Дурное влияние, Волк его кусал–кусал, вот он и натренировался.

— Волосы выпадают — это ведь только первый признак, — разглагольствовал Дрюпин. — Потом ногти выпадут. Потом зубы. А после зубов уже и слепнуть начнешь. Ноги откажут, недержание, опять же…

Мы все становимся похожи друг на друга, разговариваем одинаково, двигаемся, лысеем вот. То есть это я лысею, теряю зубы и, кажется, уже и ногти, во всяком случае, на левой руке ногти у меня начали белеть и действительно расслаиваться. А утром мне опять хотелось плакать.

Дрюпин понял, что перегнул, и попытался меня утешить.

— Ничего, Сиренька, — сказал он. — Не расстраивайся, выберемся отсюда, выберемся. Знаешь, мы пока еще на старой базе были, я кое что подготовил, времени даром не терял. Так, на всякий случай. Конечно, я никому этого не показывал, потому что это очень серьезные вещи. Например, подшипники с нулевым сопротивлением и практически вечные! Способ передачи энергии на расстояние… Короче, очень полезные изобретения. Если мы вырвемся отсюда, мы можем уйти на запад. Для начала организуем фирму и начнем все это потихоньку внедрять. Мне будут нужны верные люди, и сильные, ты же понимаешь? Для того, чтобы развивать все это, для того, чтобы расти…

— В Ван Холлы метишь? — усмехнулась я.

— Да ну, нет, конечно. Я хочу по–хорошему, то есть по–честному, по–правильному.

— Ага.

— Конечно. Конечно, Сирень. Я тут такую вещь придумал, она мир изменит, вот увидишь. Ван Холл жалкий сопляк, изобрел какую то муру и разбогател на полмира. А у нас будет все по–другому, вот увидишь. У нас будет совсем все по–другому, я буду справедливым. Мы вообще установим все по справедливости, всем по способностям. Знаешь, я все уже придумал, я построю пирамиду!

Я вздохнула. Живот болел, так что смеяться я не могла. Еще один строитель пирамид. Фараон Дрюпин Первый. Или лучше сказать Великий. Хочет быть императором и всем во–лодети. Знакомая песня.

— Пирамида — самая устойчивая форма, ее нельзя опрокинуть. Это будет как бы корпорация и одновременно государство…

— Дрюпин, а ты по случаю Ван Холлу не сыночек? У вас с ним идеи одинаковые, он, кажется, ведь тоже изобретатель. По–моему, первым его изобретением была лазерная кофеварка, а потом он уже до танков докатился.

— Первым внедренным изобретением Ван Холла был навигатор, — сообщил Дрюпин. — Но не простой, а тот, что мог работать без спутника. Отличная вещь, она сейчас во всю технику встраивается. Но я не изобретал навигатор, я изобрел нечто иное. Мое изобретение сделает людей счастливыми. Потом я расскажу тебе, в чем смысл. Это ведь не просто изобретение, это целый новый мир. Может быть, все эти испытания созданы для того, чтобы я остался жив и придумал, как спасти мир, как открыть ему новые пути…

Дрюпин рассуждал о своей участи и о своем предназначении, а я думала, что это, наверное, заразное. Стоит одному заболеть манией спасения человечества, как и другие ее подхватывают. Безымянный, помню, тоже чем то подобным страдал.

— …Устремимся ввысь. Ты представляешь, как изменит мир антигравитация?

И Дрюпин в очередной раз не удержал аккумулятор и покатился по лестнице, и, к моему удовольствию, аккумулятор ушиб Дрюпина по ноге, и никакая антигравитация ему не помогла.

Дрюпин ойкнул и стал растирать ушибленное место, морщась и скрипя зубами. Настоящий властелин мира.

— Словесное недержание — это серьезно, — сказала я. — За недержание можно сильно–пресильно пострадать. Ты это учти.

Дрюпин учел, и до склада мы шагали в молчании.

Склад начинался необычно. Лестница ушла в сторону, раздвоилась, мы свернули направо и оказались на первом уровне. Освещение здесь уже не работало, и Дрюпин запустил фонарь.

Нет, Дрюпин, конечно, талант, продолжаю им восхищаться. Вот и сейчас — светодиоды вспыхнули, под потолком зала задрожало серебристое марево, Дрюпин привернул ручку на аппарате, облако стало светиться сильнее и вдруг вспыхнуло, как небольшое солнце. Ну, если не как солнце, то достаточно ярко, во всяком случае, оно осветило все так, что мы увидели противоположный конец зала, далеко–далеко.

— Нормально… — выдохнул Дрюпин. — Тут, однако…

Тут, однако, было почти все. Машины. Машины мы видели и раньше, и Дрюпин успел уже даже несколько штук разобрать. А вообще их было много. То есть очень много, наверное, сотни, от пола до потолка. И все на самом деле редкие и дорогие, только свалены вот черт–те как. Лично меня склад наводит на определенные мысли. То есть он эти мысли подтверждает. Подземная база — это свалка. Нет, наверное, задумывалась она на самом деле как склад, но превратилась в свалку, все попадало, перемешалось, получился полный бардак.

А если это и задумывалось как свалка, то тоже ничего хорошего — получается, что мы на свалку выкинуты, мы все, я, Клык, Клава, Дрюпин. В это, кстати, несложно поверить — в каждом из нас присутствует недостаток, за который нас можно выбросить. Клык калека, я разваливаюсь, Дрюпин властелин мира и, оказывается, тырил научные изобретения в собственных корыстных целях… Клава, она, наверное, Ван Холлу на подагру наступила и теперь сослана навечно и во глубину сибирских руд.

Только зачем ссылать, вот чего не могу понять? Гораздо проще ведь было нас просто прибить. Клавдии цикуту в таблетках, Дрюпина током убить, да мало ли прекрасных возможностей? Значит, у них есть планы. Может, и нет планов, может, на всякий случай оставили, так, а вдруг пригодимся.

— Комплекс, похоже, огромный, — Дрюпин повел подбородком. — Я, конечно, не могу наверняка утверждать, но мне кажется, мы исследовали лишь одну десятую.

— Света мало, — сказала я. — Над светом можешь поработать?

Дрюпин кивнул.

— Со светом проблем никаких, надо только пару дней… Не в этом дело.

— В чем же?

— Тут мы ничего не найдем, — сказал Дрюпин. — Я имею в виду, что выход не найдем. Здесь просто склад, только барахло. А сам комплекс гораздо больше…

— С чего ты взял? — спросила я.

Дрюпин указал пальцем.

Решетка на полу возле стены. На вентиляцию не похожа — на полу скорее слив. Поверх решетки наварены штыри — для того, видимо, чтобы ни у кого не возникло идеи в этот слив слазить.

— В полу сток, — сказал Дрюпин. — В прошлый раз, пока ты искала оружие, я промерял его длину.

— И?

— Я выпустил почти сто метров, но до конца так и не добрался. Комплекс просто огромный и старый…

— С чего ты взял, что он старый?

— Вспомни выключатели в боксах, вспомни трубы, вспомни микроволновку в столовой. Всем этим вещам лет сорок, если не больше. Комплекс старый и уже нестабильный. Я думаю, он построен в естественном разломе горных пород, возможно, в одном из отрогов Урала, и построен давно. Вполне может быть, это и не комплекс, а подземный город — раньше любили такое строить — на случай атомной войны.

Дрюпин ухмыльнулся.

— А подземные города предусматривают возможность эвакуации, — сказал он.

Что ж, логично.

Логично, вместо того чтобы бродить по этому складу бесценного барахла, попробовать проникнуть в другую часть комплекса.

— Отпилить сможешь? — спросила я. — Решетку? Прямо сейчас?

Дрюпин присел перед решеткой и стал щупать металл, сами штыри, места сварки, еще что то, пощелкивал по железу ногтем и своими верными плоскогубцами, думал.

— Не получится отпилить, — заключил Дрюпин через минуту. — Надо попробовать оторвать.

— Чем?

Дрюпин кивнул на машины. Неплохая идея, я как то об этом не подумала. Рядом с нами стоял тяжелый армейский транспортер, адаптированный для гражданской езды, снабженный кожаным салоном, обивкой, серебрением и всеми прочими атрибутами сложившейся жизни, Дрюпин полез в багажник, долго там возился и в конце концов достал ящик с лебедкой.

— Попробуем оторвать, — повторил он и стал устанавливать лебедку.

Тоже долго провозился, я сердилась, пока он эту лебедку устанавливает, мне лезть перехочется. А потом еще аккумулятор искал не севший. Но, конечно же, справился. Зажужжала лебедка, натянулся и зазвенел трос, затем раздался звук открываемой бутылки с газировкой, и решетка оторвалась. Она ударила в лобовое стекло старинной лакированной машины, пробила ее насквозь и у грохота л а в глубь зала, и по грохоту я в очередной раз убедилась, что зал велик.