Внезапно его взгляду открылся океан. Все прыгало у Конана перед глазами. Он увидел «Негодяя», корабль был в порядке. Пираты как попало попрыгали в лодки. Санча упала на дно и беспомощно лежала там, не в силах подняться. Конан, хотя в ушах его шумела кровь, а перед глазами стоял красный туман, схватился за весло вместе с задыхающимися моряками.

Сердца были готовы выпрыгнуть у них из груди от изнеможения. Они отчаянно гребли на корабль. Зеленая река показалась изза деревьев. Деревья на ее пути падали, как подрубленные. Они погружались в жидкость цвета нефрита и исчезали. Поток выплеснулся на песчаный берег, устремился в океан, и зелень океанских вод приобрела более глубокий и зловещий зеленый оттенок.

Нерассуждающий, инстинктивный страх завладел пиратами. Они напрягали свои измученные тела и затуманенные рассудки, выжимая из них последние силы. Они не знали, что из себя представляет то, чего они боятся, но они чувствовали в этой отвратительной зеленой струе опасность для тела и души. Зато Конан в точности знал, чем грозит зеленая река. Он видел, как она разрезает волны и преследует их, не меняя формы и курса, и он призвал последние силы, которые были у него в запасе. Он греб так яростно, что весло сломалось у него в руках.

Но тут лодки уткнулись в борт «Негодяя», и матросы полезли вверх по снастям, бросив лодки на произвол судьбы. Санчу внес на борт корабля Конан на своем широком плече. Девушка свисала, как труп. Барашец без церемоний сбросил ее на палубу и взялся за руль, выкрикивая приказания своим жалким остаткам команды.

Все это время он командовал ими, и все инстинктивно подчинялись ему. Они пошатывались как пьяные и механически возились со снастями и такелажем. Якорная цепь, не выбранная на палубу, хлопала по воде. Паруса развернулись и наполнились ветром. «Негодяй» дрогнул, встряхнулся и величественно повернул в море. Конан взглянул в сторону берега. Словно язык изумрудного пламени, зеленая лента тщетно лизала воду на расстоянии длины весла от киля «Негодяя». Она больше не приближалась. Конан перевел взгляд с застывшего зеленого потока на белый песчаный берег, затем на холмы, которые терялись в голубой дымке расстояния.

К барашцу вернулась уверенность в себе. Он ухмыльнулся тяжело дышащей команде. Санча стояла рядом с ним, истерические слезы бежали у нее по щекам. Шаровары Конана были изодраны в клочья и пропитаны кровью, пояс и ножны пропали. Лезвие меча, который он воткнул в палубу перед собой, было покрыто пятнами крови. От крови слиплась его грива черных волос, и одно ухо было разорвано. Руки, ноги, грудь и плечи пирата были изодраны, как будто он дрался с пантерами. Но он ухмылялся, прочно упираясь в палубу мощными ногами и поворачивая руль, радуясь избытку могучих сил.

— Что теперь? — нерешительно пробормотала девушка.

— Пиратство на морях! — расхохотался он. — Команда ничтожеств, и те изодраны в клочья, но они вполне способны управиться с кораблем, а в любом порту мы найдем новых матросов. Иди сюда, девочка, и поцелуй меня!

— Поцеловать? — истерически воскликнула она. — Ты можешь в такой момент думать о поцелуях?

Его смех прозвучал громче хлопанья парусов. Он подхватил девушку с палубы одной могучей рукой, привлек ее к себе и со вкусом поцеловал в яркие губы.

— Я думаю о Жизни! — взревел он. — Мертвые мертвы, а что было — то прошло. У меня есть корабль, и команда бойцов, и девушка с губами как вино

— а больше мне ничего и не нужно. Залижите ваши раны, драчуны, и давайте выпьем эля! Вам придется поработать на этом корабле так, как вы никогда не работали до сих пор. Танцуйте, пейте, черт вас побери, и веселей беритесь за дело. Ко всем чертям пустые моря! Мы направляемся в моря, где порты богаты, а торговые корабли битком набиты добычей!

Король Вендии умирал. В горячей душной ночи рокочущим звоном раздавались звуки храмовых гонгов и натужно ревели раковины. Только слабый отзвук доносился в комнату с золотым сводом, где среди бархатных подушек разметался на ложе Бунда Чанд. Капли пота выступили на смуглой коже короля, пальцы впились в златотканое покрывало ложа. Он был молод, король Вендии, но не копье поразило его, не яд, всыпанный в вино. А виски его уже вздулись синими узлами вен, глаза потускнели в предчувствии неминуемой близкой смерти.

У ложа на коленях стояли трепещущие наложницы, но ближе всех к изголовью была сестра короля Дэви, Дэви Жасмина. С глубокой печалью смотрела она на брата, а рядом тревожно замер вазам, достигший при дворе наивысших почестей, доживший здесь до почтенной старости.

Когда гул барабанов снова достиг ее ушей, Жасмина гневно вскинула голову.

— Проклятые жрецы со всей своей мышиной возней! — воскликнула она с ненавистью и отчаянием. — Они так же беспомощны, как и все остальные! Король умирает, и никто во всем городе не знает, отчего. Он умирает, а я стою здесь, совершенно беспомощная, я, готовая сжечь весь город и отдать тысячу жизней за то, чтобы спасти его!

— Нет в Айодхье человека, который бы не отдал жизнь свою за короля, если бы смог, о Дэви, — медленно проговорил вазам. — Но этот яд…

— Говорю тебе, это не яд! — крикнула Жасмина. — Я коечто понимаю в ядах; это — не яд! С младенчества Чанда охраняли так, что самые ловкие отравители Востока не могли до него добраться. О тех, кто пробовал это сделать, красноречивей всего говорят пять черепов, белеющих под солнцем и ветром на башне Бумажных Змеев! Десять мужчин и десять женщин живут во дворце лишь для того, чтобы пробовать каждый кусок пищи, каждый глоток вина перед тем, как предложить его королю. Пятьдесят стражей днем и ночью охраняют его покои, и ты сам все это прекрасно знаешь. Нет, вазам, это не яд. Ужасное колдовство, зловещее проклятие…

Дэви не договорила. Король шевельнулся. И затем раздался голос. Посиневшие губы Бунды Чанда даже не дрогнули, в остекленевших глазах не появилось даже проблеска сознания, но голос его звучал, тихий и страшный, словно взывающий из бездонной пропасти, где гуляют бешеные вихри, словно невнятный крик, долетевший из неслыханных далей.

— Жасмина! Жасмина! Где ты, сестра? Я не могу найти тебя! Всюду лишь тьма и воющий ветер!

— Брат! — крикнула Жасмина, сжимая его бессильную руку. — Я здесь, я рядом с тобой! Ты не узнаешь меня? Ты меня не видишь?

Но увидев мертвенную бледность, разлившуюся по лицу короля, его безразличные глаза, почувствовав неподвижность его тела, она замерла. И только невнятный, глухой стон слетел с губ Бунды Чанда в ответ.

Наложницы у ног короля завыли от горя и ужаса. Дэви Жасмина с яростью рванула на себе платье.

А в другом конце города какойто человек смотрел сквозь ажурную решетку балкона на улицу. Огонь коптящих факелов тускло освещал темные лица, обращенные к небу, отражался в сверкающих глазах. Тысячи людей причитали, молились и плакали в отчаянии.

Человек пожал плечами и возвратился в комнату с расписными стенами. Он был высок, строен и хорошо одет.

— Король еще жив, но, кажется, его уже решили отпевать, — иронично сказал он второму человеку, что, скрестив ноги, сидел на циновке в углу комнаты. Его собеседник был одет в простую хламиду из коричневой верблюжьей шерсти, на ногах его были запыленные сандалии, на голове — зеленый тюрбан. Но на говорящего он поглядел с видимым равнодушием.