— Доброе утро, Мариша. У вас новенькая, гляжу. Как зовут?

— Колесникова, Валентина, — представилась Валя, стараясь говорить хоть и вежливо, но с достоинством, не заискивая.

— Уже работаешь? — сладко осведомилась менеджер.

— Пытаюсь.

— Умница, — похвалила Галина и, покосившись на сосредоточенную Марину, произнесла фальшиво ласково: — Что-то ты хмурая, Мариночка. Не приболела ли?

— Нет, Галина Вячеславовна, все в порядке.

— И голова не болит? — продолжала лить патоку Галина.

— Говорю же, нет.

— Ну-ну. — Менеджер понимающе покивала. — А то, помнишь, третьего дня, когда ты мужчине вместо семисот грамм «ливерной» двести завесила — тогда головка-то «бо-бо» была. Верно?

— Верно, — совсем тихо, себе под нос, буркнула продавщица.

— Вот я и подумала, может, сейчас тоже что-нибудь? А то, вижу, покупательница ушла из вашего отдела недовольная, просто жуть. Как бы жалобу не написала.

Марина уже и не пыталась отвечать, стояла, молча опустив глаза, и теребила подол своего фартука. Вале стало ее ужасно жалко. Точно ведь, стерва эта Галька! Всю душу из человека вынет!

Она уже открыла рот, чтобы сказать что-нибудь колкое, но вовремя опомнилась. Да что ж это с ней! Сегодня утром нагрубила тетке, сейчас собралась ссориться с начальством. Ее ведь даже еще на работу толком не приняли, в любую секунду могут выгнать вон.

Галина между тем, добившись того, чего хотела, а именно полной Марининой подавленности и страха, еще раз медово улыбнулась и отошла от прилавка.

— Слава тебе, Господи! — Марина незаметно перекрестилась. — Значит, она все видела и слышала. Как мы с тобой болтали и как баба та взъерепенилась.

— Да ладно тебе переживать, — попробовала успокоить новую подругу Валя, — увидишь, все обойдется.

— Твоими бы устами да мед пить, — грустно проговорила Марина и подошла к очередному покупателю: — Что желаете?

Вале стало скучно. Прошло уже полтора часа, как она торчит в отделе, а дела настоящего нет. И куда подевалась Зоя Васильевна? Можно уже обслуживать покупателей или надо дальше сидеть, как чурбан, и глазеть на эту пессимистку Маринку?

Не успела она это подумать, как позади раздался знакомый, спокойный голос:

— Вот и я. Заждалась, поди? Как успехи?

Зоя Васильевна стояла рядом с Валей и улыбалась, мягко, по-доброму, чем-то напоминая Нину. Валя тоже улыбнулась в ответ:

— Все хорошо. Могу я поработать самостоятельно?

— Теперь, думаю, можешь. Пройди вот сюда. — Зоя Васильевна вывела ее из угла и поставила между Мариной и другой девушкой, веселой, рыжеватой толстушкой. — Мариша, Вера, следите за новенькой. Пусть она будет у вас на подхвате.

— Проследим! — задорно пообещала толстушка и ехидно подмигнула Вале: — Чего зеваешь? Вон твой покупатель.

У прилавка действительно стоял пожилой мужчина приятной наружности, с седым ежиком волос и добродушным, загорелым лицом.

— Здравствуйте! — в тридцать два зуба улыбнулась ему Валя. — Чего желаете?

— Доброе утро, девушка, — приветливо проговорил загорелый, — мне, пожалуйста, полкило «Краковской», и порежьте, если вас не затруднит.

«Ого, какой!» — с восторгом подумала Валя и, перекинув косу за плечо, весело прощебетала:

— Что вы, конечно, не затруднит. Это же наша работа. Сейчас все сделаем, в лучшем виде.

За ее спиной насмешливо хмыкнула Вера. Валя обернулась, сердито сверкнув глазами.

— Ты что?

— Я ничего. — Та невозмутимо пожала плечами.

— А чего фыркаешь?

— Да это я чихнула. Насморк одолел.

Валя смерила ее уничтожающим взглядом и занялась «Краковской». Через пару минут она с сияющей улыбкой подала загорелому лоток.

— Вот, пожалуйста. Приятного вам аппетита.

— Большое спасибо, — поблагодарил мужчина и, положив колбасу в корзинку, двинулся к соседнему прилавку.

На его месте оказалась молодая, краснощекая женщина. У ее ног вертелся малыш лет четырех, из-за прилавка виднелась лишь его стриженая макушка.

— Девушка, мне «венских сосисок» триста грамм и окорок.

— Нарезать? — с готовностью поинтересовалась Валя.

— Нет, не надо. Миша, не трогай стекло руками, оно может разбиться! — женщина дернула ребенка за рукав.

Тот тут же отчаянно заревел. Краснощекая принялась его увещевать вполголоса:

— Ой, как стыдно! Что тетя о тебе подумает? Вот сейчас она как выгонит нас из магазина!

— Не выго-онит! — орал пацаненок. — Не вы-ыго-онит!!

— Не выгоню, не выгоню, — успокоила малыша Валя, — гляди, какие сосиски красивые, длинненькие. Сейчас я тебе их взвешу и положу в пакетик. А ты их сам понесешь. Хорошо?

Ребенок затих и посмотрел на Валю удивленными, полными слез глазами.

— Хорошо? — еще ласковей повторила та.

— Холосо. — Малыш звучно шмыгнул носом и протянул ручонку: — Давай капет.

— Не капет, а пакет, — засмеялась Валя, — а во-вторых, подожди чуть-чуть.

Она быстро взвесила сосиски и окорок и отдала один сверток матери, а другой ребенку.

— Спасибо, — искренне поблагодарила краснощекая. — Он такой капризуля, хоть вообще с ним в магазин не ходи.

Они ушли. Больше за прилавком никого не было.

— Тебе бы воспитателем работать в садике, — насмешливо проговорила Вера, — смотри, какой у тебя подход к этим соплякам.

— Было бы у тебя трое младших сестер, ты бы тоже имела подход, — сухо ответила Валя.

— А у тебя три сестры? — оживилась Вера.

— Да. Одной десять, а двум младшим по семь.

— Двойняшки? — догадалась Вера и прибавила уже другим, свойским тоном: — Я сама двойняшка. Только у меня брат. На четыре минуты младше.

Валя смотрела на девчонку без прежней настороженности. Честно говоря, она нравилась ей куда больше, чем затюканная, тихая Маринка. За словом в карман не полезет, зато с такими и весело.

— Здесь есть обеденный перерыв? — спросила Валя, чтобы поддержать завязавшийся разговор.

— Есть, но обедают все по очереди, чтобы не оставлять покупателей без обслуживания. А ты поболтать хотела? — проявила проницательность Вера.

— Хотела, — призналась Валя.

Она действительно страстно нуждалась в общении. Шутка ли сказать — со вчерашнего утра ей довелось произнести не более трех десятков слов. Это было невероятно мучительно для человека, который привык стрекотать без умолку и всегда находиться в гуще внимания.

Надежда на общение с теткой отпала у Вали еще вчера утром, и получалось, что магазин отныне являлся для нее тем единственным местом, где она могла наговориться всласть.

— Ладно, — успокаивающе проговорила Вера, глядя на огорченную физиономию новенькой, — не расстраивайся. Успеем потрепаться и во время работы. Тут главное держать ухо востро, чтобы никого из начальства рядом не было. А покупатели и подождать могут, не баре.

Такой подход к делу Валю весьма обрадовал. Она продолжала обслуживать очередь, но теперь ее внимание было равномерно поделено между людьми по ту сторону витрины и Верой, работающей рядом в поте лица. Девушки оживленно, хоть и вполголоса переговаривались.

Оказалось, что Вера — коренная москвичка, причем живет совсем поблизости от дома Евгении Гавриловны, что она в позапрошлом году закончила школу, поступала в торговый, но провалилась. Родители устроили ее в «Надежду», и с тех пор она тут.

— Уходить не собираюсь, — сообщила Вера Вале, — мне здесь нравится. Это пусть Маринка ищет, где покруче, она у нас все мечтает о тридевятом царстве, тридесятом государстве. А нам с Катюшей, — она кивнула на третью девушку, нарезавшую колбасу чуть поодаль, — нам у Муртаза в самый раз. И ты привыкнешь, я же вижу, ты крепенькая, не из нервных. — Вера дружески похлопала Валю по плечу.

Они еще поболтали о том о сем, обсудили личную жизнь, а вернее, отсутствие таковой, и, наконец, сговорились после работы посидеть в баре напротив универсама.

— Я угощаю, — великодушно пообещала Вера.

Валя с охотой кивнула.

Марина, отлично слышавшая всю беседу и явно обиженная на то, что ее по негласному соглашению исключили из компании, с ожесточением орудовала машинкой, время от времени бросая на сослуживиц уничтожающие взгляды.