— Только один вопрос, князь, — сказал он наконец.

— Спрашивай, советник.

— Ваше внезапное решение о расширении речного пути, как-то связано с новым способом передачи посыла через воду?

— Егорыч, — сказал Верес мягко, — Поверь, у меня нет ни малейшего желания от тебя что-то скрывать. Я лишь вынужден держать данное мною слово о неразглашении.

— Но, князь…

— Обожди, — перебил Верес советника, — На твой вопрос я тем не менее отвечу. Однако, повторюсь, прямого ответа я тебе не дам, так что додумывать тебе придется самому.

Иван Егорович подобрался, приготовившись внимать.

— Во-первых, — начал князь, — Решение по развитию речной сети не такое уж и внезапное. Ранее ты сам неоднократно предлагал это.

— Все верно, князь, — подтвердил советник, — По моим расчетам водный путь выгоднее сухопутного, и при должном уровне его развития, он сможет приносить хорошую отдачу.

— Да, я этого и не отрицал, — согласился Верес, — И придерживал проект только потому, что вынужден был направлять средства на запуск другой, более важный.

— Подожди, князь, — советника озарила догадка, — Так скупка мельниц и пасек…

— Именно, Егорыч. Ты думал, почему именно мельницы и пасеки?

— Я полагал, что у вас есть какие-то свои источники о скором повышении спроса.

— Ты попал пальцем в небо, Егорыч. На самом же деле, ветряные мельницы и пчелиные пасеки важны для меня только тем, что они всегда располагаются на холмах!

— Ни слова больше, князь, — Для советника все встало на свои места. И как он только раньше не сообразил, хотя знал, что на холмах дальность передачи образов увеличивается. Обретя понимание, Иван Егорович испытал огромное облегчение, — Я понял!

— Вот и отлично. Ступай советник, у тебя много срочных дел.

Проводив взглядом удаляющуюся согбенную спину своего писаря, Верес отметил, что советник его сильно постарел. Время его ухода на перерождение приближалось. Иван Егорович, конечно, тоже понимал это, и потому ценил каждое мгновение, проведенное рядом с князем, а ощущение близкого ухода лишь придавало его чувствам особую остроту. Вероятно поэтому Верес так и не стал рассказывать Ивану Егоровичу, что служит он у князя далеко не первую свою жизнь.

Над замком повисла ночь, но ложиться спать, похоже, никто даже не собирался. Выпавший было снежок уже давно был втоптан в черную землю двора, и чтобы хоть как-то разогнать сгустившуюся тьму, Иван Егорович приказал зажечь и расставить вдоль дорожек факелы. Все пребывали в приподнятом настроении, даже те, кто только появлялся в замке, тут же заражались этим радостным возбуждением и сразу включались в общую суету.

Во всех зданиях замка в окнах горел свет. Особенно полно было освещено левое крыло НИИ, там обосновался Верес, принимая нескончаемую череду посетителей в зале заседаний. Иван Егорович понимал, что спать этой ночью ему не придется, но как оказалось, и следующая ночь тоже оказалась для него бессонной. И лишь когда по прошествии второй ночи забрезжил рассвет, он смог выдохнуть и спокойно присесть. Все люди разведены по местам, указания розданы, дела уверенно потекли по новым руслам.

Княжеский писарь шатался от усталости, но перед тем, как пойти залечь спать, решил все же сначала найти князя и отчитаться. Он зашел в совещательный зал левого крыла НИИ, но Вереса там уже не оказалось. Помещение вновь вернулось в распоряжение наукарей, здесь заседали исследователи, что-то обсуждая с могами правого крыла. Несколько голов повернулись в сторону советника, но Иван Егорович только махнул им рукой и вышел.

Князя он нашел в большом приемном зале заседаний правительства. Правда сейчас никаких правителей там не заседало. Атман всей Урсы сидел в белой рубахе во главе длинного во весь зал стола, возглавляя пир, устроенный в честь прибытия бойцов старой дружины. Пятьсот человек собрать советнику конечно же не удалось. Кто-то оказался лишком далеко от столицы, кто-то совсем уж вышел за возраст, а кому-то еще предстоит присоединиться к князю уже в походе. Но под двести матерых здесь присутствовало. Среди них были и такие, кто имел послужную дорожку, как говорят, от ногтя до ногтя, и почти всех их Иван Егорович хорошо знал. Были здесь так же и люди родовитые, из подкняжичей, помнящие свои жизни и службу князю в прошлых воплощениях.

Ивана Егоровича узнали, повставали с мест чтобы поприветствовать одного из старейших бойцов дружины, и не успел он опомниться, как уже сидел по правую руку от Вереса поднимая здравницу. Из-за двух бессонных ночей советник быстро захмелел. Он сидел, подперев щеку рукой и блаженствовал в обществе старых боевых товарищей. В его сознании рисовались манящие картины, как было бы хорошо сейчас бросить все бумажные дела, встать на носу быстрой ладьи, подставив лицо пронизывающему ветру, и отправится хоть на край света, и сам не заметил, как крепко заснул, не проснувшись даже, когда чьи-то заботливые руки переносили его обмякшее тело на скамью.

Глава 22. Исход.

Этим утром Акима, на удивление, поднялся раньше всех. Пребывая в приподнятом настроении, он подгонял доспех, орудуя толстой иглой, и даже что-то фальшиво насвистывал. Оно и понятно, день сегодня особый, можно сказать, выпускной, последний день в учебном лагере. Вася же наоборот, проснулся последним. Ему опять снился тот странный сон, где он сидел в ночном березовом лесу у костра. Вася откинул одеяло и сел, спустив ноги на пол, пережидая, пока прилипчивые образы зимнего леса расплывутся сами.

— Вась, чайку, а? — Аким протянул ему кружку, из которой обильно валил пар.

Следовало сначала умыться, но Вася решил, что сегодня ему наплевать. Он осторожно принял обжигающе горячую посуду.

— Вась, ты как? Не приболел? — спросил Аким.

— Да, в порядке я. Сейчас в себя приду.

Чай взбодрил, и Вася мало-помалу начал втягиваться в утреннюю суету. Когда они всей десяткой вывалились на двор, он глубоко втянул морозный воздух, крепко растер лицо снегом, и его совсем отпустило.

Акима по своему обыкновению делился последними новостями. Он сообщил, что Коты прорвали линию фронта и вторглись в земли Вепрей, и добавил, перейдя на шепот, что возможно даже они сейчас заняли родную деревню нашего ротного. А посему атман Вепрь ходит мрачный как туча, ждет не дождется, когда нам дадут приказ выступать.

Макар недоверчиво покачал головой, но промолчал. В легкомысленной Акиминой подаче все это можно было счесть за треп, но Акима уже неоднократно доказал, что его осведомленность основывается не на пустом месте. По всему видно в своем клубе помнящих они говорят не только о прошлой жизни. Так что болтовню его не перебивали, мотая ценные сведения на ус.

— Так и что Коты-то? — Васин вопрос прозвучал довольно резковато.

— Что Коты? — не понял Аким.

— Ну, уж больно лихо они воюют. Теснят Азума, — Акимина беспечность вдруг его разозлила. Сказывалось накопившееся напряжение и скорая отправка на фронт.

— А-а, да не… — отмахнулся Аким, — Вепрь считает, что Коты зарвались. Побед у них в последнее время было немало, это верно, вот они страх и подрастеряли.

— И что?

— А то, — наставительно сказал Аким, и явно повторяя чьи-то слова добавил, — Коты сильно растянули линию фронта и оторвались от обозов, сейчас самое время начать контрнаступление!

Акимины потуги взбодрить товарищей обернулись обратным, все погрузились в себя, а разговор на этом затих. За три месяца в военном лагере ребята, конечно, пообвыклись, мысль о войне уже не кидала их в слепой безотчетный ужас. Но страх никуда не делся: въелся в поры, засел в печенках, крючьями вцепился под ребра, а рассказ Акима напомнил, что совсем скоро уже через считанные дни придется идти на смертный бой. Старательно до сжатых зубов задавленный внутрь страх смерти опять выполз, затапливая собой каждого без исключения.

Впрочем, не только Вася со своей десяткой, но и вся их рота пребывала в каком-то тихом пришибленном состоянии. Никто не шутил, почти никто не разговаривал. Сотники, чувствуя общее настроение, на зарядке бойцов не понукали, да и зарядки как таковой не было. Пробежались по поляне, да и разбрелись коротать время до завтрака.