Снова оказавшись в Шеффилде, он вышагивал по залу, не сводя глаз с тонкой вертикальной линии лифта, не обращая внимания на других и заставляя некоторых отскакивать, уступая ему дорогу. Один раз он даже остановился и оглядел толпу: в поле зрения попадало полтысячи людей, каждый из которых жил своей жизнью. Когда все стало таким? Ведь это был форпост науки, где горстка исследователей рассеивалась по всей планете, где было столько же территории, сколько на Земле, — целые Евразия, Африка, Америка, Австралия, Антарктика, все они. И вся эта земля по-прежнему была на своем месте, но какой процент теперь занимали шатры, какая ее часть стала обитаемой? Намного меньше одного процента. И тем не менее в УДМ говорили что? Здесь уже миллион человек, и еще больше сейчас в пути. И нет никакой полиции, но есть преступления. Миллион человек и никакого закона — никакого, кроме корпоративного права. Вот в чем суть. Минимизировать расходы, максимизировать доходы. И плавно работать на шарикоподшипниках.

На следующей неделе несколько шатров южного склона объявили забастовку. Чалмерс услышал об этом по дороге в офис, когда Слусинский буквально прервал его путь своим звонком. Бастовали в основном американцы, отчего его подчиненные пришли в панику.

— Они заблокировали станции и не выпускают людей из поездов, поэтому их можно взять под контроль, только если штурмовать аварийные шлюзы…

— Заткнись!

Фрэнк, не обращая внимания на возражения Слусинского, пошел вниз по южной железной дороге к бастующим шатрам. Более того, приказал нескольким своим подчиненным присоединиться к нему.

На станции находилась служба безопасности из Шеффилда, но он, посовещавшись с шеффилдским руководством, приказал им садиться на поезд и уезжать, и они так и сделали. Перед переходным шлюзом он назвал свое имя и попросил разрешения войти. Его впустили.

Когда он вышел на главную площадку другого шатра, его окружило множество злобных лиц.

— Выключите телевизоры, — предложил он. — Давайте поговорим конфиденциально.

Они выключили. Здесь все было так же, как в Эль-Пасо, — акценты разные, но жалобы общие. Его предыдущий визит позволил ему предвидеть то, что они будут говорить, и говорить это раньше них самих. Он хмуро наблюдал, как на их лицах отражалось удивление от этой его способности. Они были молоды.

Слушайте, положение сложилось неприятное, — сказал он после того, как они проговорили целый час. — Но если вы надолго продлите забастовку, то сделаете только хуже. Они пришлют охрану, и жизнь здесь будет похожа не на жизнь с бандами и полицией, а на жизнь в тюрьме. Вы уже обозначили свою позицию, так что теперь должны понять, когда прекратить забастовку и начать переговоры. Создайте комитет, который будет представлять ваши интересы, составьте список жалоб и требований. Задокументируйте все правонарушения, просто запишите их и добейтесь, чтобы жертвы подписали показания. Все это я использую как надо. Это прибавит работы УДМ и здесь, и на Земле, потому что они нарушают договор. — Он выдержал паузу, чтобы снова взять себя в руки, расслабить челюсти. — А тем временем возвращайтесь к работе! Так вам легче будет коротать время, чем если будете сидеть, запершись здесь, и так вы окажетесь в лучшем положении при переговорах. А если откажетесь, они могут просто заморить вас голодом и заставить выйти. Так что сделайте это по своей воле и покажите себя разумными переговорщиками.

И забастовка кончилась. А когда Фрэнк вышел со станции, его даже удостоили жидкими аплодисментами.

В слепой ярости он сел на поезд, не обращая внимания ни на вопросы своих сотрудников, ни на их глупые взгляды, и набросился на начальника службы безопасности, который оказался надменным идиотом.

— Если бы твои продажные ублюдки были понадежнее, этого бы не произошло! А так ты только покрываешь рэкет! Почему на людей нападают в их шатрах? Почему они платят за свою охрану, что делаешь ты, когда все это происходит?

— Это не в нашей юрисдикции, — ответил мужчина с побледневшими губами.

— Да ладно тебе, а что в вашей юрисдикции? Твой карман — единственная твоя юрисдикция!..

Он не умолкал до тех пор, пока они не встали и не вышли из машины. Они злились на него так же, как он на них, но были слишком дисциплинированы или напуганы, чтобы отвечать на его выпады.

В шеффилдском офисе он шагал из комнаты в комнату, кричал на подчиненных и делал звонки. Саксу, Владу, Джанет. Он рассказывал им, что происходит, и все они предлагали одно и то же решение, которое, он был вынужден признать, имело смысл. Ему нужно было подняться на лифте и поговорить с Филлис.

— Посмотрим, сумеете ли вы заказать места, — сказал он своим сотрудникам.

Вагон лифта походил на старый амстердамский домик, узкий и высокий, с освещенным помещением наверху — в данном случае это был зал с прозрачными стенами и увенчанный куполом, напомнившим Фрэнку пузырь на «Аресе». На второй день путешествия он присоединился к остальным пассажирам (их было всего двадцать, что считалось небольшим количеством в этом направлении пути), и они поднялись по маленькому внутреннему лифту вагона на тридцать этажей в прозрачный пентхаус, чтобы увидеть, как они пролетают мимо Фобоса. Помещение это со всех сторон выступало за пределы самого лифта, благодаря чему оттуда открывался вид на то, что находилось внизу. Фрэнк внимательно разглядывал изогнутую линию марсианского горизонта, которая теперь была намного белее и толще, чем когда он видел ее в последний раз. Атмосферное давление уже выросло до 150 миллибар, что было довольно впечатляющим показателем даже при том, что сама атмосфера состояла из ядовитого газа.

Пока они стояли и ждали появления луны, Фрэнк разглядывал находящуюся внизу планету. Тонкая стрелка провода указывала прямо на нее, и казалось, будто они поднимались на высокой и узкой ракете, странной и протянувшейся на несколько километров. Так им казалось на протяжении всего путешествия на проводе. А под ними простиралась круглая оранжевая поверхность Марса, будто такая же пустая, как когда они приближались к ней впервые, уже давным-давно, будто она ничуть не изменилась, несмотря на все их вмешательство. Нужно было лишь взглянуть на него с достаточного расстояния.

Затем один из пилотов указал на Фобос, тусклый белый объект на западе. Через десять минут он был уже совсем рядом, пролетая мимо на поразительной скорости, — огромная серая картофелина, проносящаяся так быстро, что за ней невозможно проследить взглядом. Вжух! И нет его. Наблюдающие в пентхаусе ухнули, вскрикнули и тут же приступили к обсуждениям. Фрэнк лишь мельком уловил Стикни, сверкнувший, будто алмаз в скале. А посередине, как обручальное кольцо, тянулась дорога, и было видно несколько серебристых выступов — это было все, что он мог припомнить в этом размытом образе. По словам пилота, он пролетел от них в пятидесяти километрах. На скорости семь тысяч километров в час. Это не так уж много — бывали метеоры, врезающиеся в планету на пятидесяти тысячах.

Фрэнк вернулся на этаж столовой, стараясь сохранить в памяти мимолетный образ. Фобос… Люди, сидевшие рядом с ним за столом, говорили о том, как бы сместить его на общую орбиту с Деймосом. Сейчас он оказался не к месту, как новые Азорские острова[80], просто неудобством для провода. А Филлис, рассуждая в масштабе всей Солнечной системы, все твердила, что такая же участь постигнет и Марс, если не построить лифт, по которому можно будет подняться по его гравитационному колодцу. Тогда их будут обходить стороной горняки, отправляющиеся на богатые металлами астероиды, не имеющие гравитационных колодцев, которые стоит учитывать. А еще были луны Юпитера, Сатурна, других планет…

Но пока такая опасность им не грозила.

На пятый день они подошли к астероиду Кларка, называемому теперь попросту Кларком, и сбавили скорость. Каждый сантиметр астероида (углеродосодержащей глыбы в два километра поперек, которой теперь придали кубическую форму) со стороны, обращенной к Марсу, был разделен на ступени и покрыт бетоном, сталью или стеклом. Провод тянулся прямо к его середине, и на обеих сторонах в местах соединений имелись отверстия, в которых провод входил в луну. Они были крупными ровно настолько, чтобы туда могли проходить лифтовые вагоны.