— Да, какие к лешему на стене уступы, — Вася смотрит на Акиму со всей возможной строгостью, — Чтобы за меня не лез. У тебя Акима главная задача, — себя не покалечить.
Это Вася правильно говорит. Их отделение на втором месте по увечьям и ранениям. И то, потому только, что в одной десятке паренек один расшибся насмерть. Целители прибежали, давай заморозку накладывать, а все уже, заморозка на мертвого не ложится. Так что теперь та неполная десятка на позорном первом. А за второе место «спасибо» Акиму, это он половину всех увечий получил, и все по глупости. То ногу подвернет на ровном месте. То в глаз себе ткнет. Даже Короток, мышонок наш непутевый, и то поосторожнее будет.
Вот кстати и целители наши краснорожие подошли. А их главный, со стриженой бородкой с Вепрем под ручку. Ну, значит сейчас протрубят начало. Поглядывая, как целители деловито выбирают себе под полевой лазарет местечко на пригорочке где посуше и растягивают на жердях ширмы из белых простыней, Макарка поудобней перехватил свое учебное копье без наконечника. Бородатый главврач кивает Вепрю, мол готовы мы. И Вепрь кивает в ответ, потом поворачивается и дает отмашку Грачу. Понеслась!
Вспарывая окружающее пространство как простыню, труба проревела сигнал атаки. Грач шепнул на засвеченную монету и жахнул заклятьем. Сотники проорали приказы, и первая и вторая сотня, нацелившись крючьями штурмовых лестниц, сверкая неестественными янтарными белками глаз, с воплями понеслись к стене. Некоторые прямо на бегу переходили в оборотков. Это зря они, чай у нас не всамделишный штурм, а откатец у них будет ох как жестокий. Впрочем, они наверно не с умыслом это, просто оборотня своего в узде держать еще не умеют.
— Е два — е четыре. Грач стандартно начинает партию, использовав заклинание ярости, — акимина вихрастая башка торчит из-за васиной спины. Спокойно молча стоять он не в силах, а от волнения на него накатывают озарения воспоминаний прошлой жизни, — Для данного заклинания характерно изменение цвета глазного белка на ярко оранжевый цвет.
Никто на эти слова не отвечает. Парни привыкли к акиминым выходкам, да и не до них сейчас. Пусть в «хлупе» своем обсуждает почему у него «едва четыре», а не «едва десять» или сто.
Макарка почувствовал грудью как начала нагреваться висящая на шнурке нательная копейка.
— Е семь — е пять. Вепрь отвечает не менее стандартным заклятием «ни шагу назад», — кто бы еще рот Акиме залепил?
Писарь ротный, умник наш, устроил какой-то «хлуп помнящих», что значит, все, кто помнит прошлую жизнь на Старшей Сестре собираются и про это друг другу рассказывают. Охота им болтать попусту…
Макарка нахмурился от неприятного воспоминания. Все беды от болтовни. Вот и на сходе тогда в деревне, мужики решили, что он на войну из-за девки пошел. Ведь не так все было. Ну, девка, ну ладная. И нравом ровная. Макарка и решил тогда: сделаю предложение. Согласится — женюсь, ну а нет, так все одно кому-то на войну идти надо. А они решили, что из-за девки…
Оголовки штурмовых лестниц забухали по стеновым бревнам так, будто молотками залупили. Полезли родимые. На Васино отделение нацелились сразу две десятки из второй сотни. Одна из лестниц на свою беду прислонилась к стенке прямо под ногами Бобров. Бака с Дукой переглянулись, подсунули под крючья свои копья как ломики, крякнули и свернули лесенку на сторону. Больше всего не повезло тому, кто лез первым, успел набрать хорошую высоту для последующего полета на землю.
А вот другая десятка свою лестницу удачней приставила. Нашелся свободный пятачок. Все ж таки длинновата стена для обороны силами одной сотни. Васька мотнул головой Макарке и бросил сквозь зубы:
— Макарка, займись.
Макарка коротко кивнул, и мягкими быстрыми шагами, обтекая стоящих на его пути бойцов, кинулся к месту прорыва. Там на стену уже успел вскарабкаться крупный парень из вепрей, утвердившись на ногах, он выставил перед собой копье, готовясь встретить Макарку во всеоружии. Тот, понимая, что меряться силой с этим здоровяком затея не в его пользу, не сбавляя скорости, бесстрашно скользнул грудью повдоль острия копья противника, волчком крутанулся ему за спину, обхватил за туловище и, используя накопленную силу разбега, крутанул и вывалил за стену.
Надо сказать, вывалил удачно. Прямо на голову следующего, уже готового последним толчком выкинуть свое тело на кромку стены. Однако вместо этого он, видно, от неожиданности, отпустив лестницу, поднял руки над головой в непроизвольном закрывающем жесте, был сбит своим же товарищем, и оба полетели вниз, сметая на своем пути всю прущую по лестнице десятку.
— Страйк!!! — заорал Акима, — Как в боулинге!
Никто кроме Акимы особой радости в не выразил. Рановато еще для радости… Макарка понимал, что при соотношении сил один против двоих на такой длинной стене долго им не удержаться. Где-то атакующие бойцы уже закреплялись на стене, вытесняя защитников и расширяя место прорыва для лезущих следом. Правда, пока еще особого преимущества нападающие не получили, с одинаковой вероятностью они могли как удержать кусок, так и быть сброшены со стены.
Видя это, Грач засветил очередной пятнадчик и проговорил приказ. На защитников накатила волна подавленности и неуверенности в своих силах. Макарка уже хорошо был знаком с этим заклятием. Поначалу даже руки опускались, настолько оно было действенным, напрочь выгоняя всякую охоту жить и бороться, оставляя лишь черную беспросветную тоску. Нападающие тут же воспользовались полученным преимуществом, и резко расширили завоеванное пространство.
Вепрь не остался в долгу и тут же следом окатил третью сотню «ратным духом». Сотня взбодрилась, уперлась, перестала пятиться и пошла как пружину сдавливать ряд атакующих. Казалось бы, еще немного в том же духе и они скинут нападающих со стены. Но! Грач уже наговаривал свое следующее заклятие…
Хоть Акима и трепло, но в чем-то он прав. Действительно, было похоже будто Вепрь и Грач играют в какую-то игру, делая по очереди свои ходы. А от их мастерства в этой игре зависит ни много ни мало выживание вверенной им роты. Степень их ответственности многократно вырастала из-за того, что это была рота копейщиков, носящих нательник из самой малой монеты — копейки, потому что только так, можно было свести на нет возможность переподчинения со стороны вражеских мог, но это и делало копейщиков полностью зависимыми от могии их атманов, потому что сами они были лишены возможности использовать нифрил в бою.
Сброшенные со стены Бобрами и Макаркой десятки нападавших были отведены их сотником ближе к месту прорыва, и замыкающая десятка третьей сотни на какое-то время была оставлена в покое. Макарка ревниво следил за действиями сражающихся защитников. Ему хотелось кинуться в гущу сражения, но поскольку без приказа покидать своего места он права не имел, ему оставалось только наблюдать.
Он отметил, что целители без дела не сидят. То там то здесь слышались окрики сотников, это означало что кто-то неудачно упал со стены. Покалеченного бойца сразу оттаскивали в сторону и к нему со всех ног устремлялись белые шапочки с красными крестами. Макарка знал, что в таком деле каждое мгновение на счету. Даже со смертельным ранением боец, получивший вовремя заморозку, обязательно выживал и полностью исцелялся.
Им объясняли на занятиях, что заклятие заморозки как бы полностью останавливает работу всего тела, даже дыхание и биение сердца почти прекращается, тем самым высвобождает телесную силу, называемую «жива», и перенаправляет ее на исцеление раны. Единственным ограничением для заморозки было то условие, что боец должен быть еще жив.
Нападающим все-таки удалось закрепиться на занятом участке и теперь они неуклонно наращивали в этом месте численное преимущество. По штурмовым лестницам уже беспрепятственно поднимались новые десятки атакующих. Стало ясно, постепенно шаг за шагом они выдавят со стены обороняющуюся третью сотню. Однако сотники первой и второй сотни не пожелали удовлетворяться верной, но медленной победой, решив попытаться получить еще одну точку прорыва.