— И еще какие. — Валя грустно вздохнула.
— А папашка его шибко вас достает?
— Да нет. — Валя удивленно пожала плечами.
Она и сама недоумевала, почему Муртаз Аббасович до сих пор еще никак не проявился, и все ждала, что он вот-вот нагрянет в квартиру и сотрет ее в порошок.
— Ну и радуйся, — подытожила Верка. — Хотя вообще-то я бы, на твоем месте, давно слиняла. Все-таки вы слишком разные, чтобы быть вместе.
— Конечно, разные, — согласилась Валя.
— Не грусти, подруга! — Верка дружески сжала ее руку. — Что ты, мужика себе хорошего не найдешь, что ли? С твоей-то мордашкой!
— Найду. — Валя выдавила из себя улыбку.
— Вот и правильно. А теперь пойдем, гости наверняка уже рвут и мечут. — Верка, смеясь, потащила Валю в зал.
Со свадьбы они вернулись в первом часу ночи. Тенгиз пробовал приставать к Вале в спальне, но та довольно резко отшила его. Заставила лечь в постель, потушила свет, а сама отправилась в ванную.
Последнее время у нее вошло в привычку по нескольку раз в день принимать душ — так было легче побороть стресс, справиться с гнетущим чувством постоянной тревоги.
Она долго стояла под теплыми струями, потом тщательно растерлась полотенцем и принялась одеваться. Случайно коснулась груди, привычно отдернула руку и грустно усмехнулась: напрасная осторожность — грудь у нее больше не болит, и молока почти совсем нет. Лишь одна-единственная, тощая струйка, и та скоро иссякнет.
Валя натянула шелковую ночную сорочку на тонюсеньких бретельках, вышла из ванной, на цыпочках проскользнула в комнату. Не зажигая света, нырнула под одеяло, закрыла глаза.
Сон не шел. В голове все вертелись Веркины слова. Конечно, та права — нужно как можно скорее уйти от Тенгиза. Только куда? Валя опрометчиво сделала гордый жест, отказалась от заработанных денег и теперь снова нищая, какой была полтора года назад, когда впервые ступила на московский перрон. Нужно искать работу, а где ее найдешь посреди года? Разве что пойти все-таки няней к Дарьиному малышу.
Валя твердо решила, что так и поступит. Подождет еще пару недель, даст Тенгизу последний шанс. Если тот не исправится, ноги ее не будет в его доме. Успокоенная этими мыслями, она поплотнее укрылась одеялом и вскоре крепко уснула.
27
Разбудил ее оглушительный звонок. В темноте надрывался телефон.
Тенгиз ворочался рядом с Валей, в постели, что-то тихо бормоча во сне, но глаз не открывал. Она подождала немного, надеясь, что звонят по ошибке и вот-вот сигнал смолкнет. Однако трезвон не унимался.
— Что за черт? — сердито выругалась Валя, спуская ноги с кровати. — Кому мы понадобились среди ночи?
Она глянула на светящийся во тьме циферблат электронных часов — так и есть, половина пятого.
Телефон продолжал трещать, настойчиво и тревожно. Валя поежилась спросонья, накинула халат и босиком прошлепала в коридор. Подняла трубку и, откашлявшись, чтобы не сипеть со сна, проговорила:
— Але, слушаю.
— Валя?
Ей показалось, что она ослышалась. Это был голос Вадима. Точно его — низкий, чуть глуховатый, — Валя узнала бы его из тысячи других голосов.
— Да, — сказала она едва слышно.
Во рту сразу пересохло, по спине побежали мурашки.
— Валя, это я, Вадим. Здравствуй.
— Здравствуй.
Откуда он мог узнать этот телефон? Почему звонит ночью? Господи Боже, помоги унять эту противную, унизительную дрожь во всем теле.
— Валя, Антон болен. Ему очень плохо. Врач сказал, нужна хотя бы капля грудного молока. Иначе… — Вадим не договорил, замолчал.
Валя отчетливо слышала в трубку его дыхание.
— Антошка? Что с ним? Простыл?
— Нет. Отравление. Сначала была высокая температура, потом рвота. Теперь сильная слабость, он ничего не ест. Уже третий день.
— Третий день? — ужаснулась Валя. — Как же это возможно в его возрасте?
— Ты… приедешь? — с надеждой спросил Вадим.
— Когда?
— Как можно скорее. Ведь у тебя еще есть молоко, правда?
— Есть. Совсем чуть-чуть.
— Пожалуйста, я тебя очень прошу, приезжай. Прямо сейчас. Возьми машину, я верну деньги. Пожалуйста.
— Да, да. Не волнуйся. — Валя обеими руками стиснула трубку, чтобы та не выпала из дрожащих пальцев. — Вадим, не переживай, я приеду. Сейчас начну собираться. Мы его выходим, обязательно выходим.
— Жду. — В ухо ей ударили короткие гудки.
Валя положила трубку на рычаг. Потянулась к бра, дернула за шнур. Вспыхнул желтоватый свет. Она подняла лицо и вздрогнула: в дверях комнаты стоял Тенгиз.
— Кто это? — Он не двигался с места, лицо его в лучах лампы казалось мертвенно-белым.
— Кто-то ошибся номером, не туда попал. — Валя запахнула раскрывшийся на груди халат.
— Врешь. — Тенгиз зло усмехнулся.
— Не вру. — Она попыталась придать голосу уверенность.
— Врешь! — повторил тот еще более резко и шагнул к ней. — Я все слышал. Это он, твой вдовец. Звонит сюда среди ночи, как к себе домой. Что ему надо?
Валя поняла, что обманывать бесполезно. Нужно сказать Тенгизу все, как есть.
— Малыш серьезно заболел. Ему необходимо мое молоко. Я сейчас поеду туда.
— Черта с два! — рявкнул Тенгиз и схватил Валю за полу халата.
— Тише ты, идиот! За стеной люди спят!
— Ты никуда не поедешь, слышишь? Никуда. — Он вцепился в ее руку, потащил за собой, в спальню.
Валя, как могла, сопротивлялась, но силы были неравные. Тенгиз приволок ее в комнату, швырнул на постель.
— Думаешь, я совсем мозги пропил, ничего не соображаю?
— Ничего я не думаю. Разреши мне уйти. Ребенок может погибнуть.
— Плевал я на ребенка! — Он навалился на нее сверху, дыша перегаром.
— Тенгиз! — Валя в отчаянии наотмашь ударила его по лицу.
— Дерись, дерись, — пробормотал он, распахивая ее халат.
Ее ослепил гнев.
— Придурок, отвяжись от меня! Я все равно уйду, хоть ты меня веревками привяжешь к этой кровати! — Она изо всех сил рванулась от него, оба не удержались и свалились на пол.
Тенгиз, не до конца протрезвевший, двигался довольно неуклюже, и Вале удалось воспользоваться этим. Миг — и она вскочила на ноги, подхватила со стула свою одежду.
— Я все равно уйду! Я и так бы ушла! Куда угодно, на улицу, на вокзал. Лишь бы не видеть твоей физиономии.
Тенгиз застыл на четвереньках, тяжело дыша и глядя на Валю огромными, блестящими глазами.
— Ты… ты меня ненавидишь, Валя-Валентина.
— Да, я тебя ненавижу! — Она плохо соображала, что говорит. Ею владело одно-единственное желание — вырваться отсюда, уйти, поскорее добраться до коттеджа, взять на руки Антошку. Она была готова на что угодно, лишь бы ей не мешали.
— Да как же ты не понимаешь! — Тенгиз в отчаянии обхватил руками голову и стал раскачиваться взад-вперед, словно собираясь молиться своему Аллаху. — Я же люблю тебя! Больше всего на свете люблю. А ему ты не нужна. Не нужна! Как собачонка — свистнули, ты и побежала! Он же выгнал тебя!
— Не выгнал. Я сама ушла.
— Не уезжай. Ради всего святого, не уезжай! — Тенгиз пополз по ковру к Валиным ногам, но она брезгливо отпрянула в сторону:
— Не смей ко мне прикасаться!
— Не буду. — Он покорно застыл в шаге от нее.
— Тенгиз, — немного мягче проговорила Валя. — Мне нужно ехать. Мы не можем быть вместе. С этим надо смириться.
— Я не могу с этим смириться, — глухо произнес Тенгиз, — я умру без тебя.
— Не умрешь.
Она стала быстро одеваться, натянула джинсы, свитер. Собрала волосы в пучок. Тенгиз молча наблюдал за ней, лицо его стало совсем неподвижным, похожим на маску.
— Ты дура, Валя-Валентина, — проговорил он наконец, когда Валя была совсем готова.
— Я дура, что уехала от них, послушала тебя и уехала. Нельзя было уезжать, нужно было остаться.
— Не поэтому. — Тенгиз поднялся с колен и, пошатываясь, стоял перед Валей.
— А почему? — Что-то в его тоне заставило ее насторожиться, пренебречь тем, что она спешит, задержаться.