— Это для тебя, — кивнула на диван Кира и положила сверток с малышом на столик, — спать будешь тут же, при ребенке. Вон там, в нише, гардеробная, можешь хранить все свои вещи. Кормить тебя тоже будут здесь, так меньше шансов заразиться от кого-нибудь из обслуги. Есть вопросы?

— Никаких. — Валя приблизилась к столику: — Можно распеленать ребенка?

— Я сама распеленаю. — Кира дернула конец голубой ленточки.

Одеяльце раскрылось, Антошка беспокойно завозился в конверте, заскрипел.

— Его пора кормить, — тихо, но твердо сказала Валя.

— Знаю, — Кира методично разматывала пеленки, — сейчас переодену его и покормишь. Учти, я буду следить.

— Пожалуйста.

Валя решила полностью наступить на горло самолюбию. Что с того, что эта фря ведет себя с ней, как с прислугой? За такие деньги, какие ей собираются платить, можно все стерпеть. Или почти все.

Она уселась в кресло, в ожидании, пока ей принесут Антошку. Тот уже окончательно проснулся и громко ревел, размахивая в воздухе крохотными, плотно сжатыми кулачками. Кира, не обращая никакого внимания на плач малыша, сменила ему памперс, умело запеленала и подала Вале:

— На, держи.

Та привычно подхватила кулек, сунула младенцу грудь. Он сразу же смолк и принялся деловито сосать. Кира, устроившись в соседнем кресле, пристально наблюдала за процессом кормления.

Вскоре Антошка насытился и задремал. Валя продолжала держать его на руках, осторожно поглаживая по теплой головке, покрытой редким, светлым пушком.

— Как у вас все быстро, — с невольным уважением проговорила Кира. — Раз, два и готово. Наверное, очень много молока.

— Не жалуюсь, — сдержанно ответила Валя.

Кира встала.

— Дай, отнесу его в кроватку, пусть спит себе. — Она взяла ребенка и, бережно уложив на простынку, укрыла легким одеяльцем, пояснив при этом Вале: — Здесь тепло, но все-таки на всякий случай, чтоб не простыл.

Выражение ее лица понемногу утратило надменность и холодность, тон стал вполне миролюбивым. Кира задернула цветастый полог над кроваткой, вернулась к Вале и уселась на диван.

— Поговорим?

Валя неопределенно пожала плечами.

— Значит, ты не против. — Кира удовлетворенно кивнула и, по-хозяйски закинув ногу на ногу, прислонилась к мягкой спинке.

Валя глядела на нее с ожиданием, не слишком в упор, но и не отводя глаз.

— Ты ведь совсем молодая, — задумчиво произнесла Кира, поглаживая ладонью шелковистую обивку дивана. — Тебе сколько — восемнадцать, девятнадцать?

— Восемнадцать.

— Давно в Москве?

— Восемь месяцев.

Кира снова кивнула, слегка поколебалась, потом спросила:

— Скажи, а правда, что отец ребенка ни разу не навестил тебя в роддоме?

Валя опустила голову.

— Правда.

— Вот мерзавец, — спокойно и зло проговорила Кира.

— Он не мерзавец. Просто… были всякие обстоятельства. Ему ислам запрещает жениться на русской. — Валя защищала Тенгиза и сама понимала, как жалко и неубедительно звучат ее оправдания.

— Все равно, подлец, — возразила Кира. — Как можно было бросить тебя в таком положении? Ты ведь сама еще ребенок. — В ее голосе слышалось искреннее возмущение.

Неожиданно Валя осознала, что Кира больше не вызывает у нее настороженности и антипатии. Нет, она вовсе не мегера, а обыкновенная женщина, может быть немного прямолинейная и жестковатая, но явно неглупая и имеющая жизненный опыт. Вале захотелось спросить Киру, кто она такая.

— Вы — сестра Вадима Степановича, Антошкина тетя? — осторожно предположила она.

— Сестра? — Кира недоуменно подняла брови, — Нет, я не сестра. Я подруга Лики. Очень давняя и близкая подруга. — По ее некрасивому, птичьему лицу пробежала тень, уголки губ дернулись вниз. — Это кошмар, то, что с ней произошло. Ужас. Мы до сих пор в шоке. Не можем поверить. Я, Вадим… Он ведь любил Лику без памяти, на руках готов был носить. Им для полного счастья только ребенка и не хватало. Как они ждали этого ребенка, как ждали, и вот… — Кира, не договорив, шумно вдохнула воздух, отвернулась к стене.

Валя почувствовала, как ее сердце дрогнуло от жалости. Кому, как ни ей, только-только перенесшей горькую утрату, было не понять боль этих людей, не оценить глубину разверзшейся перед ними бездны. Маленький, долгожданный человечек появился на свет, казалось бы, он должен был принести с собой лишь безграничную радость, лишь всеобщее ликование, но вместо этого принес скорбь, слезы, отчаяние от невосполнимой потери.

Вале наконец стала понятна всеобщая отрешенность, поначалу выглядевшая в ее глазах, как странность.

— Я сожалею, — проговорила она.

— Спасибо. — Кира, не оглядываясь, быстрым жестом отерла глаза. — Ты хорошая девочка, видно, что хорошая. Немного простоватая, но это не твоя вина. Прости, что плачу при тебе, не могу удержаться. — Она судорожно, прерывисто вздохнула.

— Ничего, — утешительно произнесла Валя и осторожно погладила Киру по плечу.

Та наконец перестала прятать лицо, обернулась. Веки ее немного покраснели и припухли, но в целом она уже овладела собой и была спокойна.

— Спасибо, — повторила Кира еще раз. — Не думай, я прекрасно понимаю, как тебе самой тяжело. Потерять ребенка — не шутка. Ты здорово держишься, молодчина.

— Знаете, кто мне помог? — проговорила Валя тихо, едва слышно. — Антошка. Ваш малыш. Когда я стала его кормить, то ощутила, что… жизнь продолжается, что ли. Не знаю, как правильно передать… — Она замялась, глядя на Киру со смущенной улыбкой.

Та тоже улыбнулась, хотя на кончиках ресниц у нее дрожали слезы.

— Ты все верно сказала. Очень верно. Мы должны быть вместе, тогда нам будет легче. Не Вадиму, нет, только нам — тот слишком страдает. Во всем винит себя.

— Почему себя? — удивилась Валя.

— Не углядел за Ликой. Та, дурочка, вбила себе в голову купить для ребенка какую-то супермодную ванночку, то ли итальянскую, то ли португальскую. Вычитала о ней в каталоге детских товаров, обзвонила кучу магазинов. Оказалось, их завезли только в один район, к черту на рога, на Юго-Запад.

— Она… поехала за ванночкой? — догадалась Валя. — Одна?

— Нет, конечно, с шофером. Но ты же видишь, как отсюда далеко, мы ехали почти пятьдесят минут. Очевидно, дорогой ее растрясло, схватки начались прямо в магазине. Лику отвезли в ближайшую больницу, врачи ничего не смогли сделать. Ничего. Спасибо, хоть ребенка спасли — он мог задохнуться, у Лики открылось жуткое кровотечение.

— Сколько ей было лет?

— Двадцать восемь. Они с Вадиком одногодки. — Кира замолчала, прислушиваясь к возне в детской кроватке.

Антошка не спал, вертелся, норовя освободиться от пеленок, и слабо попискивал.

— Вот хитрец, — усмехнулась Кира, — притворился спящим, а у самого совсем другие планы. Как он похож на Лику — ты себе не представляешь! Те же глаза, та же форма носа, подбородка.

Валю, которой казалось, что ни носа, ни подбородка, как таковых, у младенца пока не существует, Кирины слова позабавили, однако она не подала виду, что относится к ним скептически. В конце концов, той видней — ведь Лика ее подруга.

— Что будем с ним делать? — спросила Кира по-свойски. — Оставим реветь в одиночестве или возьмем к себе?

— Возьмем, — весело проговорила Валя.

Кира с каждой минутой нравилась ей все больше. Нравилась ее манера говорить обо всем напрямик, ее чувство юмора, даже ее внешность, неброская, но интересная, выделяющаяся из толпы.

Они вытащили ребенка из кроватки, положили на диван и принялись наперебой трясти перед его носом погремушкой. Антошка следить за игрушкой пока не мог, но на шум реагировал: вертел головкой, издавал какие-то свои, утробные звуки. Кира и Валя, глядя на него, от души смеялись.

— Верно, он прелесть? — Кира осторожно чмокнула малыша в лобик.

— Конечно, — тут же согласилась Валя.

Принесли ужин: тушеную рыбу с картофельным пюре, сырники в сметане и чай с молоком. Кира осталась есть у Вали в комнате. Потом они сообща выкупали Антошку, накормили и уложили на ночь, а сами, погасив верхний свет, уселись на диване поболтать.