— Возьми его на руки, — посоветовала Кира, — на прощанье.

— Нет. Не могу. — Валя решительно мотнула головой и на мгновение зажмурилась, чтобы не видеть родное, ангельское личико малыша.

Все. Это вчерашний день. Об этом нужно забыть и жить дальше.

Она быстро, не оборачиваясь, зашагала к двери. У самого порога ее вдруг осенило. Она остановилась, опустила пакеты на пол.

— Забыла что-то? — участливо спросила Кира.

— Да, забыла. — Валя рывком дернула «молнию» на сумке, сунула туда руку, пошарила среди вещей и вытащила пухлый конверт с деньгами — свой гонорар за кормление малыша. — На, возьми, — она протянула конверт Кире.

— Как это? — не поняла та. — Зачем?

— Затем. Если Вадим думает, что мне нужны были его деньги, то пусть поймет, что ошибался. И Антошку я нянчила, как своего собственного ребенка, просто потому, что любила его, а не потому, что мне платили за это. Бери же, ну! — Валя нетерпеливо шагнула к Кире.

— Но ведь тут огромная сумма! — ошеломленно пролепетала та.

— Пусть. Мне не нужно. Обо мне есть кому позаботиться.

— Валя, ты просто сумасшедшая. Мало ли как обернется жизнь! Отказываться от заработанных денег — это… это… черт знает что!

— Прощай, Кирочка! — Валя чмокнула ее в щеку и, почти бегом достигнув двери, подхватила пакеты и скрылась в коридоре.

Сердце в груди бешено стучало, когда она спускалась по лестнице вниз. «Только бы не встретить его! Не встретить Вадима!» — молила Валя, стараясь унять смятение.

Мысль отказаться от денег пришла ей в голову только что, внезапно. Она сама не знала, как могла так поступить. Ведь это были деньги на лечение Таньки, на помощь матери с отцом, на все ее дальнейшую, самостоятельную жизнь.

Но что-то подсказывало Вале, что необходимо было сделать именно так. Покинуть этот дом не кормилицей младенца, а женщиной, любовь и преданность которой не оценили, не смогли оценить. Уйти, гордо подняв голову, проглотив слезы, спрятав невидимую никому обиду глубоко в душе.

Она прошла мимо дожидающейся Киры Натальи.

— По магазинам? — приветливо поинтересовалась та.

Валя кивнула.

— Да, хочу купить себе что-нибудь свеженькое.

Незачем никому ничего объяснять. Достаточно одной Киры.

Хлопнула дверь. Во дворе Леша уже заводил «мерс».

— Валюшка, подвезти? — он высунул из окна улыбающееся лицо.

— Спасибо, Лешенька, мне недалеко. Пешком дойду.

— Ну, гляди.

Валя зашагала к воротам. Шаг, еще шаг от крыльца, от дома, ставшего таким родным, будто она прожила в нем всю жизнь. От дома, где она была почти что женой и почти что матерью. Где оставался человек, которого она ненавидела всем сердцем. Ненавидела, продолжая любить.

Она заметила Тенгиза издалека. Тот нервно прохаживался взад-вперед по бульвару, дымя сигаретой. Увидел Валю, идущую навстречу, подпрыгнул и бросился к ней.

— Милая! Ты пришла! Какое счастье, что ты пришла!

Он заключил ее в объятия, снова принялся целовать.

— Успокойся уже. — Валя попробовала вырваться, но куда там. Тенгиз точно ошалел, прижимал ее к себе на виду у всех, только что раздевать не начал.

— Перестань. Убери руки. — Она все-таки кое-как выскользнула от него, тяжело дыша от возбуждения и нервного напряжения. — Идем в машину.

— Да, идем. Идем. — Тенгиз послушно зашагал к стоянке, на ходу то и дело оборачиваясь и глядя на Валю с собачьей преданностью.

Ей стало не по себе. Что-то в его поведении было неестественным, отталкивающим — какая-то подобострастность, суетливость, противная мужской природе.

«Раньше я в нем этого не замечала, — подумала Валя. — Но раньше он, может быть, и не любил меня по-настоящему, не опасался потерять».

Они дошли до стоянки, Тенгиз распахнул перед Валей дверцу «десятки», она села, удобно откинувшись на мягкую спинку.

На нее нахлынули воспоминания. Тот, самый первый их вечер, когда Тенгиз повез ее кататься по Москве. Цветные огни за стеклами, огромный бигмак, кетчуп, перепачкавший пальцы. Поцелуи в темном салоне, ее беспокойство о таблетке.

Господи, какая же она тогда была наивная! Маленькая, провинциальная дурочка, воображавшая, что знает все на свете про отношения мужчины и женщины. А ведь прошло совсем немного времени с того момента, как Тенгиз умолял ее поехать к нему на ночь, а за окнами шумел московский сентябрь. Всего год — и как этот год изменил ее жизнь и ее саму…

— Валечка, — ласково окликнул Тенгиз.

— Что?

— О чем задумалась, родная? Может быть, ты голодна? Заедем пообедать?

— Нет, спасибо. Я недавно завтракала.

— Хочешь мороженого? Я отвезу тебя в кафе?

— Нет, Тенгиз. Я хочу домой. У меня… голова разболелась.

Отчасти это было правдой — у Вали действительно ныл правый висок, будто в него засунули гвоздь. Но только отчасти. Главной же причиной ее отказа посетить кафе или ресторан было желание хотя бы немного побыть одной. Она надеялась, что сможет уговорить Тенгиза дать ей передохнуть часок-другой в одиночестве, осмыслить все, что произошло, собраться с силами, настроиться на новую волну.

— Как скажешь, моя королева. Домой так домой. — Тенгиз повернул ключ зажигания.

«Десятка» сорвалась с места и понеслась в сторону города.

Валя протянула руку и щелкнула клавишей магнитолы. Салон наполнился тихой музыкой. Ей всегда нравился вкус Тенгиза по части записей, и слух у него был замечательный — он любил петь под гитару и просто, без аккомпанемента, особенно армянские и азербайджанские песни. Вот и сейчас Тенгиз крутил баранку и бархатистым тенором вполголоса подпевал магнитоле. Валя смотрела на него искоса, чуть наклонив голову.

Красавец. Девчонки по таким сохнут. За то время, что они не виделись, он, кажется, стал еще красивей. Лицо похудело, сделалось четче, щеки впали, красиво обрисовав скулы. А глаза так и сияют. Почему же она не чувствует к нему былой страсти? Ничего не чувствует, лишь какую-то нелепую жалость, смешанную с отвращением.

Валя представила себе, что сегодня ночью они будут спать в одной постели, и ее невольно передернуло.

«Как же так? — подумала она с тревогой. — Я же должна хоть немного хотеть его, ведь я еду к нему домой. Еду в качестве жены, буду жить на его средства, Таньку лечить, помогать матери».

Валя попыталась разжечь в памяти картины их с Тенгизом близости, когда она была сама не своя от желания и отдавалась ему со страстью и восторгом. Получалось с трудом, а если говорить честно, вовсе не получалось.

«Ничего, — успокоила себя Валя, — все рано или поздно образуется. Я снова к нему привыкну. Полюблю обратно. Так бывает. Наверняка так бывает».

Она вдруг вспомнила Антошку. Интересно, как он там без нее? Кира, небось, уже покормила его овощным супом и протертым мясом из баночки. А этот озорник плевался и строил уморительные рожи.

Валя подавила тяжелый вздох. Груди ее начало ломить, как всякий раз, примерно за час до кормления. Молока у нее сейчас было меньше, чем в первые месяцы после родов, но все равно достаточно. Антошка сосал два раза в день, а когда Вале приходилось сцеживаться, получалось по целому стакану.

Теперь необходимо в течение недели туго бинтовать грудь, и лактация постепенно сойдет на нет. Что поделаешь, придется пережить этот неприятный момент.

Машина ехала по шоссе, приближаясь в кольцевой автодороге. За окнами мелькал лес. Тенгиз все пел себе под нос, поедая Валю жадным и счастливым взглядом. Ее понемногу начало клонить в сон. Он заметил это, щелкнул рычажком, сиденье плавно откинулось назад.

— Поспи.

Валя благодарно кивнула и закрыла глаза. Заснуть ей не удалось, но она так и просидела всю дорогу, зажмурившись, встряхнулась, лишь когда «десятка», сделав вираж, остановилась у знакомого подъезда.

— Добро пожаловать, — Тенгиз выбежал из машины, услужливо открыл перед Валей дверку.

Она вышла, слегка щурясь от яркого дневного света.