Макарка быстро преодолевал расстояние, отделяющее его от лагеря, но в этот миг стремительной тенью из-за деревьев ему наперерез вылетел конник. В считанные мгновения он догнал Макарку. Замах и удар мечом. Макар в последний миг почувствовав опасность, кинулся на землю, с кувырком уходя от удара.

— Пли! — от страха Вася не узнал своего голоса, он отчетливо понимал, что со следующей попыткой конник Макарку достанет.

Почти бесшумно вспороли воздух пущенные Цаплями стрелы, и сразу следом с особым тугим звуком ушел во тьму акимин арбалетный болт. Два одновременных протяжных вопля, человека и лошади, разорвали ночную тишину. Акимин расчет, стрелять в коня как в более крупную цель, себя оправдал: он попал, а цапли все трое били во всадника, они и не могли промазать.

Один за другим из леса вылетали конники. Кони и люди, все без исключения подсвечены зловещей нифриловой зеленью. В миг они заполнили собою всю лесную кромку, и продолжал одного за другим исторгать их из себя черный лес.

Вася кинулся закидывать в сухое сено горящие палки. Бобры разомкнули щитовой строй, чтобы пропустить Макарку. Он тяжело дышал, но поскольку был оборочен, восстанавливал дыхание очень быстро.

— Сколько же их там? — кто-то за всех озвучил общий вопрос. Макар подхватил копье и щит, шумно выдохнул, и, хотя вопрос был задан не ему, сбиваясь на судорожные вдохи ответил.

— Не меньше двух сотен. Может и все три.

Выйдя на луговой простор, конница расходилась в шеренгу и набирала скорость.

— Это ж наши! Это же гуси!

— Предали, — коротко пояснил Макар. И добавлять к этому, по его мнению, было нечего.

Сено быстро и сильно разгоралось. Огонь продержится считанные минуты, а потом сено попросту выгорит. Но и атака конницы под нифрилом продлится не дольше. Весь Вася понимал, что огонь даст защиту его десятке, а вот на что окажется способна остальная застигнутая врасплох еще только просыпающаяся рота, он старался даже не думать.

— Стрелкам встать плотнее, стрелять по готовности. Остальные, в круговой строй, — Вася без раздумий решил защищаться сейчас силами собственной десятки. Пока у конников не наступит откат от нифриловой могии, куда-то бежать или пытаться прикрывать кого-то еще он посчитал бессмысленным. Слишком неравные силы.

Конница сблизилась на расстояние выстрела. Зашелестели выпускаемые цаплями стрелы, безошибочно находя свои цели. Акима снова выстрелил лишь немногим позже, и еще одна лошадь получила в корпус болт по самое оперение. Предатели Гуси быстро оценили угрозу, которую несли стрелы Васиных бойцов и полтора десятка конников направили коней в их сторону. Такой силы на единственную десятку копейщиков любой бы посчитал не просто достаточной, а с большим запасом, но кое-чего они все-таки не рассчитали.

Подожженное сено полностью охватилось огнем. Даже под заклятиями лошади боялись бросаться на стену огня, отворачивали или пытались остановиться. Сено уже полыхало так, что от его жара даже поднятый щит спасал плохо. Краткого замешательства нападающих хватило, чтобы расстрелять большую их часть. Цаплям с такого расстояния особо целиться не было нужды, и они делали упор на скорострельность, да и Акима уже неплохо навострился справляться со своим арбалетом.

Уцелевшим Гусям пришлось огибать горящее сено и нападать, растеряв основные преимущества конницы: внезапность и скорость. Им ничего другого не оставалось, кроме как, не жалея коней, направлять их прямо на копья, в надежде достать копейщиков палашами. Однако, парни уже имели дело с конницей. Они не пытались достать всадников, а кололи лошадей в уязвимые места: в шею или подрубали ноги, а сами уходили от летящего сверху клинка, подседая за щит. Лишенный коня противник, если ему и удавалось не покалечиться при падении, попадал под Бобровые топоры или Коротковый кистень.

Хотя конники ни на заклятия, ни на проклятия нифрила не пожалели, помогало им это не сильно. С тех пор как Грач, в тот памятный вечер перед взятием заговоренной крепости, научил бойцов видеть свой жилой пузырь как обережный «дом», позволяющий сопротивляться воздействию проклятий, парни это свое умение не растеряли, а, пожалуй, даже и улучшили.

Ускорение под нифрилом тоже имело свою слабую сторону. Да, находящийся под заклятием скорости двигается быстрее, только его намерения становятся видны. Окружающая его нифриловая зелень сама заранее подсвечивает направление еще только зарождающегося движения. Копейщики научились пользоваться этой «слабиной» против ускоренных противников: «считывать» намерение и заранее начинать уходить от их ударов.

Вася невольно порадовался боевой слаженности своих бойцов. Действовали собрано, хорошо видели угрозы, друг друга прикрывали, ни одному Гусю не оставили и шанса. Даже Мышонок лихо добивал своим валятором оказавшихся на земле противников. Когда разделались с последним из тех, что на них напали, Вася осмотрелся. Пока на них нападать больше никто не собирался. Да и кто бы мог предполагать, что пятнадцать конников меньше чем за минуту, полягут от единственной десятки копейщиков. Скорее всего Васину десятку сразу выкинули из расчетов. Темные силуэты предателей стекались туда, где стояла атманская палатка. Перепуганные, оглушенные проклятиями, заспанные бойцы роты в большинстве сопротивляться даже не пытались. Если не считать Васиной десятки и отдельных попыток организовать сопротивление возле палатки Вепря, рота сдавалась без боя.

— Построение в атаку, — приказал Вася. Звериный разум оборотка глубоко завладел его существом и слова стали даваться трудно, скатываясь на рык, — Пробиваемся к атману.

Никто не пикнул. Бойцы молча составили атакующий строй, отдавая себе отчет, что в этот раз идут на верную смерть.

— Отставить! — мога нападения Грач-ловкач появился внезапно, будто вышагнул из окружающей тьмы, — Отставить, я сказал. Вы уже ничем не поможете, только поляжете зазря.

Грач приблизился к Васе и, ничего не объясняя, запихал ему за пазуху какой-то сверток. Ухватил за отвороты, притянул его к себе и сказал тихо, но разборчиво:

— Сохрани любой ценой, — опустил руки, отступил и заговорил уже в полный голос, чтоб слышали остальные, быстро, ровно, чеканя слова, — Слушай мой приказ. Бежать! Выжить! — он развернул Васю в сторону леса и подтолкнул, — Все. Бегом. Бегом. Я задержу.

И они побежали. Сначала не очень уверенно, но тут Вася почувствовал за спиною выпущенное на волю мощное проклятие, обдавшее позвоночник волной холодного огня. Он понял, что Грач действительно их прикрывает, и тогда уже помчался во всю силу.

Они бежали всю ночь. Когда начала заниматься заря, Вася понял, что если за ними и гнался кто-то, то сейчас уже точно потерял след и отстал. Он упал возле мелкого ручья и уронил голову в холодную воду. От долгого бега мышцы стали как деревянные, их скручивало судорогой. Им всем пришлось пережить много долгих мучительных минут пока оттаивали тела. Потом они напились, успокоились, перевели дух, но еще долго молча лежали на земле у ручья, осмысливая ночь, изменившую для них все.

Первому, что неудивительно, молчать надоело Акиме:

— Я вот одно не пойму, — он переместил себя из лежачего положения в сидячее, но поскольку еще чувствовал слабость, привалился плечом к дереву, — Грач все знал заранее. Почему он допустил это?

— Положим не знал. Догадывался, — поправил его Макар и тоже сел, — Но я согласен с Акимой, он мог заставить роту подготовиться к нападению. И не верю, что он заодно с Гусями. Иначе не стал бы нас спасать.

Вася подтянул отяжелевшие непослушные ноги к животу, оперся о землю локтем и только после этого осторожно, будто его тело могло развалиться на части, стал перекатывать себя в положение сидя. Он не торопился разлеплять спекшийся рот, хотя на него уже смотрела вся десятка.

— Я думаю, Грач все просчитал заранее, — сказал он, наконец, — Принимать бой было самоубийственно. Плен могилы всяко лучше.

— А честь? — вскинулся Макар.

— Получить спящим удар в спину? Нет, Макар. Никакой потери чести в этом не вижу. Вот гуси, подлецы-предатели, те, согласен, честь потеряли.