Патино. Хоть имя известно. Пожалуй, оно не настоящее, но пользы от него не меньше. По крайней мере, теперь можно проклинать не абстрактное Пугало, а конкретного человека. Патино. Грегорио Патино. Человек, который убил молоденькую няньку Ческо в Вероне, а возможно, и прорицательницу. Человек, который, не сумев похитить Ческо два года назад, бросил его леопарду. Грегорио Патино. Так зовут ненависть.

У Пьетро из головы не шли давешние слова мавра. Новое влияние – опасность для Пьетро и для ребенка. Вдруг это и есть Патино? Если удача улыбнется похитителю, что тогда? Он отдаст ребенка графу? Продаст в рабство? Возможности множились в дурной бесконечности.

Выбравшись из города, Пьетро спешился. Он опустился на колени рядом с Меркурио и сунул псу под нос рубашку Ческо. Пес тотчас задрал морду, затем припал к земле. Пьетро вскочил на коня и последовал за псом, который пустился бежать в южном направлении. Точнее, в юго-западном. Странно, думал Пьетро – он ожидал, что Меркурио направится в сторону Падуи. Если он поедет на юго-запад, то через несколько часов окажется в Вероне. Возможно ли такое? Неужели Патино везет детей в Верону? Или он просто решил избежать столкновения с солдатами? Пожалуй, в этом есть смысл. Так куда же он направился?

Пьетро надеялся, что едет быстрее, чем бывший банкир, обремененный двумя детьми и Фацио. Но вдруг Патино решит, что не мешало бы прибавить скорости?

– Вперед, Меркурио! Лети! Где там твои хваленые крылатые лапы?

Звуки сражения ни с чем не спутаешь, даже издали. День был тихий, и лязг оружия отчетливо доносился до усадьбы Монтекки, что располагалась в восьми милях к юго-западу от Виченцы. Обитатели усадьбы знали о битве и предусмотрительно вооружились, однако волновались от этого не меньше. Синьор Монтекки, в полном боевом снаряжении, ходил из угла в угол – его снедал страх за сына; Аурелия без конца заплетала и вновь расплетала черные волосы своей невестки. В усадьбе ждали вестей с места сражения.

Поскольку Марьотто вернулся, Антония Алагьери решила уехать домой – девушке казалось, что теперь, когда влюбленные наконец соединились и активно перешли к таинствам брака, ее присутствие в усадьбе Монтекки нежелательно. Однако теплые слова от синьора Гаргано и Аурелии, а также мольбы Джаноццы убедили Антонию остаться. Раз Марьотто, не успев приехать, ушел на войну, девушкам необходимо было присутствие доброй подруги, способной облегчить муки неизвестности. Они находились в самой высокой из башен замка; Антония наблюдала, как троих Монтекки лихорадит от ожидания атаки находящихся в засаде. Антонию тоже лихорадило: из головы не шел Фердинандо, ее… ее друг.

Девушки не знали, чем бы еще себя занять. Они уже с восторгом рассмотрели всю одежду и подарки, что Марьотто привез из Франции (багаж доставили утром). Они пролистали все богато иллюстрированные книги, купленные Марьотто во время службы при папском дворе. Они обсудили мебель, и вино, и многочисленные прелестные безделушки. Теперь они вплетали в волосы Джаноццы жемчуг и украшали ее головку драгоценными гребнями – такая прическа была задумана для Аурелии в день свадьбы, и девушки тренировались на Джаноцце.

– Кажется, гарью пахнет, – произнес Гаргано. Девушки, обладавшие более тонким обонянием, почувствовали резкий запах много раньше Гаргано. – Смотрите, над горизонтом дым.

– Они наверняка в безопасности, – заверила Антония. – Падуанцы смешают ряды и обратятся в бегство, и все будет хорошо.

– Надо было мне с ними пойти, – покачал головой Гаргано.

– Синьор Фаджоула сказал, что вы нужны здесь, – напомнила Антония – Гаргано должен был возглавить преследование бегущих падуанцев, когда битва закончится. И все же Гаргано места себе не находил. Ему не исполнилось еще и сорока; как и всякий опытный и нестарый воин, он хотел с мечом в руках защищать Скалигера.

Послышался стук копыт. Все четверо бросились к окну, чтобы посмотреть, кто подъехал к воротам. Однако обзор из башни открывался никудышный, да и всадника тотчас окружили люди – невозможно было разглядеть его. Кто-то крикнул, и все солдаты Гаргано подхватили крик.

– Какого дьявола! – воскликнул Монтекки, метнувшись к своему плащу.

Аурелия подбежала к отцу, чтобы помочь ему надеть плащ. Точно такой же плащ – темно-голубой, вязаный и потому никогда не развевавшийся на ветру – Джаноцца не далее как утром расправила на плечах своего супруга. Гаргано надел шлем. Шлем был новый – Марьотто привез его отцу из Франции. Надо лбом скалил зубы грифон – точь-в-точь как на шлеме Марьотто, подаренном ему Папой.

– Я пришлю гонца, – крикнул Гаргано уже с лестницы.

Аурелия взглянула на подруг.

– А мы пойдем?

– Не знаю, – произнесла Джаноцца.

– Конечно пойдем, – заявила Антония.

Она погасила свечи, Аурелия взяла плащи, а Джаноцца открыла дверь – лишь для того, чтобы увидеть своего свекра, бегущего назад в комнату. Только теперь плащ его был в крови и пропах дымом.

Внезапно Джаноцца оказалась в кольце объятий, причем далеко не отеческих.

– Франческа!

– Паоло! – Супруги заворковали. Марьотто не сразу вспомнил о сестре.

– Аурелия, Бенвенито внизу, собирает еще людей. Он целехонек, ни единой царапины.

Аурелия обняла брата и побежала к жениху. Джаноцца задала вопрос, вертевшийся на языке у Антонии:

– А кузен сира Бонавентуры жив?

– Фердинандо? – уточнил Марьотто. Он не понял, почему Джаноцца справляется о Фердинандо. Однако заверил: – Да, жив и здоров. Таких несносных типов ни меч, ни копье не берет.

Антония не вздохнула, не улыбнулась. Она ограничилась кивком и вопросом:

– Почему такая суматоха?

– Я должен ехать, – начал Марьотто. – Дело в том, что бас… что незаконный сын Кангранде похищен, а вместе с ним и сын Баилардино. Пьетро уже пустился в погоню.

– Какой Пьетро? – опешила Антония.

– Ваш брат! Клянусь Пресвятой Девой, я сам не знал. Я понятия не имел, что Пьетро в этих краях, мало сказать – в Виченце! Я вообще думал, он у Скалигера в опале. Получается, вы…

– Секунду, – резко перебила Антония, взмахнув рукою перед самым носом Марьотто. – Давайте с самого начала.

Марьотто рассказал о сражении и об ужасных последствиях – похищении детей и предательстве.

– Пьетро первым бросился в погоню. А мы должны прочесать окрестности и найти похитителя.

– Так чего же вы ждете?! – воскликнула Антония и ткнула Марьотто в грудь. – Может быть, Пьетро именно сейчас нужна ваша помощь!

– Пьетро вполне может за себя постоять, – заверил Марьотто. – Сегодня он сдерживал натиск падуанцев на узкой улочке дольше, чем мы предполагали. – Марьотто взглянул на жену. – Я должен тебе что-то сказать. Антонио сегодня утром мне угрожал, еще перед сражением. Он жаждет дуэли. Сегодня же или сразу, как только мы выполним приказ Капитана.

– Но ты ведь не будешь с ним драться? – выдохнула Джаноцца. – Закон запрещает дуэли.

Марьотто погладил ее по щеке.

– Не важно, что запрещает закон и что разрешает. Я не могу не принять вызов. Иначе репутация моя будет навек загублена. Я понимаю, все это скверно. Знаешь, когда сегодня мы с Антонио бились бок о бок, я почти забыл о нашей ссоре. Мне казалось, вернулись старые времена. – Марьотто провел рукой по тщательно уложенным волосам жены. – Франческа, мне пора. – Он поцеловал Джаноццу, коротко поклонился Антонии, надел шлем и побежал вниз по лестнице.

Джаноцца незамедлительно упала. Антония бросилась к ней, думая: «Бедняжка, похоже, умеет заплакать по собственному желанию». Джаноцца действительно не преминула зарыдать; слезы лились на лиф прелестного нового платья, что Марьотто привез из Франции; в ответ на уговоры Антонии помолиться ротик растягивался в бессмысленно-капризную гримаску. И все же молитву начали. Девушки молились Пресвятой Деве, святому Пьетро, святому Джузеппе и святому Зено. Под окном послышался стук копыт – это из замка выезжал Гаргано с отрядом. Джаноцца метнулась было к окну, но Антония ее удержала, снова увлекла на холодный каменный пол и заставила закончить молитву.