Джон покинул толпу и направился на восток в сторону Чернобыля. Выключил связь. Розовое небо было более насыщенным, чем он помнил, а прямо над головой и вовсе имело пурпурный оттенок. В Андерхилле все сходили с ума. Многие из здешних никогда не видели солнечного света на Марсе, и теперь им казалось, будто при Великой буре проходила вся их жизнь. Но теперь буря закончилась, и они бродили по округе, упиваясь этим светом, скользя по розовому льду, играя в снежки из желтого снега, взбираясь на обледеневшие ступени пирамид. Увидев это, Джон сам решил взобраться на пирамиду, чтобы осмотреть холмы и низины в окрестностях Андерхилла. Они были покрыты льдом и занесены наносами, но в остальном ничем не изменились. Он включил общую частоту, но тут же выключил: люди, оставшиеся внутри, вопили, желая получить прогулочники, но те, кто оставались снаружи, не обращали на их просьбы внимания. Он тряхнул головой: пронзительные крики вызвали в памяти тело, лежавшее на его кровати, и радоваться больше не хотелось.

Наконец он вернулся внутрь и отдал свой прогулочник паре женщин его габаритов, которые тут же принялись спорить, кто из них наденет его первой. Джон вернулся в центр коммуникаций и позвонил Саксу в Эхо-Оверлук. Когда тот ответил, он поздравил его с окончанием бури.

Сакс небрежно отмахнулся, будто это уже несколько лет как произошло.

— Они высадились на Амор 2051В, — сказал он.

Так назывался ледяной астероид, избранный для входа в орбиту Марса. Теперь на него устанавливали ракеты, которые должны были вынести его на курс, близкий к траектории «Ареса». Без теплового щита он должен был сгореть при аэродинамическом торможении. Все складывалось удачно, и проект предполагалось завершить через шесть месяцев. Вот это уже были важные новости, намекнул Сакс, как обычно сощурившись. Великая буря уже была в прошлом.

Джон не мог не рассмеяться. Но затем вспомнил о Яшине Муе и рассказал об этом Саксу — чтобы испортить праздник и ему. Сакс лишь поморгал.

— Это становится серьезным, — наконец заключил он. Джон, испытывая отвращение, попрощался и оборвал связь.

Переполняемый яростно борющимися между собой хорошими и плохими чувствами, он побрел обратно через своды. Вернулся в свою комнату, принял омегендорф и один из новых пандорфов, которые дал ему Спенсер, затем вышел из центрального атриума и стал ходить среди растений — тощих порождений бури, тянущихся к лампам, висящим над головой. Небо все еще было прозрачным, темно-розовым, но очень ярким. Многие из тех, кто сначала выбрался наружу, теперь вернулись и вышли в атриум, где веселились посреди высаженных рядов. Он наткнулся на пару друзей, нескольких знакомых, но в основном здесь были незнакомцы. Затем вернулся под своды и стал проходить мимо комнат, полных незнакомых людей, которые иногда приветствовали его возгласами. Если они слишком настойчиво призывали его произнести речь, он взбирался на стул и что-то им тараторил, ощущая прилив эндорфинов, которые в этот день вели себя совершенно непредсказуемо, учитывая его мысли об убитом мужчине. Иногда в нем поднималась такая страсть, что он не знал, что скажет дальше, пока эти слова не срывались с его губ. «В день, когда закончилась буря, мы видели в доску пьяного Джона Буна», — скажут потом они. Он же думал: «Ладно, пусть говорят, что им вздумается». Когда дело касалось легенд, то, что он делал на самом деле, все равно не имело значения.

В одной из комнат расположилась компания египтян, не похожих на суфистов традиционных мусульман. Они быстро щебетали и распивали кофе чашками, одурманенные кофеином и солнечным светом, сияя белоснежными улыбками из-под усов. В этот раз они были чрезвычайно радушны и искренне рады его видеть. Также почувствовав расположенность к ним, окрыленный событиями дня Джон произнес:

— Итак, мы часть нового мира. Если вы не действуете, опираясь на реальность Марса, значит, вы своего рода шизофреники, которые телом находятся на одной планете, а духом — на другой. Ни одно общество, разделенное таким образом, не способно долго продержаться.

— Ладно, ладно, — сказал один из египтян с улыбкой. — Вы должны понимать, что мы и раньше были кочевниками. Такой уж мы народ. Но, кем бы мы ни были, Мекка остается родным домом для нашего духа. Даже если мы улетим на край вселенной, это не изменится.

Ответить на это было нечего. Более того, такая честность казалась даже более прозрачной, чем небо, которое он видел этой ночью, и он смог, кивнув, лишь сказать:

— Да, я понимаю.

Да, их позиция была честной, особенно если сравнить ее со всем этим западным лицемерием, когда люди говорят о выгоде, молятся за завтраком, не могут объяснить, во что они верят, считают свои ценности физическими постоянными и, как Фрэнк, говорят: «Так уж устроен наш мир».

И Джон остался, чтобы еще немного побеседовать с египтянами, а когда покинул их, чувствовал себя гораздо лучше. Он побрел обратно в свой отсек, слыша доносящиеся из каждой комнаты бойкие голоса, крики, радостные возгласы ученых («это такие галофиты, что не любят рассол только потому, что в нем слишком много воды»), разливы смеха.

У него мелькнула мысль… Спенсер Джексон жил в соседнем с Джоном отсеке и сейчас как раз был там. Джон ворвался к нему и поделился идеей.

— Мы должны собрать всех и устроить большое празднование окончания бури. Марсианские группы всех мастей, ну или все, кто сможет приехать. Все, кто этого захочет.

— Где?

— На горе Олимп, — не колеблясь, ответил он. — Может быть, получится затащить туда Сакса, когда прилетит его ледяной астероид, и посмотрим оттуда.

— Отличная мысль! — согласился Спенсер.

Гора Олимп — это щитовой вулкан, то есть его конус в основном пологий, а огромная высота достигается благодаря еще более огромной ширине. Он на двадцать пять километров превышает окружающую его равнину, но в ширину тянется на восемьсот километров, то есть средний уклон составляет всего шесть градусов. По периметру его основной части имеется круглый уступ примерно в семь километров высотой, и этот выдающийся склон, который вдвое выше, чем Эхо-Оверлук, на многих участках почти вертикален. Некоторые из этих мест уже привлекли нескольких альпинистов, но никому пока не удалось покорить Олимп. Для большинства же жителей планеты он оставался огромным препятствием на пути к кратеру вулкана. Те, кто путешествовал по земле, поднимались по широкому уклону со стороны севера, где один из последних потоков лавы перекинулся через обрыв. Ареологи рассказывали истории о том, как это предположительно должно выглядеть: река плавленого камня в сто километров шириной, слишком яркая, чтобы на нее смотреть, падала с высоты семи тысяч километров на черную низину, уже покрытую застывшей лавой и поднимающуюся все выше и выше. Разливаясь, лава оставила на склоне не более чем мелкую неровность в том месте, где уступ был чуть выше. Подниматься здесь легко, а после, проехав километров двести в гору, окажешься у края кальдеры.

Верхняя часть кратера Олимпа была такой широкой и пологой, что, хоть с нее и открывался превосходный вид на многоступенчатую кальдеру, с противоположной стороны ничего нельзя было увидеть. Выглядывая наружу, видеть можно было лишь внешний край кратера и небо. Но на южной стороне края находился небольшой метеоритный кратер, не имевший названия, но обозначавшийся на карте как THA-Zp. Внутренняя его часть защищена от слабого струйного течения газов, присутствовавшего на Олимпе, и если встать на южной стороне его свежего, заостренного края, можно было, наконец, увидеть склон вулкана и огромную равнину западной Фарсиды. Смотреть на планету с той позиции все равно что с платформы в верхней части атмосферы.

Астероид летел на рандеву с Марсом почти девять месяцев, и у новости о праздновании, затеянном Джоном, было время, чтобы хорошенько разойтись по планете. И люди приехали караванами по два, пять, десять марсоходов, поднявшись по северному скату, а затем, обогнув край, выбравшись на внешнюю сгорю ну южного склона Zp. Там установили множество больших дугообразных шатров с прозрачными стенами и полами в двух метрах над землей, жестко закрепленными на таких же прозрачных колоннах. Это были временные сооружения новейшего типа, и их дуги внутренней стороной оказались направлены в гору, поэтому, когда все было установлено, получился ряд полумесяцев, сложенных, будто лестницы, словно оранжереи на террасированном склоне, с которых открывался вид на обширный участок погруженной в бронзовые цвета планеты. На протяжении целой недели каждый день прибывали караваны, над длинными склонами поднимались дирижабли, которые затем вставали на якоря внутри Zp, отчего тот стал походить на связку воздушных шариков.