– Хотел бы я быть испанцем – в Испании сейчас спокойно, – произнес Кангранде. Он лукавил: ничто так не горячило кровь правителю Вероны, как хорошая битва. Он обратился к солдатам Пьетро, тем самым солдатам, которых дурачил в течение трех суток, имитируя испанский акцент и пьяную икоту. – Меня зовут Кангранде делла Скала. Вы защищаете мой город. Если я выживу, все вы получите женщин, награды и деньги. Пока же слушайтесь Алагьери, как слушались бы Господа нашего, и, ради Пресвятой Девы, наслаждайтесь битвой!
Послышались радостные крики. Кангранде наклонился к Пьетро, поманив Морсикато и мавра.
– Падуанцы привели больше людей, чем мы предполагали. Много больше. Мы победим, однако нам придется туго. Понимаете? Мы должны продержаться! Угуччоне уже на подходе, но ему надо прорваться через падуанцев, оставшихся по ту сторону ворот.
– Что мы должны делать? – спросил Пьетро.
– Оставаться на той улице. Скоро Марцилио вспомнит о Фермопилах – и попытается использовать эту улицу и прилегающие переулки, чтобы напасть на Баилардино и Антонио с флангов. Он их на рагу порубит, если мы не помешаем ему.
– Помешаем, можете не беспокоиться, – мрачно произнес Пьетро.
Кангранде кивнул.
– Кстати, Пьетро, рад тебя видеть.
– Я видел вас в течение трех суток, но был настолько слеп, что не узнал, – рассмеялся Пьетро. – Чем вы выкрасили лицо?
– Мускатным орехом. – Кангранде открыл в улыбке свои безупречные зубы. – Видишь ли, Пьетро, если мы выживем в сегодняшней бойне, моя сестра меня расчленит за то, что я позволил тебе рисковать ради собственного спасения. Причем не в первый раз.
– Я ей ничего не скажу, если вы не скажете.
– По рукам! – Кангранде взял краденый меч и бросил взгляд на сражающихся. – Я пришлю подкрепление, как только смогу. Но прежде мне надо убедиться, что сигнал подали. Этот болван Баилардино позволил отрезать свой отряд от колокольни.
– Ничего, мы подождем, – сказал Пьетро и, возвысив голос, добавил: – Мы удержим адские врата!
Солдаты снова разразились одобрительными воплями. Кангранде хлопнул доктора по плечу, поклонился мавру и побежал по залитой кровью улице. Схватив за гриву коня, лишившегося всадника, Кангранде вскочил в седло. Темнолицый, он казался выходцем с того света. Он отсалютовал мечом и направил коня к отряду Ногаролы, прорубая путь сквозь тройные ряды падуанцев.
Пьетро велел солдатам поторопиться и отыскать что-нибудь, чтобы забаррикадировать улицу. Сражение не закончилось, им еще много предстояло сделать.
В противоположном конце двора Марцилио приветствовал Асденте, только что проехавшего в ворота в окружении своих солдат.
– Что, черт вас подери, тут происходит? Откуда столько дыма? – прокричал Великий Беззубый, глядя на дымящиеся здания.
– Они устроили засаду! Бонифачо предал нас! – Каррара саданул себя кулаком в железной перчатке прямо в ладонь. – Так я и знал!
– Граф – предатель? – У Ванни в голове не укладывалось, что старый лис на такое способен.
– Я сам его видел, – заверил Марцилио. – Он был здесь; он даже спас жизнь Кангранде, если верить моему сержанту.
От этого последнего заявления Асденте отмахнулся.
– Что нам делать?
Марцилио осмотрелся. Стрелы больше не летели из окон и с крыш – когда огонь охватил дома, арбалетчикам пришлось предпринять попытки к бегству. Для некоторых они увенчались успехом; большинство же арбалетчиков были окружены и прижаты к пылающим стенам, и конец их был ужасен.
– Веди сюда людей – всех, сколько есть. Если удастся захватить палаццо Ногаролы, мы сможем пойти дальше и взять весь город.
– Как насчет пленных? – Асденте угробил собственную репутацию, когда в прошлый раз устроил резню без разрешения. Сегодня он хотел получить однозначные распоряжения.
Марцилио помедлил. Как бы поступил дядя? Взял бы пленных, потребовал бы за них выкуп, явил бы милосердие и щедрость – по примеру Кангранде трехлетней давности.
– Никаких пленных. Даешь резню! Пусть никому не будет пощады.
Асденте расплылся в раздвоенной улыбке.
– Как прикажете, синьор! – И, обращаясь к своему отряду, закричал: – Даешь резню! Даешь резню!
«Нас предали», – в сотый раз подумал Марцилио.
Он знал лишь одно: граф Сан-Бонифачо не должен выжить в этой битве.
Кангранде орудовал мечом, стараясь пробиться к церкви сквозь ряды солдат. Лицо его застыло в страшном оскале, мысли были мрачны. Если Угуччоне не получит сигнал в самое ближайшее время, Виченца падет.
В ушах его, как это часто бывало, прозвучал голос сестры. Катерина бранила его.
«Ты, Франческо, всегда опаздываешь. Ты никогда не продумываешь план до конца. Ты тешишь свое тщеславие, рисуешься, но забываешь о самом важном!»
«Допустим, милая сестрица, – отвечал Кангранде на воображаемые обвинения. – Но если ты считаешь меня слишком медлительным, почему тогда сама не позаботишься об этом „самом важном“?»
От мысленного диалога Кангранде отвлек колокольный звон. Он вскинул голову. Колокола на секунду оглушили его. Он округлил глаза, затем рассмеялся – он знал, знал, кто звонит, кто подает сигнал Угуччоне.
Кангранде поворотил коня и поскакал на подмогу братьям да Ногарола. Главное было сделано; теперь ему оставалось только сражаться.
– Должно быть, уже пора, – проговорил Бенвенито. – Наверняка пора! Они там не меньше получаса!
– Да нет, минут пятнадцать, – отозвался Марьотто, глядя на восходящее солнце.
– Меня уже тошнит от ожидания, – заявил Бонавентура, не отличавшийся терпеливостью.
– Он должен дать сигнал, – вполголоса проговорил Угуччоне. – Он сказал, что даст сигнал.
В ответ раздался колокольный звон. Угуччоне нахлобучил шлем и закричал:
– Вперед! Смерть ублюдкам!
Бонавентура умчался, не дожидаясь приказа. Мари пришпорил коня; то же самое сделали и Антонио, и Луиджи, следовавший за братом. Нико издал боевой клич. Они скакали к Виченце, собираясь атаковать армию падуанцев с незащищенного тыла.
Граф их заметил. Еще несколько секунд назад он нетерпеливо ждал, и конь его, как будто чувствуя настроение хозяина, переминался с ноги на ногу. Молодой солдат, посланный графом, вернулся с сообщением, что отряд Каррары вошел во внутренние ворота. Теперь граф и юноша по имени Бенедик вместе стояли на стене Сан-Пьетро и наблюдали, как на помощь виченцианцам спешит армия Вероны.
– Боже, – пробормотал рыжеволосый Бенедик. – Что нам делать?
– Мы можем либо предупредить да Каррару, либо спасать свои шкуры, – почти нежно проговорил граф. – Выбирай, сынок, но уж если выберешь, не меняй решения.
Бенедик бросил взгляд вниз, на падуанцев, которые еще не вошли в город.
– Я должен сражаться.
– Мечтаешь о победе?
Юноша, стройный, высокий, посмотрел графу в глаза.
– У меня нет ни титула, ни земли, ни протекции. Я хочу сделать себе имя, а для этого должен сражаться и чтобы все видели, как я сражаюсь.
– Я восхищен вашей честностью, синьор Бенедик. Однако позвольте заметить, что нас вот-вот разгромят. Идите, сражайтесь, так чтобы вас видели командиры, затем скройтесь в городе. Через неделю вернитесь в Падую с парой эффектных ран. Вы станете героем.
Бенедик с отвращением посмотрел на графа и ринулся в самую гущу сражения.
– Бедняга, – пробормотал граф. Несмотря на опасность, графа разобрал смех. Все шло по плану. Значит, шпионы Скалигера хорошо сделали свое дело, и Пес устроил падуанцам ловушку. Винчигуерра откровенно радовался. Если Кангранде сегодня уцелеет, это будет самая горькая из его побед.
Катерина отпустила веревку, привязанную к языку колокола, и отступила на шаг, кивком велев слугам последовать ее примеру.
– Достаточно.
Она была в мужских бриджах для верховой езды, камиче и дублете, длинные волосы спрятала под беретто. Мужское платье не казалось Катерине непривычным – в юности она часто так одевалась. Сегодня мужская одежда помогла ей затеряться в толпе и незамеченной пробраться к колокольне. В такой день женщина легко могла стать заложницей – в лучшем случае.
