На зов старика к двери теплушки подъехал еще один конный Лис, намного моложе первого, и, судя по схожести черт, мог сойти за его сына. Как и старый, молодой Лис был по-охотничьи одет в короткую меховую куртку и шапку с волчьим хвостом, недвусмысленно указывающую на род его занятий.
— Ты слышал, что он говорит? Предлагает нам «опосля» приехать. А, Мегул, может мы «опосля» приедем? — теперь уже оба Лиса смеялись во весь голос.
— Так с меня-то какой спрос? — Акимка продолжал ломать дурака, — Мне-ж еще даже пятнадцати нету. Я за мужиков решать не могу.
— Я вижу, что тебе пятнадцати нету, — вступил в разговор молодой, — Зато к весне будет. А значит, ты годен к воинскому призыву. Я правильно говорю, отец?
— Все верно, Мегул. И волчонок тоже об этом знает, только прикидывается, — старый Лис сверлил Акимку колючим взглядом, — То-то, он бежал от самого Невина так, что пятки сверкали. Ну, да ничего, от нас еще ни один Волк не уходил. Ну-ка, Мегул, опутай его.
Мегул спешился, завел Акимке руки за спину, ловко накинул на запястья ремешок и затянул.
— Готово, отец. Давай Фидола кликать, да поехали, а то до утра из этого леса не выберемся.
— Эй, Фидол! — закричал он в сторону реки, — Ты где там застрял? Мы волчонка взяли уже.
— Эк, ты быстрый, — осадил Мегула старый Лис, — Надо коням отдых дать. Они у нас с утра без продыху по лесам мимо троп скачут. Вон и теплушка есть. Здесь переночуем, а поутру тронемся.
У Васьки от этих слов внутри все обмерло. Как только Лисы сюда зайдут, его тут же почуют. Но тут Мегул заспорил с отцом, подав ему сумасшедшую надежду на спасение:
— Да ты что, отец. Я в эту волчью нору не полезу. Мы тут за ночь псиной так провоняем, что потом неделю не отмоемся, — оба лиса засмеялись над удачной шуткой, — У тебя же есть на запас пятнашка нифрильная. Наговорим ее, и лошадки сутки еще бежать будут без устали, хоть до самого Загорска.
— Все-т ты знаешь. Ишь, предусмотрительный какой. Пятнадчик этот потому и на запас, что на крайний случай, — старик наставительно поднял палец, — А ты хочешь его за ночь опустошить. А мало ли что случись? А нам и надеяться будет не на что!
— Да что тут случись, отец? Зверь сейчас жирует перед зимой. А волков бояться, в лес не ходить, — последние слова показались Мегулу совсем уж смешными, и он залился глухим гавкающим смехом оборотня.
— Ну, может и твоя правда, сын, — старый Лис не стал спорить, было видно, что он прикидывает что-то в уме, — Вепревы приказники в этих местах недолго простоят. Успевать надо, пока нам по две с половиной копейки за волчонка платят. Ну, где там Фидол?
На освещенную луной поляну перед теплушкой выехал еще один всадник. Острые скулы и нос выдавали в нем родственника двух первых. Он подвел коня к связанному Акимке и стал пристально вглядываться в него.
— Так вы только одного волчонка взяли? — спросил он, наконец.
— Отец, ты видел, да? — Мегула от возмущения перекосило, — Нашему Фидолу недостаточно, что мы поймали волчонка, пока он прогуливался возле реки. Фидол полагает, что мы должны были отловить целый выводок.
Он скривился в усмешке:
— Извини, дорогой брат, что не угодили. Волчонок, пока сидел в своей норе, не успел расплодиться, — очередная шутка собственного сочинения показалась Мегулу настолько смешной, что в какой-то миг Ваське показалось, тот свалится с лошади.
— Я смотрю на тебя, брат Мегул, и прям завидую, — в отличие от брата, лицо Фидола настолько ничего не выражало, что казалось каменным, — Какая у тебя самодостаточная личность! Сам шутки придумываешь, сам над ними смеешься. Тебе и общества не надо.
Мегул тут же перестал смеяться, его настроение в очередной раз переменилось с той внезапностью, с которой задутая свеча, меняет свет на темень. Он зло зыркнул на брата:
— Твоего кислого общества, Фидол, и впрямь могло бы быть поменьше.
— Ну, хватит вам, — вмешался старый Лис, видя, что сыновья опять готовы сцепиться на пустом месте, — Что ты там говорил про другого волчонка Фидол? Если тебе есть что сказать, говори. И хватит цапаться друг с другом. Вы уже не щенки давно.
— Есть еще один волчий след, — сообщил Фидол своим бесцветным голосом.
— Тебе не померещилось, дорогой брат? — снова вскинулся Мегул.
— Нет. Другой след оставлен раньше, несколько часов назад. И в отличие от этого, — Лис кивнул в сторону Акимки, а на его губах скользнула змеиная усмешка, — Неплохо запутан.
— Ну, и где же этот второй волчонок, Фидол? — спросил старик, — Ты распутал след?
— Я же сказал, след запутан хорошо, и успел остыть. Так что, где засел второй волчонок, мы спросим вот у него, — не спуская с Акимки холодного взгляда, Фидол достал из-за пояса витую плеть и покачал ее в своей руке.
Предчувствуя скорую забаву, Мегул, тут же забыл о разногласиях с братом, соскочил с коня, зашел Акимке за спину и сдернул с него куртку. Поскольку руки у того были связаны за спиной, куртка не упала, а повисла, оставшись одетой рукавами на запястьях.
— Сейчас мы немного повеселимся, а ты нам все расскажешь, волчонок, — угрюмое настроение Мегула мгновенно сменилось на веселое.
— Да, один я здесь… — опять начал было отвираться Акимка, но убедительности в его словах больше не ощущалось, — Это я к реке бегал. Я ж говорю, воды мне надо было наносить, дров насоби…
Плеть со свистом опустилась ему на плечи и договорить он не смог. Кровь отлила от его лица. На ногах он устоял, но стал бледен как полотно. Нанеся первый удар с коня, Фидол не стал торопиться, он нарочито медленно спешился и подошел к Акимке, держа готовую к удару плеть на отлете.
— Ну-ну. Волчонок решил показать себя храбрецом. Это радует нас, правда Мегул? А моя плеть так истомилась по волчьей шкуре, — Фидол подошел к Акиму вплотную и смотрел в упор, — …Теперь она разгуляется. Если конечно, ты не захочешь сказать нам, в какую нору залез второй волк?
Акимка понимал прекрасно, что отвираться бесполезно, только себе же хуже сделаешь. Но страх быть пойманным пропал, потому что его и так уже поймали. А вместе со страхом ушли и сдержанность, и даже досада на собственное ротозейство, что попался сам, и подставил Ваську. В Акимке начало подниматься совершенно новое чувство, чистое и спокойное. Холодная волчья злость, не направленная на кого-либо, а та природная злость зверя, которая заставляет биться за жизнь даже тогда, когда выжить уже невозможно. Акимке вдруг стало на душе легко и спокойно. Он больше не боялся и не пытался отвести взгляда от бегающих лисьих глазок, смотрел прямо, как подобает свободному волку.
— Ты не будешь забивать меня своей плетью, потому что жаден и хочешь получить деньги, — сказал Акимка незнакомым ему самому отрешенным голосом, — И ты надеешься взять меня на испуг, так как сам ты труслив, и на моем месте уже бы наложил в штаны.
— Зря ты это сказал, — с некоторым удивлением процедил Фидол и отошел на пару шагов раскручивая плеть. Следующий удар был таким хлестким, что у Акимки подкосились колени. Только чистая как морозное небо злость позволила ему удержаться на ногах.
Васька не отрываясь смотрел в дверную щель. Он видел, как после третьего удара Акимка рухнул на колени и понял, что тот твердо решил его не выдавать. Он наслышан был как несдержаны бывают лисы в гневе. И если не забьют до смерти, то здорово покалечат. При этом он так же прекрасно понимал, что его самого они потом все равно найдут. Продлевать эту пытку не имело смысла. Васька набрал в легкие побольше воздуха, и когда лисова плеть уже начала раскручиваться для нового удара, Васька зажмурился и закричал:
— Не бейте его. Я здесь. Я выхожу.
— Остановись, Фидол, — тут же вмешался старик, хотя голос его был строг, в нем чувствовалась гордость за отпрыска, — Сам знаешь, что бывает, когда ты даешь волю чувствам. Ты был прав. Здесь еще один волчонок.
Васька понимал, что времени у него нет. Он подскочил к обережной копейке, и уже протянул было руку, чтобы снять ее с сучка. Но в последний миг передумал и отвел руку.