Запаса стрел должно было хватить еще на час-другой. Даже при самом удачном стечении обстоятельств аквилонцы могли продержаться разве что до вечера.

И тут генерал увидел нечто странное. Стигийская армада, неистово кружившая вокруг лагеря, неожиданно стала отходить, — всадники поскакали в направлении Черного Сфинкса. Не прошло и получаса, как стигийское воинство скрылось за барханами.

Паллантид тут же послал вслед за ними известного своей проворностью воина. Тот взобрался на высокий бархан, стоявший поодаль, и вскоре уже был в лагере.

— Нет, генерал, — возвращаться они пока не думают. Все их воинство собралось у этой отвратительной статуи. Они слушают своих полководцев. Но, похоже, долго отдыхать нам не придется, — если я не ошибся, среди них появились всадники, одетые в черную броню.

Паллантид обернулся на свое воинство. Люди завтракали как ни в чем не бывало.

— Возможно, мы и отобьем первую их атаку, — тихо сказал Паллантид Сенвульфу и Амрику. — Но я нисколько не сомневаюсь в том, что за первой атакой последует и вторая. На передний край обороны мы должны выставить рыцарей, одетых в латы...

Генерал вдруг почувствовал всю безнадежность их теперешнего положения. Спасти их могло разве что чудо...

И куда же запропастился Конан?

12. Пиршество черного зверя

Каменная дверь со скрипом отворилась. На пороге показался огромный Конан, державший в руках факел. За ним стояли принц Конн, граф Тросеро и друид Дивиатрикс, сжимавший в кулаке Сердце Ахримана.

Свет звезд начинал меркнуть. Люди стояли в узком проходе меж лапами каменного чудища, каждая из которых была высотой в два человеческих роста. Перед ними расстилалась пустыня, кое-где поросшая чахлыми кустиками верблюжьей колючки.

Впереди не было видно никого и ничего, однако с другой стороны — откуда-то из-за каменной лапы — слышались поскрипывание седел, бряцание оружия, пофыркивание верблюдов и человеческие голоса. Громче всех звучал голос стигийского генерала, призывавшего своих воинов не щадить врага, осквернившего своим появленьем святые земли Стигии. Голос его отражался эхом от каменной громады.

Приложив ладонь к уху, Конан прислушался, — из подземелья послышались тяжелые шаги гиеноголового чудовища.

— Оно идет за нами, — прошептал он. — Вперед нам тоже идти нельзя, — похоже, Тот-Амон собрал здесь всю свою армию. Если мы попытаемся бежать, они тут же заметят нас...

Земля стала подрагивать. Где-то за Черным Сфинксом запели трубы и забили барабаны. Стигийское воинство пришло в движение.

Конан затушил факел и жестом пригласил спутников следовать за ним. Едва люди вышли из каменного коридора, как в темном проеме появилась чудовищная гиена. Остановившись на пороге, зверь стал принюхиваться.

— Смотрите, — там овражек! — прошептал Конан, указывая вперед. — Бежим!

Они метнулись в сторону и, скатившись на дно неглубокого овражка, залегли, боясь пошевелиться. Чудовище медленно пошло вслед за ними. И в тот же миг из-за левой лапы каменного истукана выехали передовые колонны стигийцев. Чудище стояло в нескольких метрах от них.

Ночь наполнилась криками, полными ужаса. Град стрел и копий полетел в черного зверя.

Чудовище заревело и бросилось на стигийцев. Оно давило людей своими страшными лапами и рвало в клочья их коней и верблюдов, справляя свой ужасный пир. Кони, обезумев, сбрасывали с себя седоков, которые тут же оказывались в пасти черного зверя. Генерал попытался было остановить своих объятых паникой людей, но те уже не слышали его, — армия стигийцев пустилась в бегство-Черный зверь носился по полю, давя людей сотнями. Он все убивал, и убивал, и убивал...

Едва над горизонтом показалось солнце, чудище поспешило в свое подземное логово. Каменная дверь с глухим стуком закрылась.

Конан и его спутники, все это время лежавшие на дне овражка, направились к лагерю. Аквилонцы, приготовившиеся к последнему бою, встретили их радостными криками.

Часть имущества сгорела во время ночного пожара. От стрел стигийцев погибло несколько десятков воинов. Раненых же было куда больше.

Конан и Паллантид приказали своим воинам изловить коней и верблюдов, бродивших вокруг лагеря, и собрать брошенный стигийцами скарб. Армия готовилась к новому походу.

Белый Друид, так и не выпускавший из рук Сердце Ахримана, занялся исследованием духовного плана. Очнувшись от транса, он сообщил Конану, что Тот-Амон покинул Нептху и направился на юго-восток, в таинственное царство Зимбабве.

Армия была готова к выступлению. Рыцарские латы были заменены на легкие кольчуги, не обременявшие низкорослых стигийских лошадок своим весом. Части воинов пришлось пересесть на верблюдов.

Конан тоже сел на верблюда, обхватив его передний горб ногами.

— Еще бы я не знал, как это делается! — довольно посмеивался он. — Кто как не я командовал кочевниками Зуагира! Если с верблюдом обходиться по-доброму, он и коня переплюнет.

Прищурившись, он посмотрел на затянутый белесой дымкой горизонт. Сидевший в своей повозке Дивиатрикс блаженно улыбался. Он вновь был пьян.

— И все же Владыки Света нас не оставили, король! — громко воскликнул друид и, повернувшись к Конну, ехавшему на стигийском пони, попросил у него меч.

Конн передал Дивиатриксу свой клинок, и тот указательным пальцем правой руки начертал на нем несколько рун, чудесным образом запечатлевшихся на его булатной стали.

— Что это? — изумился Конн, взяв меч в свои руки.

Дивиатрикс хитро заулыбался.

— Ничего не спрашивай, мальчик. С тебя достаточно будет и того, что прошлой ночью мне посоветовали это сделать. Мне было сказано, что руны эти тебе помогут. Ну а теперь, позвольте мне откланяться!

К Конану подъехал его боевой генерал Паллантид.

— Армия готова к маршу, Ваше Величество! — доложил он.

— Чего же ты ждешь? Давай команду к выступлению!

— Позвольте узнать, — куда же мы теперь направляемся? — ехидно осведомился Тросеро.

Конан широко улыбнулся, блеснув белоснежными зубами.

— В Зимбабве, — куда же еще?! Если понадобится, то мы отправимся и на край света! Над пустыней запели трубы.

Киммерия

Я помню шкуру мокрую лесов
На ребрах гор, угрюмых и безмолвных.
Я помню вечный полог серых туч,
Дождей безмолвный плач с утра до ночи
И ветра стон неслышный средь теснин.
Сюда не пробивался солнца луч,
В те сумерки с рассвета до заката.
Был мрак ночной, но не было луны,
И звезды не мерцали сквозь туманы.
Там голос глох, и застывал там звук.
Ручьи журчали еле в хмурых чащах,
И листья перешептывались тихо
Средь мрачного молчания лесов.
Все монотонно, все однообразно.
За лесом – лес, за склоном – новый склон,
А за хребтом – другой. И дальше – то же.
Унылый мир. Коль смог бы взобраться
На голую вершину, пред тобой
Открылись бы опять за склоном – склон,
За лесом – лес, как братья-близнецы.
Суровый край. Казалось, будто всем
Ветрам, и снам, и тучам, что бежали
От гнева солнца, - всем он дал приют
В своих глухих и непролазных дебрях.
Мир древних гор… И называлась эта
Земля, что не видала света дня,
Киммерией, Страной Извечной Тени.
Слизало время с лика мира все.
Забыл я даже, как тогда я звался.
Топор кремневый, верное копье,
Охоты, войны – только сны. Я помню
Одни лишь бесконечные леса
Да туши туч на сумрачных вершинах.
Как тяжела ты, призрачная память
Киммерии, Страны Извечной Тени!