— Больно, — мертвеющими губами прошептала Валя. — Мамочка, как больно!

— Потерпи, дочка. Сейчас. — Женщина почти волоком дотащила Валю до лавочки, усадила, а сама бегом рванула к шоссе.

Боль с каждой секундой все усиливалась. Валя начала стонать, сначала тихо, потом громче и громче. Она зажмурилась, обхватила живот руками и раскачивалась из стороны в сторону, чтобы хоть как-то унять адскую силу, бушующую у нее внутри.

Послышался визг тормозов.

— Скорее, — произнес знакомый, взволнованный голос, — рожает она. Тут больница совсем рядом, в двух шагах. Помогите ее посадить в машину.

Чьи-то сильные руки подхватили Валю, оторвали от скамейки и понесли. Затем ее голова опустилась на что-то мягкое, отчетливо запахло бензином. Она открыла глаза и увидела прямо над собой низкий потолок автомобильного салона.

Женщина устроилась рядом на сиденье. Впереди смутным силуэтом маячила спина водителя. Взревел мотор, машина сорвалась с места.

Женщина ласково поглаживала Валю по голове:

— Терпи, уже скоро. К утру, Бог даст, родишь сыночка или доченьку.

Валя, стиснув зубы, боролась с желанием закричать в голос. Ей уже ясно было, что у нее идут схватки, она отчетливо различала их начало, середину и конец. Боль за мгновения рождалась, нарастала, крепла, словно крючьями выворачивая внутренности, в какой-то момент становилась запредельной, а после медленно сходила на нет, чтобы через короткий промежуток времени возникнуть вновь.

Вале казалось, что они едут целую вечность. Машина стремительно неслась по темным улицам, и было полное впечатление, что она заблудилась в аду, где не видно ни зги, ни огонька надежды, ни одной живой души. Ощущение реальности куда-то уплыло, вместо него осталась лишь боль. Только боль, всепоглощающая, всемогущая, рвущая тело на куски.

Наконец за окнами мелькнул яркий свет. Шофер резко сбросил скорость.

— Вот и все. Приехали. Сама дойдешь? — Валина спасительница толкнула дверку.

Валя отрицательно помотала головой.

— Сынок, — мягко попросила женщина, — придется тебе. Давай, милый, подсоби.

— Момент! — Снова крепкие руки, точно пушинку, подняли Валю, вытащили из машины.

Парень трусцой побежал к освещенному больничному крыльцу. Женщина поспевала рядом, тихонько приговаривая на ходу:

— Все будет хорошо. Сейчас полегчает, вот увидишь.

Она рывком распахнула тяжелую, застекленную дверь. Навстречу тут же появилась строгая, седая нянька в белом халате и шапочке.

— Что случилось?

— Рожает она, вот что случилось! — рявкнул парень. — Куда положить?

— На кушетку кладите. — Старуха кивнула куда-то в сторону. — Полис, паспорт с собой? Карта беременной?

— Дочка, у тебя документы где? — Вале на ухо прошептала женщина. — Дома, наверное? Ей подвезут, — обратилась она к дежурной, — мы ее на улице подобрали, схватки раньше сроку начались. Какие уж тут документы.

— Без полиса нельзя, — сердито проговорила старуха. — Диктуйте номер домашнего телефона, я позвоню.

— У меня… нет полиса, — с трудом шевеля губами, прошелестела Валя, — и карты… тоже нет. Только паспорт. В сумке.

— Как так? Приезжая, что ль? — Нянька решительно замотала головой, — Приезжих не берем. Везите ее в тридцать шестую больницу. Там отделение для таких.

— Вы с ума сошли! — возмутилась Валина спутница. — Разве она доедет до тридцать шестой? Это ж на другом конце города. И кто ее повезет? Этот паренек случайный, я его уговорила, у него, поди, своих дел невпроворот.

— Ничего не знаю, — отрезала дежурная, — мое дело маленькое. Приезжих не кладем.

— Щас положите! — неожиданно басом встрял парнишка, потерявший терпение. — А ну, нечего тут дурака валять! Человек помирает, а они со своим полисом! Задолбали! Где ваша хваленая клятва Гиппократа? Чтоб через минуту здесь был врач. Ясно?

— Вы мне тут не командуйте, — рассердилась нянька, однако все же, шаркая тапочками по бетонному полу, отошла к телефону и принялась куда-то звонить.

Парень отнес Валю на кушетку, аккуратно уложил. Женщина сняла с нее сапоги, расстегнула куртку.

— Все, дочка, сейчас доктор придет. Ни пуха тебе, ни пера, мы пойдем.

— Не уходите! — взмолилась Валя, вцепляясь в ее руку. — Они меня выгонят.

— Пусть попробуют, — проговорил парень с угрозой и громко, так, чтобы слышала дежурная. — Я завтра лично сюда заеду и проверю, что да как. Если что — на телевидение позвоню. Будет им скандальный репортаж.

Старуха смерила его уничтожающим взглядом и произнесла в трубку:

— Алла Николаевна! Спуститесь, тут роженица. Самотеком, с улицы. Да, скорее.

— Ну вот. — Женщина осторожно высвободила свою ладонь из Валиных пальцев. — Все обойдется. Главное, ничего не бойся и слушай, что тебе будут говорить. Счастливо.

Она последний раз погладила Валю по волосам, и они с парнишкой зашагали к двери.

Дежурная, ворча себе под нос что-то сердито-неразборчивое, не спеша, приблизилась к кушетке.

— Ишь, лежит, точно и неживая. Сильно болит, что ли?

— Очень, — сдавленно шепнула Валя.

— Дай-ка, гляну пока. — Старуха ловко оголила Валин живот, ощупала его холодными и шершавыми, узловатыми пальцами и покачала головой: — Много не дохаживаешь, дите-то совсем маленькое. Замужем?

— Нет.

— И сколько вас таких по Москве-матушке бродит! — Нянька укоризненно поджала губы: — Эх, девка, девка. — Ее пальцы опустились ниже, коснулись Валиного белья. Лицо старухи сделалось серьезным и мрачным. — Тьфу ты, напасть. Мокро. У тебя ж воды отошли, а ты молчишь, пропащая твоя душа!

— Какие воды? — не поняла Валя.

В это время в вестибюле появилась средних лет подтянутая женщина в синей медицинской форме.

— Что там, Михална? — спросила она звучным, грудным голосом, подходя к кушетке.

— Рожает, — старуха поднялась на ноги, уступая место врачихе, — воды уже отошли. Схватки через сорок секунд.

— Ну, значит, скоро станет мамочкой, — спокойно и даже весело проговорила докторша и мягко обратилась к Вале: — Девочка, давай расслабься, я погляжу, что да как.

— Полиса у нее нет, — сердитым полушепотом произнесла старуха, отходя к своему столу, — не москвичка.

— Теперь уж как есть. — Врачиха осторожно, но методично осматривала Валю. — Ну-ка, не напрягайся.

Та взвыла от боли.

— Так, — тон докторши утратил свою беззаботность, стал суровым и серьезным, — берем ее наверх.

Она отошла к столу, надавила на какую-то кнопку. Через минуту в дверь вбежали санитары. За это время дежурная успела снять с Вали куртку и брюки. Ее уложили на каталку, прикрыли простыней и погрузили в лифт. Врачиха нажала на третий этаж.

Наверху их ждал молодой, бородатый мужчина в шапочке, надвинутой до самых бровей.

— Яша, возьми девочку, — велела ему Алла Николаевна. — Она без карты, из документов только паспорт. Сейчас не до того, все потом. Боюсь, придется с ней повозиться.

— Понял, разберемся. — Бородатый игриво подмигнул Вале и приказал санитарам: — Везите во второй.

В маленькой, ослепительно-белой комнатушке, залитой ярким неоновым светом, Валю окончательно раздели, натянули на нее крахмальную больничную рубаху и переложили на высокую, блестящую кровать, со множеством каких-то замысловатых приспособлений.

Бородач присел рядом, приложил трубку к ее животу, тщательно выслушал, бормотнул что-то себе под нос и исчез. Вместо него у кровати возникла толстая, бесформенная тетка в огромных роговых очках.

— Дыши, — скомандовала она низким, прокуренным голосом, — как схватка приходит, так и дыши. Часто и неглубоко. Вот так. — Бесформенная разинула рот и наглядно продемонстрировала, как нужно дышать, напомнив при этом собаку, изнывающую от жары.

Валя послушно попыталась следовать ее примеру. Тетка кивнула и, казалось, потеряла к ней всякий интерес, отошла в сторону и принялась греметь инструментами в лоточке.

Боль все росла, достигая своего апогея. Валя перестала сдерживаться и то и дело громко и протяжно вскрикивала. Акушерка не обращала на ее крики ни малейшего внимания, продолжая заниматься своими делами. Бородатый не возвращался, и Вале сделалось страшно.