И, наконец, словно жилище богов, над ними поднялись Поинтанские горы, и река, огибая их обветренные склоны, гневно забилась шапками пены на острых крутых порогах.

Конан внимательно оглядел линию берега и налег на руль, направив лодку к входящему в воду узкому мысу, вокруг которого удивительно ровным природным полукругом нависали нагромождения скал.

- Как эти лодки минуют такие водопады, что бурлят впереди, мне что-то не понятно, - буркнул он. - Хотя Хадрат и утверждал, что в этом нет ничего особенного... Но нам дальше и не надо: он обещал, что здесь нас будут встречать... а я никого не вижу. И вообще не понятно, как весть о нашем прибытии может нас самих опередить.

Нос лодки уткнулся в низкий берег, и Конан привязал его к выступающей из воды коряге, после чего спрыгнул в воду и стал смывать с себя искусственный загар - бронзовую краску. Умывшись, он облачился в предоставленную ему Хадратом кольчугу аквилонского образца и взял свой меч. Пока он одевался, Альбиона заметила на берегу какое-то движение и сделала предостерегающее восклицание. Уже снарядившийся Конан повернул голову в указанную сторону и положил ладонь на рукоять меча, заметив стоящую под деревьями неподалеку от них фигуру в черном плаще, рядом с которой стояли белый скакун и гнедой боевой жеребец, нетерпеливо поводящие ушами.

- Кто ты? - спросил король.

Незнакомец ответил низким поклоном.

- Служитель Асуры. Пришел приказ. Я выполнил.

- Как это - "пришел"? - попытался было разузнать Конан, но собеседник лишь вновь поклонился.

- Я прибыл, чтобы проводить вас до первой поинтанской заставы.

- Мне не нужен проводник, - ответил киммериец. - Я сам хорошо знаю эти горы. Мы благодарны тебе за лошадей, но дальше поедем с княжной вдвоем.

Склонившись еще в одном поклоне, человек в черном передал ему уздечки, а сам вошел в лодку и, отвязав ее, вместе с потоком унесся к бушующим, невидимым отсюда порогам. Задумчиво покачав головой, Конан усадил Альбиону в седло белого скакуна, а потом сам сел в седло и направился в сторону гор, поднимающихся в небо, как пики башен.

Эти земли теперь были пограничьем, где бароны вновь вернулись к феодальному укладу и куда беспрепятственно проходили толпы беженцев из центральных районов Аквилонии. Поинтан не был официально отделен от Аквилонии, однако все здесь свидетельствовало о достаточной автономности. Управлял им свой собственный наместник Троцеро, не признавший власти Валерия, который, кстати сказать, пока не пытался захватить эти места, над которыми гордо и вызывающе развевались поинтанские стяги с леопардом.

Стоял теплый вечер, и король со своей прекрасной спутницей поднимался все выше, обозревая раскинувшийся перед ними огромным разноцветным ковром край, с блестящими лентами рек и зеркалами озер, золотом бескрайних полей и белыми башенками замков. Далеко в вышине, у горного перевала, они разглядели первую поинтанскую крепость - мощное сооружение, стерегущее дорогу через перевал, и вьющийся над нею штандарт на фоне чистого неба.

Как только они приблизились к ней, из-за деревьев выехал навстречу им отряд рыцарей, командир которого суровым голосом окликнул путников. Поинтанцы были высокими воинами с темными глазами и черными волнистыми волосами, как и большинство жителей юга.

- Остановитесь, господа, и дайте ответ: откуда и зачем вы едете в Поинтан?

- Разве Поинтан поднял мятеж, - резко отозвался Конан, внимательно вглядываясь в говорившего, - что человека в аквилонской броне задерживают и допрашивают, как чужеземца?

- Слишком много недругов едет сюда из Аквилонии в последнее время, холодно ответил рыцарь. - А что касается мятежа, если иметь в виду свержение узурпатора, то Поинтан действительно взбунтовался. Лучше служить памяти мертвого героя, чем живого пса!

При этих словах Конан сорвал свой шлем, откинул назад пышные волосы и в упор взглянул в глаза говорившему. С минуту тот ошеломленно молчал, а потом залился румянцем.

- О, великие небеса! - выдохнул он. - Это же наш король!.. Живой король!

Замешательство остальных воинов сменилось дикими криками радости. Они стали прыгать вокруг короля, издавая воинственные крики и в наивысшем возбуждении размахивая мечами. Радость поинтанских рыцарей могла человека, слабого духом, попросту испугать.

- Троцеро расплачется от радости, когда увидит тебя, наш господин! - орал один.

- Да и Просперо вместе с ним! - вопил второй. - А то он, говорят, погрузился в меланхолию и все проклинает себя за то, что вовремя не поспел к Валке, чтобы умереть вместе со своим королем!

- Уж теперь-то мы вернем королевство! - драл горло третий. - Слава Конану, властителю Поинтана!

И его меч описывал над головой светящийся круг.

Звон стали и шум громких голосов переполошили птиц, разноцветной тучей разлетевшихся в разные стороны. Горячая южная кровь бурлила в жилах радостных поинтанцев, с восторгом ожидавших теперь того, что вернувшийся владыка тотчас поведет их в бой.

- Пускай один из нас, - кричали они, - поедет вперед и принесет в Поинтан весть о твоем возвращении! Над каждой башней будут развеваться флаги, дорога перед копытами твоего коня будет усыпана розами, и все, что есть здесь красивого и прекрасного, будет твоим...

Конан отрицательно покачал головой.

- Да кто же может сомневаться в вашей преданности!? Но только разные ветры веют с этих гор в сторону моих недругов, и будет лучше, если они не узнают, что я жив... по крайней мере, пока. Проводите меня к Троцеро и сохраните в тайне от остальных, кто я такой.

Добрая весть, из которой рыцари могли с радостью устроить праздничное шествие, теперь выглядела как тайное бегство. Они поспешно ехали вперед, ни с кем не разговаривая, перекидываясь только парой слов с начальниками придорожных сторожевых постов, а сам Конан ехал с опущенным забралом.

Горы на этих высотах не были заселены - по дороге им встречались лишь аквилонские беженцы да охраняющие перевал войска. Часто проводившие в военных походах время поинтанцы не имели ни желания, ни потребности в добывании скудного куска хлеба из этой каменистой земли - к югу от горной гряды лежал бескрайний простор богатых и прекрасных равнин, простирающихся до самой реки Алиман, по которой Поинтан граничил с Зингаром.

Даже сейчас, когда от дыхания приближающейся зимы на равнинах центральных областей Аквилонии на деревьях уже желтели и опадали листья, на лугах Поинтана все еще колыхались высокие буйные травы, паслись кони и стада скота, которыми так славился Поинтан. Пальмы и апельсиновые рощи тянулись к ласковым лучам солнца, а темно-пурпурные и золотистые башни замков искрились в его свете. Это был край тепла и достатка, добрых людей и бесстрашных воинов. Твердых духом мужчин рождает не только суровая земля - Поинтан окружали завистливые соседи, и воинское мастерство его солдат совершенствовалось и закалялось в непрестанных войнах. Правда, с севера эти земли ограждали своим щитом высокие горы, зато с юга - лишь река Алиман отделяла их от равнин Зингара, и не одну тысячу раз воды ее окрашивались кровью. На востоке лежал Аргос, еще далее - Офир, королевства гордые и жадные. И рыцари Поинтана удерживали всю эту орду твердой рукой и острым мечом и редко знали покой и отдых.

Наконец впереди показался замок Троцеро...

Сидя в богато обставленной комнате, куда проникало легкое дыхание ласкового ветерка, откинувшись на атласных подушках мягкого дивана, король Аквилонии внимательно наблюдал за Троцеро - жилистым подвижным человеком небольшого роста, с твердыми чертами лица, который сейчас метался по холлу, словно пантера в клетке.

- Позволь провозгласить тебя королем Поинтана, - произнес наместник решительным голосом. - Пускай эти свиньи на севере таскают ярмо, под которое добровольно подставили свои шеи. Юг принадлежит тебе. Живи здесь и правь нами, среди цветов и пальм.

- ...Нет на земле края богаче Поинтана. Но он не сможет защититься в одиночку, как бы ни были сильны и отважны его сыновья.