, которые будут скакать на юг со стороны Секундерама до рассвета.

Он взялся за поводья и выехал из ущелья, а его люди следовали за ним

— тридцать оборванных призраков в свете звезд.

Солнце уже давно встало, когда Жасмина проснулась. Она не стала удивленно оглядываться, пытаясь сообразить, где находится. Жасмина проснулась, отчетливо помня все, что произошло. Ее стройное тело все еще болело от долгой езды верхом, и она до сих пор чувствовала прикосновение сильных рук мужчины, который увез ее так далеко.

Она лежала на овечьей шкуре, прикрывающей ложе из листьев, брошенных на хорошо утоптанный глиняный пол. Под головой у не был свернутый тулуп, а одеялом служил потрепанный плащ. Она находилась в огромном помещении с неровными, но толстыми стенами из неотесанных валунов, скрепленных между собой высушенной на солнце болотной грязью. Могучие балки поддерживали такой же крепкий потолок, в котором она заметила прикрытый крышкой лаз. В

толстых стенах не было окон, только узкие бойницы. Была также и дверь — огромная плита из бронзы, несомненно украденная с какойнибудь вендианской сторожевой башни. Напротив двери виднелся широкий грот, отделенный от комнаты крепкой деревянной решеткой. За ним Жасмина увидела прекрасного черного скакуна, жующего сено. Дом служил одновременно крепостью, жильем и конюшней.

В другом конце комнаты девушка в кафтане и мешковатых горских штанишках сидела на корточках у небольшого костра, жаря полоски мяса на железной решетке, лежащей на камнях по обе стороны костра. Над костром в потолке находилось закопченное отверстие, через которое выходила часть дыма. Остальной дым голубоватыми прядями расползался по комнате.

Горянка через плечо бросила взгляд на Жасмину, показывая лицо со смелыми, красивыми чертами, потом вернулась к своему занятию. Снаружи слышались мужские голоса, и через минуту в дом вошел Конан, отворив дверь ударом ноги. Утренний свет осветил его могучую фигуру, и Жасмина заметила еще несколько деталей, которые она не могла заметить ночью. Его одежда была чистой и неизношенной. Широкого бахарийского пояса, за которым торчал кинжал в богато украшенных ножнах, не постыдился бы и князь, а сквозь расстегнутую рубашку виднелась сталь туранской кольчуги.

— Твоя пленница проснулась, Конан, — сказала вазулка.

Киммериец чтото буркнул под нос, подошел к огню и сгреб полоски баранины на каменную тарелку. Сидевшая на корточках у огня горянка улыбнулась ему и отпустила какуюто шутку, на что он ощерил зубы и, зацепив ногой, опрокинул девушку на землю. Походе, что эти незамысловатые шутки доставляли вазулке удовольствие, но Конан уже не обращал на нее внимания. Достав откудато огромную краюху хлеба и медный жбан с вином, отнес все Жасмине, которая поднялась на ложе, с изумлением глядя на него.

— Это не очень подходящий харч для Дэви, моя милая, но лучшего у нас нет, — буркнул он. — По крайней мере, это наполнит твой желудок.

Он поставил миску на землю, и вдруг Дэви ощутила, что страшно голодна. Без лишних слов она скрестив ноги уселась на полу и, поставив миску себе на колени, начала есть пальцами, которые отныне должны были заменить ей столовые приборы. Между прочим, способность приспосабливаться