Когда его отцу было девять лет, он увидел девочку, равных которой не встречал ни до, ни после. Донна Беатриче Портинари вошла в жизнь будущего поэта. Данте посвятил ей всего себя, и его обожанию суждено было намного пережить прекрасную донну. И хотя Данте впоследствии все-таки женился, и душой его, и мыслями владела Божественная Прелесть, воплощенная в земной женщине.

«Ох, отец, теперь я вас понимаю».

Услышав шум в смежной комнате, донна Катерина прервала свое занятие, положила платок обратно в ведерко, скользнула мимо Пьетро и исчезла в дверном проеме. Юноша поспешно натянул покрывало повыше. Пот по спине тек ручьями, кушетка уже напоминала болото. Пьетро опять попытался пошевелиться и перенести тяжесть тела на левую сторону. Он закрыл глаза, а когда снова их открыл, комната тонула во мраке. Перед взором его проносились странные видения. В детстве Пьетро случилось серьезно заболеть, он знал, что такое бред. Эти видения походили на бред, но бред не изнурительный, а несущий отдохновение.

Морсикато упоминал об этом, извлекая стрелу, чтобы отвлечь внимание своего пациента. «В комнате должно быть очень тепло. Так мы сымитируем жар и, возможно, обманем организм и избегнем настоящего жара. С божьей помощью тело исторгнет дурные соки, и утраченное равновесие восстановится».

– Синьор Алагьери?

Пьетро не слышал, как она вернулась.

– Да, домина? – Сердце билось где-то в горле, по ногам побежали жестокие мурашки.

– Я думала, вы еще не спите. – Донна Катерина снова села на табурет; звякнула, упав в колени, связка ключей. – Вы знаете, где находитесь?

– Да, домина. – В горле было сухо, Пьетро еле ворочал языком. Он снова закрыл глаза.

– Очень хорошо. Синьор Монтекки пошел прогуляться с синьором Капеселатро, чтобы не дать тому заснуть. Синьор Морсикато уехал к другим пациентам, а вас оставил мне в помощь – надо же выполнять поручение брата. – В голосе донны Катерины юноше снова послышалось презрение. Донна Катерина продолжила обтирания, убаюкивающие движения ее руки прекращались, лишь когда она освежала платок в ведерке. – Синьор, вы не против поговорить?

– Нисколько, домина. – Пьетро хотел было сесть, но ласковая рука подавила его попытку.

– Вам нужно отдыхать. Мне вообще-то не следовало с вами разговаривать. Но, по-моему, за беседой время проходит быстрее. Вы не находите?

– Да, госпожа.

– Вы недавно приехали из Парижа, не так ли? Не возражаете, если мы будем говорить по-французски? Мне бы нужно практиковаться чаще, да не с кем.

– Как вам будет угодно, – отвечал Пьетро уже по-французски. Он пока не понял, говорить или слушать желала донна Катерина; в любом случае он рад был оказать ей услугу. Он снова зашевелился, стараясь перебраться на относительно сухое место и при этом не сдвинуть покрывало. Пьетро нашел более удобную позу – оперся на локти – и теперь мог видеть ее глаза и не ерзать.

– Вас беспокоит рана? – спросила Катерина, слегка наклонившись к нему.

Ее запах – лаванда, как показалось юноше – ударил в голову, обострил ощущения, словно волшебный бальзам.

– Non madame. – Это была правда. О ране Пьетро совсем забыл. Всю жизнь ему суждено, почувствовав запах лаванды, вспоминать о Катерине, о том, как она наклонилась к нему, как в вырезе платья показались ключицы. Юноша поспешил сменить тему. – Госпожа, кто еще в доме?

Она выпрямилась и слегка повела головой, словно из-за плеча могла что-то увидеть в темноте.

– Только мой деверь. Стрела застряла у него в плече, однако он, в отличие от вас, пытался вытащить ее самостоятельно. Ему почему-то казалось, что я буду на него сердиться. Ума не приложу только за что. Представляете? Взрослый человек, рыцарь, а боится меня. – Видимо, французский язык больше импонировал язвительно-игривому настроению донны Катерины.

– Это действительно весьма странно, госпожа.

– Мягко говоря. Мне пришлось отправить нескольких своих пажей, чтобы они доставили Антонио домой. Морсикато, как только обработал вашу рану, занялся синьором Ногаролой. У доктора есть опасения относительно его плеча, но очевидно одно: до небольшого семейного скандала Антонио продержится. А вы страшитесь моего гнева, синьор Алагьери?

– Я страшусь не угодить вам, госпожа.

Донна Катерина скорее выдохнула смешок, нежели задействовала свой глубокий голос.

– Понимаю. Дипломатия нынче не в чести, синьор. Советую вам освоить это искусство – не сомневаюсь, ему суждено возрождение.

– Oui, madame Nogarola.

– Пьетро, – произнесла донна Катерина уже на родном языке. – Мне рассказали, что ты, безо всякой на то причины, рисковал жизнью, спасая моего брата. А также что ты в одиночку бросился на укрепления падуанцев и таким образом завоевал победу нашему городу. На людях обращайся ко мне «донна» или «домина»; наедине называй меня по имени, Катериной.

Пьетро смотрел в глаза женщины, которая была вдвое старше его, понимая, что никогда не сможет назвать ее своей. Но разве это имело значение?

– Хорошо, донна.

Беседа велась урывками, поскольку донна да Ногарола то и дело выходила проведать деверя или велеть слугам принести чистые полотенца и свежую воду. Однако она каждый раз возвращалась к постели Пьетро и задавала вопросы. Юноша старался делать упор на мужество брата донны, но донну куда более интересовал сам Пьетро. Катерина расспрашивала его о детстве во Флоренции, об изгнании отца, о младшей сестре, невероятно способной и честолюбивой девушке, о смерти двоих младших братьев в отрочестве и, наконец, о смерти старшего брата, Джованни, – событии, возвысившем Пьетро до звания наследника. Юноша рассказывал о том, как два года назад один поехал в Париж, чтобы присоединиться к отцу, которого не видел десять лет. Он поведал донне о возвращении в Италию вслед за императором Генрихом и о длительной остановке в Лукке.

Когда Пьетро дошел до прибытия в Верону, произошедшего не далее как прошлой ночью, глаза донны Катерины сузились.

– Значит, ты впервые увидел моего брата всего лишь сутки назад?

– Да, вчера, – поправил Пьетро, хотя разницы не было никакой.

– Вот как! И ты без колебаний бросился его спасать?

Пьетро покачал головой.

– Он не нуждался в спасении, донна. Пожалуй, мы только путались у него под ногами.

Катерина жестом отмела всяческие возражения.

– Чепуха. Он был бы мертв, а Виченца была бы в руках падуанцев, если бы не ты и твои друзья. Ты, видно, преуспел в военной науке.

– Я особенно хорош в качестве подушечки для булавок, – съязвил Пьетро.

– Вдобавок ты самокритичен, – одобрительно произнесла Катерина. – Тебя и твоих друзей Франческо сам Господь послал. Как бы мой брат вытащил голову из петли, которую сам для себя сплел, если бы не такие преданные и бесстрашные рыцари?

Пьетро заметил, что ни он, ни Марьотто, ни Антонио не были возведены в рыцарское достоинство, на что донна Катерина отвечала:

– Пока не были. Брат легко это исправит.

– Конечно, исправлю, – послышался глубокий голос из дверного проема. – Причем с удовольствием.

Пьетро уселся как мог прямо, но донна Катерина даже не повернула головы.

– Не очень-то ты спешил.

– Я задержался, донна, чтобы нарвать для тебя цветов, но в твоем доме так холодно, что все они завяли. – С этими словами Скалигер приблизился. Ногой он пододвинул скамью к кушетке и уселся по другую сторону от Пьетро, напротив сестры. – Как себя чувствует мой ангел-хранитель?

– Благодарю вас, мой господин, хорошо.

– Он будет жить, – добавила донна Катерина. – Без сомнения, однажды он вновь последует за тобой, так что ты во второй раз сможешь попытаться излечить его от этой пагубной привязанности.

– Сделаю все, что в моих силах. Пьетро, конечно же, снова бросится стреле наперерез, и тогда мне уж не будет пощады от тебя, донна. – Поза Кангранде выдавала его напряжение, в битве незаметное. – Как приятно видеть с твоей стороны материнскую заботу. Ты, наверно, хочешь исправить ошибку прошлого?