Лотар вздохнул. Перспектива увидеть, как Камазох пожирает его сердце, не радовала, но гораздо печальнее было знать, что умрут все эти ребята, что он доберется до обессиленного Сухмета, раненого Рубоса… Да, надо было биться.

Он вытащил Акиф и размял кисти круговыми движениями. Выровнял дыхание, успокоил ум, убрал напряжение из плеч и груди и сконцентрировал силу в ногах и бедрах. Все, теперь он был машиной для боя, и даже если ему суждено сейчас погибнуть, он умрет, почти не почувствовав боли и не испытав всей меры страдания, которую испытал бы простой человек. Потому что – Лотар знал это гораздо вернее, чем кто бы то ни был другой, – он не был просто человеком. Но пусть Камазох пока думает иначе.

Камазох пошел на Лотара легко, словно не сам переставлял ноги, а его несла над брусчаткой какая-то таинственная невидимая сила. Легкости его поступи мог бы позавидовать даже июльский ветерок. Лотар с трудом и, к сожалению, с заметным раздражением подавил желание протереть себе глаза. Комбинезон Камазоха никоим образом не позволял замаскировать положение его ног, скорее наоборот, черная кожа четко, как в театре силуэтов, позволяла видеть малейшее напряжение его тела, но искусство Магистра цахоров было так велико, что все равно возникало впечатление, что его намерений не видишь, положение его тела являлось загадкой, а состояние было неизвестно даже такому бойцу, как Желтоголовый.

«Да, как это ни прискорбно, – решил Лотар, – похоже, Магистр с Востока нам не по зубам. И не будет по зубам еще очень долго, если это вообще возможно».

Он встретил первые удары Камазоха Гвинедом, почти не напрягая руки. Но потом, когда пришли на помощь остальные орденцы, сильные удары с двух сторон посыпались один за другим. Через минуту Лотар вдруг поймал себя на желании вывалиться из боя и дать передохнуть рукам, натруженным, словно он весь день молотил цепом неподатливую солому или помогал кузнецу.

А потом пошла настоящая сеча. Движения ускорились, мечи уже не вспыхивали на солнце при каждом взмахе, а горели, словно негасимые факелы. Они проигрывали цахору, Лотар чувствовал это всем своим существом, даже отключив, насколько было возможно, колокольчики.

Камазох успевал справиться со всеми орденцами, Стаком и Лотаром. Он не просто отбивал их удары – он еще и экспериментировал, проверяя самые сложные, невероятно быстрые комбинации, от одного представления о которых у Лотара еще вчера голова пошла бы кругом. Наконец дыхание демона немного участилось, и он заговорил:

– Я так и думал: вы не выдерживаете. Вы и не должны были выдержать. Желтоголовый, странно, как ты еще не погиб.

«Я уже слышал эту фразу», – сказал себе Лотар, но вслух ничего не произнес, чтобы не сбиться с темпа. Главное сейчас – удержаться, оттянуть время… Каждый, кто потеряет темп, будет убит. Даже он – драконий оборотень.

Внезапно Желтоголовый понял, что имел в виду Сухмет, когда порой весьма скептически отзывался о его боевом искусстве. Да, в движениях Камазоха чувствовалась недюжинная работа десятков предыдущих поколений бойцов, оттачивание техники с равными партнерами, исключительная психологическая установка на победу. А что было у него? Он учился сам, иногда проверяя свое мастерство на весьма посредственных противниках с Запада, которые только и умели, что работать силой удара, а не умом. Он слишком давно перестал удивляться своим победам, а это развращает, словно обжорство.

«Вот, сейчас, – сказал он себе, – сейчас начнутся сбои». Он продержался еще полминуты, еще минуту… Кто-то из ребят еще пробовал атаковать, и дважды мечи орденцев рассекали воздух в удивительной близости от тела Камазоха. Но ни разу не коснулись его. Он по-прежнему был безупречен.

Выбрав момент, Лотар осмотрел своих ребят. По лицу Опристака уже текла кровь – он пропустил касательный удар в голову. Скрепол прихрамывал – он неудачно вынес вперед ногу и поплатился рассеченной коленкой. Мало прятала левую руку за спину и работала только правой.

Вдруг Камазох рассмеялся, сделал странный выпад, и его меч прошел насквозь через тело Скрепола. Демон шагнул назад, и Скрепол, словно пойманный на крючок, тоже подался вслед за ним. Тогда с громовым хохотом Магистр цахоров завел тело уже умирающего юноши за спину, напрягся и швырнул то, что осталось от Скрепола, через себя, стряхивая его, как некоторые бойцы стряхивают кровь с клинка в лицо противнику, оказывая психологическое давление.

Скрепол, нелепо растопырив руки, пролетел футов десять, потом безвольной куклой покатился по мостовой. Когда Камазох сбрасывал тело с клинка, он сделал неуловимое движение, и меч цахора рассек живот юноши, превратив его в настоящую воронку изрезанной плоти. Лотару приходилось видеть меньше разрушений даже при прямом попадании в человека из большой катапульты.

– Нравится? – спросил Камазох и приостановился, пока орденцы долгие мгновения смотрели на тело Скрепола. – Так будет с каждым твоим учеником, Желтоголовый. Ты воочию увидишь, как рушится дело твоей жизни. Потом я расправлюсь со стариками и лишь после этого убью тебя.

Неожиданно голос подал Жилос:

– Ты будешь всех резать одним приемом или разными?

– Даже в одном приеме есть масса вариантов, юноша. И в каждом из вариантов существует множество оттенков боли… Когда мой меч войдет в тебя, ты убедишься в моей правоте.

Внезапно Лотар понял, что задумал Жилос. Он громко и отчетливо произнес:

– Нет, Жилос. Я приказываю!

Жилос бросил быстрый взгляд на Лотара – словно ударил леворучным мечом вслед главному – и попробовал сделать то, что не удалось Скреполу. Выпад снизу, переходящий в блок на среднем уровне, попытка задеть руку Камазоха снизу… И все повторилось, как в дурном сне.

Меч Камазоха, блестя кровавыми разводами на черной поверхности, показался между лопатками юноши. Со своим странным, ужасающим смехом Камазох потянул Жилоса на себя, завел за спину, взмахнул, напрягаясь так, что у него мгновенно набухли жилы на руке…

Лотар разгадал план Жилоса и теперь следил за каждым движением, стараясь не пропустить ничего. Он видел, как напрягся демон, как расставил ноги, отведя назад для равновесия левую руку… Успел разглядеть даже неживой блеск черной кожи на гребешке капюшона.

Жилос безвольной куклой поднялся в воздух, чтобы слететь с меча Камазоха, как пулярка с шампура искусного повара… И вдруг… Собрав последние силы, переборов чудовищный болевой шок, он выпустил свой меч из левой руки и, пока Магистр цахоров мотал его, набирая динамику для броска, мертвой хваткой вцепился в руку демона, не позволяя ему быстро освободить меч и своим телом не давая цахору защищаться.

Практически он зажал меч противника в себе, как в тяжелом, неуклюжем мешке, преодолевая боль и подступающую смертную муку.

Лотар шагнул вперед, отводя назад Гвинед для удара…

Камазох действовал стремительно. Он выхватил свой вакизаши, который прятался у него на поясе сзади, и взмахнул им, чтобы отрубить руку так некстати повисшего на его мече противника. Но Жилос продумал и это. Легко, словно у него в груди не торчал по самую рукоять меч противника, он сблокировал этот удар правой, и вот уже обе руки цахора оказались зажатыми мертвой хваткой погибающего юноши.

«Он держится, он еще держится», – думал Лотар о Жилосе, нагоняя Камазоха, который инстинктивно отпрянул назад и попытался увернуться от Лотара. Желтоголовый послал вперед Гвинед с силой последнего и единственного удара.

Камазох все еще пытался увернуться…

Гвинед вошел в его шею на добрых два дюйма, и темная кровь цахора фонтаном ударила в лицо Лотару, заставив его дрогнуть от чудовищного запаха демона.

Камазох выронил меч с Жилосом, одним резким борцовским движением выкрутил свою руку из хватки юноши, сумел освободить и левую руку, но…

Меч Стака со свистом впился в его бедро, рассекая ту субстанцию, которая заменяла цахорам плоть, вместе с костью, так что нога повисла на полоске черной кожи комбинезона.