Однако Антония втайне терзалась страхами. Отец ее сильно сдал. За два года, что она провела с ним, Данте заметно постарел, даже одряхлел. От докторов не было никакого проку. Правильный диагноз первым поставил Пьетро. В одном из писем он предположил, что дело не в преклонных годах и не в болезни, а в самом процессе творчества. Отец изливает жизненные силы на страницы своих произведений. Работа Данте – это его жизнь. Все как на скачках, объяснял Пьетро, вопрос лишь в том, чей конец ближе – поэта или поэмы.

Антония забеспокоилась еще больше, когда отец стал убеждать ее отдохнуть.

– Милая моя Беатриче, – говорил Данте, – ты за последние месяцы совсем замоталась. «Чистилище» близится к завершению, для ускорения процесса публикации ты больше ничего не можешь сделать. Поезжай, навести друзей. Можешь съездить к матери. Отдохни, я тебя прошу. Я просто настаиваю!

Нехотя девушка уступила. В двадцати милях от Вероны располагался замок Монтекки, где жила единственная подруга Антонии, Джаноцца.

Те, кто знал обеих девушек, находили их дружбу, мягко говоря, странной. Джаноццу многие считали прелестной капризницей, которая, дайте только срок, принесет мужу страданий не меньше, чем бывшему жениху. Антония, напротив, по мнению многих, была тверже гранита. Купцы ненавидели эту скромно одетую девушку со взглядом василиска. При дворе не знали, что и подумать о соединении двух противоположностей в нежнейшей дружбе.

Впрочем, достаточно было послушать разговоры Антонии и Джаноццы, чтобы все стало ясно. Оставшись вдвоем, девушки открывали друг в друге качества, иначе обреченные таиться под корой стереотипов. По натуре обе были отчаянно независимы и обожали стихи, правда, понимали и независимость, и поэзию по-разному.

Разумеется, всякий, кто находился в замке Монтекки, оказывался втянутым в приготовления к свадьбе. Аурелия собиралась замуж за местного рыцаря, снискавшего славу на турнирах. Так что нетерпение и волнение прямо-таки витали в воздухе. Время от времени Аурелия влетала в комнату Джаноццы, задыхаясь от страха, и Джаноцца утешала ее. Теперь, с приездом Антонии, у сестры Марьотто появилась еще одна наперсница.

Чтобы успокоить юную невесту, Антония и Джаноцца читали ей стихи. Вся предыдущая неделя прошла во вдохновенных чтениях и горячих обсуждениях прочитанного. В это утро девушки для разнообразия отправились на пешую прогулку. В качестве телохранителя они взяли Роландо, мощного пса, который вырос в окрестностях поместья. Джаноцца также прихватила маленькую сумочку, на вопросы о содержимом которой отвечала только: «У меня для тебя сюрприз».

Антония не спешила. Здесь, в долине, она почти забыла о существовании остального мира. На ум девушке приходили рассказы о рае и Авалоне. Щурясь на солнце, пробивавшемся сквозь густые кроны, Антония спросила:

– Когда ты согласилась выйти за Марьотто, ты знала, что будешь жить в таком чудесном месте?

– Нет, – со счастливой улыбкой вздохнула Джаноцца. – Конечно, он рассказывал о поместье, но я думала, что он преувеличивает, – каждый ведь хвалит свой родной дом. Когда я сюда приехала, то несколько недель вообще не выходила из замка – старалась расположить к себе синьора Монтекки. Ради Марьотто.

– Вижу, ты произвела впечатление на своего свекра, – заметила Антония, указывая на связку ключей, висевшую у Джаноццы на поясе.

Джаноцца произвела впечатление на свекра, но этим не ограничилась. Она продолжала завоевывать сердце синьора Монтекки, причем сам синьор Монтекки об этом не догадывался. Аурелия, поначалу неприязненно относившаяся к невестке, постепенно полюбила ее, хотя ее чувства больше напоминали щенячью восторженность. И все же простить Марьотто отец не спешил.

– Да, – отвечала Джаноцца. – Аурелия скоро уедет, и отец сделал меня хозяйкой дома. – Джаноцца поднялась, отряхивая с платья лепестки. – Пойдем. Я тебе кое-что покажу. – Она потянула Роландо за поводок и первая двинулась по тропинке.

Они прошли совсем немного, когда Роландо вдруг остановился. Джаноцца изо всех сил тащила его за поводок, но он и с места не сдвинулся. Роландо хотелось идти направо, а не вперед. Антония пыталась его обогнуть, но Роландо принялся лаять.

– Что это с ним? – недоумевала Джаноцца.

У Антонии появились кое-какие соображения. Она подняла с земли палку и бросила ее вперед, в густую траву. Затем бросила еще одну. Третья палка провалилась под землю.

– Да там ловушка для зверей, – воскликнула Антония. – Или что-то в этом роде.

Джаноцца наклонилась к Роландо и обеими руками стала трепать его уши.

– Славный мой песик!

Затем она пустила Роландо вперед, чтобы он указывал путь меж ям, скрытых предательским дерном.

Наконец девушки добрались до старого дуба, огромного, кривого, сучковатого. На коре красовался грубо вырезанный символ, в котором Антония не без труда узнала крест семейства Монтекки. Похоже, Джаноцца искала именно этот крест, потому что от дуба она прошла шагов сто на север, а затем двадцать – на запад.

– Куда мы идем? – спросила Антония.

– Тише. Я должна считать, а не то мы ничего не найдем. Двадцать три… Двадцать четыре…

Они прошли еще девяносто шагов и снова повернули на север. Густой травяной покров сменился каменистой почвой. Антония разглядела волчьи следы. Роландо обнюхал их, но ничуть не обеспокоился.

Девушки приблизились к огромному валуну, поросшему зеленым мхом и плоскому с одной стороны.

– Здесь, – удовлетворенно выдохнула Джаноцца.

Антония огляделась, но не увидела ничего примечательного.

– А что у нас здесь?

– Это секрет семейства Монтекки, – прошептала Джаноцца. – Обойди валун кругом.

Антония скривилась.

– Обойду, но если на меня что-нибудь выскочит, я тебя убью.

Неловко вскарабкавшись на груду валунов помельче, Антония заметила, что тропа уходит вбок. Девушка смахнула со лба несколько капель пота и обнадежила себя мыслью, что отдохнет в тени, когда окажется по другую сторону валуна.

Однако у валуна не обнаружилось другой стороны. Валун был расщеплен надвое. Расщелина, достаточно широкая, чтобы пропустить одновременно двоих плечистых мужчин, открывалась глазу лишь под тем углом зрения, с которого смотрела Антония. Дно расщелины скрывала густая тьма.

Так это пещера! Пещера, спрятанная в склоне холма. Услышав позади шаги Джаноццы, Антония спросила:

– Что это за место?

Джаноцца прямо светилась от восторга.

– Марьотто в своем последнем письме объяснил, как добраться до пещеры. Здесь в старину Монтекки прятали лошадей, спасаясь от разбойников.

«Она хочет сказать, – подумала Антония, едва сдерживая смех, – что в старину Монтекки прятали здесь краденых лошадей, потому что были самыми настоящими разбойниками. Может, и ловушку они устроили».

Впрочем, высказать свои мысли вслух дочери великого поэта не позволило воспитание. Антония принялась всматриваться в темноту.

– Джаноцца, а ты туда заходила? Пещера большая?

– Я прошла всего несколько шагов. У меня тогда не было ни свечей, ни огнива. – Джаноцца открыла сумочку, что принесла с собой, и извлекла свечу и кремень. – На сей раз я обо всем позаботилась заранее.

– А синьор Монтекки знает, что ты сюда ходила?

– Нет, Мари просил никому не рассказывать. Но мне не хочется лезть в пещеру одной.

Антония нетерпеливо потерла руки.

– Ну так зажигай свечку!

В расщелине стояло затишье, и зажечь свечу не составило труда. Не то что заставить Роландо войти в пещеру. Антония несла свечу, а Джаноцца тащила упиравшегося мастифа в сырую темень.

– Как ты думаешь, тут есть еще ловушки? – спросила Антония.

– Мари писал, что все старые ловушки убрали. Вряд ли мой муж отправил бы меня сюда, будь это опасно.

Свод пещеры был невысок, как раз для лошади без седока, зато сразу расширялся, так что три лошади могли пройти в ряд. Тропа вильнула, и проблески дневного света остались за поворотом.

Роландо молча страдал и обнюхивал темные углы. Постепенно пол делался ровнее. Потолок становился выше, пока не затерялся в темноте. Джаноцца восхищенно вздохнула. Пещера оказалась огромной, не меньше внутреннего двора в замке. На полу имелись кострища, вдоль стен импровизированные стойла для лошадей, тюфяки, два желоба для воды. Сверху свисали корни деревьев и трав. Впрочем, потолок был достаточно высокий – если бы даже девушки стали подпрыгивать, они не дотянулись бы до корней.