Вечером они снова двинулись в путь, нагруженные припасами, что им дали местные. А на следующий день на рассвете они сели на брошенную полосу кратера Карр. Еще до восьми утра Надя, Сакс, Энн, Саймон, Саша и Илья, все в прогулочниках, поднимались к краю кратера.

Купола больше не было. Внутри произошел пожар. Все здания были целы, лишь обгорели, и большинство окон разбиты либо расплавлены. Пластиковые стены погнулись и покоробились, бетон почернел. Повсюду следы сажи, а на земле валялись целые ее груды, небольшими черными кучками. Некоторые из них походили на тени Хиросимы. Да, это были тела. Очертания человеческих тел, пытавшихся ухватиться ногтями за тротуары.

— Воздух в городе был перенасыщен кислородом, — отважился предположить Сакс.

В такой атмосфере человеческая кожа, плоть становилась легковоспламеняющейся. Так же когда-то случилось с астронавтами «Аполлона», застрявшими в пробной капсуле, атмосфера которой состояла из чистого кислорода; когда начался пожар, они сгорели, как парафин.

Так и здесь. Все, кто оказался на улицах, вспыхнули, точно факелы, и теперь это было видно по положению груд сажи.

Шестеро старых друзей ступили в тень восточного края кратера. Под куполом темно-розового неба они сначала остановились у первой группы почерневших тел, а затем быстро двинулись дальше. Они открывали двери в здания, где это было возможно, и стучали во все те, что были заперты, и с помощью стетоскопического устройства Сакса прослушивали стены. Но не слышали ничего, кроме биения собственных сердец, громких и быстрых, доносящихся из глубины их медных тел.

Надя шла, спотыкаясь, и дышала неровно, прерывисто. Она заставляла себя смотреть на тела, мимо которых проходила, пытаясь оценить рост погибших по куче угольков. Как в Хиросиме или Помпеях. Только теперь люди были выше. Но все равно их плоть сгорела до костей, и даже от тех остались лишь тонкие черные палочки.

Подойдя к останкам, размер которых как раз походил на человеческий, она замерла и уставилась на них. Спустя некоторое время она все же приблизилась и нашла правую руку, смахнула с нее золу в области запястья, нашла бирку с цифровым кодом. Достала ее, почистила. Просканировала лазером, точно кассир в магазине, оценивающий товар. «Эмили Харгроув».

Двинулась дальше, проделала то же самое с еще одной похожей на человека кучей. «Табо Моети». Это было лучше, чем проверять зубы по записям зубной формулы. Этого она бы уже не вынесла.

К очередным останкам возле городского управления она подходила уже беспечно и ничего не чувствуя, совсем одна, выставив вперед правую руку так, чтобы быстрее просканировать. Она очистила бирку и поднесла лазер. «Аркадий Николаевич Богданов».

Следующие одиннадцать дней они летели на запад, в дневные часы скрываясь под специальными щитами или отдыхая в убежищах с людьми, которые встречались им по пути. Ночами они следовали по ретрансляторам или по указаниям групп, у которых гостили. И хотя эти группы часто знали о существовании или местоположении других, они явно не были частью единых сил сопротивления и никак не были скоординированы. Одни надеялись добраться до южной полярной шапки, как заключенные из Королёва, другие и не слышали об этом убежище; одни были последователями Богданова, другие — революционерами, следовавшими за разными лидерами; одни составляли религиозные коммуны, утопические экспериментальные общества или националистические группировки, пытающиеся связаться со своими правительствами на Земле, другие — просто сборищем выживших, не имеющих никакой программы, осиротевших из-за всего этого насилия. Шестеро путников даже останавливались в самом Королёве, только не пытались проникнуть внутрь, когда увидели голые замороженные тела охранников возле шлюзов, некоторые были поставлены на ноги, будто статуи.

После Королёва им ничего не попадалось на пути. Радио и телевидение не работали вместе со спутниками, по железным дорогам никто не ездил, Земля находилась по другую сторону от Солнца. Местность выглядела такой же пустынной, как перед их прибытием, не считая продолжающих расширяться участков льда. И они летели вперед, будто были единственными людьми на планете, последними выжившими.

В ухе у Нади раздался странный шум — несомненно, это связано с вентиляторами самолета. Она проверила их, но не обнаружила ничего необычного. Друзья оставили ей всю рутинную работу, позволили ей гулять одной перед взлетами и после посадок. Они тоже были потрясены тем, что увидели в Карре и в Королёве, и не могли найти в себе достаточно сил, чтобы пытаться подбадривать ее, и она принимала это с облегчением. Энн и Саймон все еще беспокоились из-за Питера. Илья и Сакс беспокоились из-за запасов еды, которые таяли на глазах, — хранилища их самолетов уже почти опустели.

Но Аркадий был мертв, и ничто иное не имело значения. Революция казалась Наде тщетной, глупой, рассеянным приступом ярости, словно кто-то решительно отрезал кому-то нос, чтобы выместить свою злость. Весь мир был разрушен! Она попросила друзей отправить сообщение о смерти Аркадия по одному из главных каналов. Саша согласилась и помогла ей убедить других.

— Это поможет быстро со всем покончить, — сказала Саша.

Сакс потряс головой.

— У мятежей нет лидеров, — возразил он. — К тому же едва ли хоть кто-то услышит наше сообщение.

Но пару дней спустя стало ясно, что кое-кто его все же услышал. Они получили ответ от Алекса Жалина.

— Слушай, Сакс, это не американская революция и не французская, не русская, не английская. Это революция всех и вся! Она охватила весь мир, территорию, равную территории всей Земли, и лишь пара тысяч человек пытаются ее остановить, причем большинство из них все еще в космосе, откуда у них открывается хороший вид, но они в то же время очень уязвимы. Так что даже если им удастся подавить силы в Сиртисе, то есть другие — в Геллеспонте. Представьте, как если бы воздушно-космические силы пытались остановить революцию в Камбодже, но она все равно поднималась бы на Аляске, в Японии, Испании, на Мадагаскаре. Как с этим справиться? Никак. Жаль только, Аркадий Николаевич этого не увидит, он бы…

Связь внезапно оборвалась. Возможно, это был плохой знак, а возможно, и нет. Но даже Алекс не мог скрыть уныния в голосе, когда говорил об Аркадии. Это было невозможно: Аркадий был гораздо бoльшим, чем просто политический лидер, — для каждого он был братом, природной силой, голосом сознания. Внутренним чувством долга и справедливости. Лучшим другом.

Надя, подавив свою скорбь, помогала прокладывать курс по ночам, а днем спала столько, сколько могла. Она потеряла вес. Волосы стали белоснежными, седеющие и черные волоски остались только на расческе. Ей было трудно говорить. Словно ее горло и все внутренности стали каменными. Она и сама была камнем и не могла даже плакать. Вместо этого занималась своими обычными делами. Ни у кого из тех, кто им встречался, не оставалось лишней еды, и их запасы тоже иссякали. Они установили строгие ограничения в еде, уменьшив порции вдвое.

И на тридцать второй день путешествия из Лассвица, пролетев десять тысяч километров, они прибыли в Каир, что на южной окраине Лабиринта Ночи, и оказались с южной стороны южной части упавшего провода.

Каир был де-факто под контролем УДМ ООН, так как никто не объявлял здесь о захвате власти, и, подобно другим крупным шатровым городам, оказался беспомощен перед орбитальными лазерами полицейских кораблей, переместившихся на орбиту в прошлом месяце. В начале войны большинство жителей города были арабами и швейцарцами, и теперь казалось, только эти два народа до сих пор старались не прибегать к насилию.

Сейчас, однако, шестеро путников оказались не единственными беженцами, прибывшими сюда. Многие приехали с Фарейды, из опустошенного Шеффилда и остальных городов на горе Павлина, другие добрались из долин Маринер через Лабиринт Ночи. Население города выросло вчетверо, и люди теперь спали на улицах и в парках, а корпус жизнеобеспечения был предельно нагружен, запасы еды и воздуха иссякали.